Глава 47
В комнате было темно, но падающего из окна, через шторы света уличного фонаря Светлане было достаточно, чтобы рассмотреть прямо над собою тень и ещё руку, тянущуюся к её лицу. Всё ещё ощущая острую опасность, Света действовала машинально, она быстрым и точным движением эту руку перехватила, схватила её своими чёрными пальцами намертво, когда та была уже в нескольких сантиметрах от её лица. И на секунду или на две силы её руки и руки, которую она схватила, сравнялись. И что-то капнуло Свете на лицо. И тут же ещё одна чёрная рука появилась над нею, но и эту руку Светлана успела поймать. Всё это происходило в полной тишине, ни она, ни пришедший в её спальню человек, видимо, не хотели шуметь. Он был большой, он стал наваливаться своим весом, наваливаться, пытаясь пересилить её, но Светлана давно не была той девушкой, которую легко было одолеть; она почти без труда, только чуть участив дыхание, удерживала руки человека, а потом, сообразив, что он не так уж и силён, согнула в колене ногу, упёрлась ступнёй ему в живот и с усилием разогнула её. На лицо ей опять что-то капнуло — на левую щёку. Но человек вместе с её одеялом отлетел от девочки и с грохотом свалился на пол, как раз между её кроватью и кроватью братьев. У Светланы замерло сердце, ей показалось, что этим грохотом он разбудит близнецов и напугает их. Но она не кинулась к близнецам, Света вскочила и сразу полетела к своему письменному столу и включила настольную лампу.
— Папа?
Она не могла поверить своим глазам, но перед нею на полу, с её одеялом на ногах, сидел её отец. Отец жмурился спросонок и закрывался от света лампы рукою. Он был раздет и был без своих костылей, хмурился и озирался по сторонам, как будто не понимал, что тут произошло.
Света подошла к нему и спросила довольно строго:
— Папа, что ты тут делаешь?
Он, всё ещё щурясь от света лампы, сначала посмотрел по сторонам, потом поднял на неё глаза и вместо ответа спросил немного растерянно:
— А где мои костыли?
Света не знала, что ответить. Костылей в комнате и вправду не было. Она подошла к отцу, всё ещё сидевшему на полу, и стала забирать у него своё одеяло — и вдруг наступила на что-то. Это что-то покатилось под её кровать, но Светлана нагнулась и подняла с пола… маленький медицинский пузырёк из коричневого стекла, влажный от какой-то маслянистой жидкости, несколько капель которой упали на пол. Света оглядела эту вещь. Но в ней не было ничего необычного, а на полустёртой этикетке невозможно было прочесть хоть что-нибудь.
— Папа, что это? — девочка показала отцу пузырёк. — Это твоё?
— Что? Это? — он попытался взять из рук Светланы пузырёк, но та не отдала его, а продолжала держать перед лицом отца. И тогда он сказал просто, почти обыденно: — Это? Это яд.
— Яд? — девочка опешила. — Какой ещё яд? Где ты его взял?
Но отец ответить не успел, дверь в комнату открылась, и на пороге появилась Иванова; оглядев раздетую Свету и сидящего на полу отца в нижнем белье, она спросила:
— Светлана, у вас всё в порядке?
Её взгляд выражал Бог знает какие мысли и подозрения, и если до этого девочка была удивлена или даже огорошена, то тут, из-за этого взгляда Ивановой, она ещё и разозлилась. Разозлилась и сказала сиделке строго:
— Идите к маме.
Иванова не стала с нею спорить, даже отвечать ничего не стала, она просто недовольно поджала губы и вышла из комнаты, а девочка подошла к отцу и стала его поднимать с пола.
— Давай, па, вставай. Я отведу тебя в комнату.
Она пока не хотела приставать к отцу с расспросами: хотя вопросы у неё уже были. Её так и подмывало спросить, почему отец пришёл к ней ночью с ядом, откуда он его взял. Она всё это спросит, спросит, но попозже. Сейчас же у неё стала гореть щека, на которую попала жидкость из пузырька, а ещё Светлана хотела вытереть коричневые капли, что остались на полу. А то, не дай Бог, близнецы встанут, в них наступят.
Она довела отца до его комнаты, до кровати, хотела уложить, но он вдруг взял одежду и стал одеваться. Девочка поняла, что у них будет сегодня разговор и пошла в ванную, смыть ту дрянь со щеки, которая раздражала ей кожу. Потом она взяла тряпку, вернулась в спальню, вытерла капли с пола, натянула треники и олимпийку, в которых ходила дома. На кухне у папы уже закипал чайник. И она пошла туда. К нему. Пошла, не надев на свою левую руку перчатку, она больше не собиралась скрывать черноту.
Отец сидел за обеденным столом, какой-то уставший, потерянный, чайник уже закипел, но он его не выключал, не замечал его. А Света села напротив папы и поставила на середину стола маленький коричневый пузырёк, к которому она нашла у отцовской кровати крышечку. Девочка посидела несколько секунд молча, потом встала, выключила чайник, села за стол и спросила:
— Папа, откуда у тебя это?
Она спрашивала это таким тоном, как будто это она родитель, а её отец — ребёнок. Отец вздохнул, поглядел на пузырёк и ответил:
— Не могу точно сказать.
— Это как? — искренне удивилась Света. — Это почему?
— Ну, не помню я точно, всё как-то смутно, — он стал тереть щетину на подбородке. — Баба есть одна…
— Что за баба? — заинтересовалась девочка.
— Мерзкая баба… Я встретил её на улице, пару раз встречал… Вот она мне и дала эту дрянь.
— Мерзкая баба дала тебе эту дрянь? И она сказала тебе, что это?
— Да, — отец несколько раз кивнул, — сказала. И сказала, что с нею нужно делать.
— И что же?
— Нужно капнуть одну каплю в еду, — как-то буднично произнёс отец. — Она сказала — всего одну каплю.
— Одну каплю в еду. Но ты же не капнул в еду. Ты…, — Света не
