– Все наши идальго, и я в том числе, идут в терцию как простолюдины, потому что на коня и доспехи денег нет. А теперь и здешние благородные будут не важнее, чем нищий идальго. Понимаешь, о чём я? Эта штука всех уровняет.
Он продолжал трясти кирасой. Солдат грубо вырвал её из рук Скарафаджо и сунул её Рудермаеру:
– Заделаешь дыру, и чтоб красиво было.
Тот молча кивнул, забирая кирасу. А солдат вырвал из рук аптекаря кожаный мешочек с порохом и пошёл хромая к коню.
Роха, запрыгал на своей деревяшке за ним:
– Ну, что будешь делать, решай, дело верное. Ты не прогадаешь. Мы эти мушкеты будем продавать сотнями.
Волков молчал, Ёган помог ему сесть на коня.
– Ну, что ты молчишь? – Не отставал Скарафаджо.
Солдат нащупал в мешочке с порохом пулю, достал её, она была из свинца и величиной с большую вишню. Он подбросил её на руке и произнёс:
– Приходите к обеду в трактир, я подумаю.
И поехал в город.
– Что он ответил?– Спросил Пилески, подходя к Рохе.
– Сказал, чтобы пришли в трактир к обеду,– со вздохом отвечал тот.
– Думаешь, он возьмётся?
– Молись, коли знаешь молитвы, чтобы взялся.
– Да мы уже, почитай год молимся,– сказал подошедший Рудермаер.– Да только все смеялись над нами.
– Вот и ещё помолись,– зло сказал Роха.– Он не смеялся. Он думает.
Он всегда думал, чёртов умник.
Глава 3
Во дворец архиепископа ехать было рано, но он всё равно поехал.
Оставил коня в конюшне, поднялся в залу приёмов. Думал, дождётся там назначенного времени, а там уже было много народа. И все важные господа. Не ленились, приходили рано, ждали. А вот ему ждать не пришлось. Монах у пюпитра сразу его заметил, и побежал докладывать канцлеру.
Брат Родерик не поленился, вышел из-за стола навстречу солдату.
– Рад видеть вас, сын мой, – тихо заговорил он улыбаясь,– и рад сообщить, что вопрос ваш решён положительно. Как только я рассказал Его Высокопреосвященству о ваших подвигах, он незамедлительно распорядился об акколаде.
– Об акколаде?– Удивился солдат, он не знал что это.
– Князья мирские посвящают в рыцари, пастыри Церкви совершают акколаду. Принимают в объятия нового брата-рыцаря.– Пояснил приор. – То есть, служить вы будете не прихотям нобилей, а лишь во славу Господа и Матери Церкви нашей. А всё остальное будет как и у мирских рыцарей. И герб, и почитание. Ну, так что, примешь ли ты акколаду?
Руки Волкова вспотели, он хотел сказать, что примет, да не мог. Сопел только.
А приор стоял, ждал с удивлением. Не ожидал он, что этот простолюдин ещё будет раздумывать. Наконец солдат выдохнул:
– Да, приму, конечно…
– Что ж, раз так, то прими омовение сегодня. Ночь проведи в молитве, а утром будь у кафедрала нашего, на утреннюю мессу, после, господин наш снизойдёт тебе благодатью и примет тебя в объятия свои.
– Я обязательно буду,– солдат поклонился.
А приор сунул ему руку для поцелуя и произнёс:
– Ступай, добрый человек, молись и очищайся.
Он шёл по залу, где было достаточно важных людей, которые с интересом рассматривали его, а он их даже не замечал. Он шел, глядя в пол, сжимая и разжимая кулаки. Волнение поедало его, опять, в который уже раз. Он понимал это и повторял себе снова и снова: «Угомонись, дурень, не мечтай, уже дважды такое было, и дважды тебе отказывали. Пока в разрядную книгу не впишут твоё имя – всё пустое». Но куда там. Он не мог остановиться. Как в тумане забрался на коня, как в тумане ехал по городу, чудом ехал правильно. А сам смотрел вывески, искал художника, искал портного. Думал, как будет выглядеть на щите герб, как пошить ливреи в его цветах из хорошего сукна, но чтоб не дорого. Думал, дать ли такую одёжу Сычу. Думал, думал, думал. Так за думками доехал до трактира. Тут его волнение поутихло, решил ничего никому из своих пока не говорить. Пусть завтра всё будет для них сюрпризом. А в трактире его уже ждали. Первая пришла говорить Агнес. За ней терпеливо ждал монах.
– Серчает она на вас, лает вас дураком и вонючим хряком, и другим подлым словом, я такое говорить не буду,– шептала девочка.– И послал меня просить у вас денег, семнадцать крейцеров.
– Зачем это ей столько денег?– Удивлялся солдат.– И с чего это я вонючий хряк, я из её знакомцев так самый не вонючий. Я моюсь почитай каждый день и в купели моюсь каждый месяц. И одежда у меня стиранная.
– Лается она от злобы, потому как вы с её ухажёра денег взяли, а она по любви с ним миловаться хотела, думала, что он её замуж возьмёт. А деньги нам на купальню нужны, для дам туда вход шесть крейцеров стоит.
– А вы прямо дамы,– едко заметил солдат.– Не жирно ли вам? В корыте бесплатно помылись бы, Ёган вам натаскал бы воды.
– В корыте нехай поросята плещутся, – разумно заметила Агнес,– а нам надобно в купальню.
– И что вам там? – не понимал Волков.
– Да всё, сидишь в купальне с горячей водой, а холопы тебе холодное вино приносят, и музыка играет. – Агнес почти глаза закатила от предвкушения счастья,– тем более вы сами велели замарашкой не ходить – мыться.
– От холодного-то вина горло не заболит?– Поинтересовался солдат.
– Не заболит, все городские девки, и бабы тоже, в купальни ходят, ни у кого не болит, и у нас не заболит. Давайте господин двенадцать крейцеров на купальни, да на полотно, чтобы заворачиваться, да на мыло, чтобы розами тело пахло, да на вино, и того семнадцать надобно. Давайте, а то Брунхильда серчает на вас.
В другой бы раз он не дал бы, но сейчас… В этот день он просто не мог отказать. Полез в кошель, отсчитал, и дал деньги Агнес, та от радости быстро обняла его и убежала наверх за Брунхильдой.
– Разорят они меня, и этот чёртов город, дорогой дьявол! – Злился он.– Ладно, пусть помоются, завтра нужно быть всем чистыми. – И теперь обратил внимание на монаха.– Ну а тебе что?
– Господин, прошу дозволения уйти до вечера.– Сказал брат Ипполит.
– Вообще-то я тебе не хозяин,– заметил солдат,– а куда ты собрался, наверное, помолиться? Храм какой-нибудь знаменитый нашёл?
– Нет, господин, тут в Ланне живёт один великий врачеватель, Отто Лейбус, я читал его труды, он две книги написал, очень хочу с ним поговорить, есть у меня замечания к сращиванию костей, которые описаны им. Думаю, ему будет интересно.
– Хм, – солдат заметно ёрничал,– конечно, ему будут интересны твои замечания. Ну, ступай, только смотри, чтобы тебя его холопы не отлупили, беги, как только выскажешь свои замечания.
Монах быстро поклонился и пошёл. А Волков вдруг задумался, и когда монах дошёл уже до двери окликнул его.
– Погоди, поеду-ка я с тобой, замечаний к великому учёному у меня нет, а вот пара вопросов есть.
– Вот как,– удивился брат Ипполит,– ну, что ж ,пойдёмте.
– Ступайте, господин не практикует,– крикнул мордатый слуга из окна второго этажа и как подтверждение плеснул из таза помои на улицу.
– Мы приехали издалека, и нам нужен его совет.– Не сдавался солдат.
– Уходите, господин не принимает, вас много таких приезжает издалека. А господину работать некогда из-за вас.– Слуга был твёрд.
На монаха было жалко смотреть, видимо он уже готов был смириться. Да вот солдат готов не был.
– Эй, ты, передай хозяину, что я дам ему талер, если он ответит всего на один вопрос.– Крикнул Волков.– Всего один вопрос!
– Убирайтесь к чёрту, – заорал слуга,– мой хозяин не нищий, сказал, что не примет – значит не примет. Хоть пять талеров дай ему.
– Один вопрос – один талер,– не отступал солдат.
– Нет, – слуга с шумом закрыл ставень.
Монах был готов зарыдать.
– Ну не штурмом же брать этот дом,– резонно произнёс солдат,– хотя, можно, конечно, подождать, пока дверь откроется. И тогда…
Брат Ипполит посмотрел на него с испугом. Солдат засмеялся:
– Нет, я не собираюсь вламываться в дом силой, просто можно подождать пока этот учёный муж или его слуга выйдут на улицу.
