Но по всей Европе ситуация была сложнее. В Германии и Италии раздавалась серьезная общественная критика в адрес предложения НАТО «нулевого варианта», которое большинство сочло нереалистичным. Советские лидеры готовили крупную агитационную кампанию. Было крайне важно, чтобы политика НАТО в отношении контроля над вооружениями была правильно подана и помогла сплотить альянс.
9 февраля у меня состоялась встреча на Даунинг-стрит с Джорджем Бушем для обсуждения этих вопросов. У вице-президента было поручение наладить отношения с европейскими правительствами, что он и демонстрировал с большим искусством. Он всегда был очень хорошо подготовлен, отличался дружелюбием и прямотой. Теперь я внушала вице-президенту, что целью должно стать временное соглашение, по условиям которого ограниченное сокращение со стороны СССР было бы уравновешено сокращенным развертыванием со стороны США, что не было бы отступлением от «нулевого варианта» как нашей конечной цели, то есть полного уничтожения ядерного оружия средней дальности.
Господин Буш отчитался перед президентом Рейганом, проинформировав его о моем видении ситуации, а 16 февраля я получила послание от президента США. На данном этапе он не был склонен брать на себя какие-либо обязательства, но сказал, что охотно рассмотрит любые резонные идеи, способствующие достижению того же результата, который давал «нулевой вариант». Двумя днями позже я ответила, подчеркнув, что визит вице-президента Буша в Европу был успешным, но желательны были более заметные результаты. В личных беседах я продолжала подталкивать его к тому, чтобы сделать следующий шаг, при этом сохраняя на публике полную поддержку американской позиции. Эта умеренная гибкость сказалась благотворно на общественном мнении и попутно помогла нам провести кампанию перед всеобщими парламентскими выборами в Великобритании, которые были не за горами.
Во время этой предвыборной кампании вопросы обороны имели огромное значение. При этом у меня не было ни малейшего сомнения в том, что их результат будет зависеть от состояния экономики. Наш экономический курс уже был изложен в бюджете 1981 г. Теперь нужно было довести эту стратегию до конца. К этому моменту нам удалось оплатить расходы в связи с фолклендской операцией из резерва, не подняв ни на пенни налоги и наблюдая лишь за незначительными колебаниями на финансовых рынках, – все это было свидетельством разумного расходования государственных средств. Экономика начинала восстанавливаться, и это бы произошло еще быстрее, если бы не ситуация в мире. Конечно, ложкой дегтя в бочке меда была безработица, уровень которой значительно превышал три миллиона человек. В ходе кампании было важно объяснить, почему так сложилась ситуация и какие меры мы предпринимаем. Наша способность успешно разрешить этот вопрос стала бы проверкой не только нашего красноречия, но зрелости британских избирателей.
В отличие от некоторых коллег я ни на миг не переставала верить в то, что, при прочих равных условиях, уровень безработицы связан с чрезмерной властью профсоюзов, которые вытеснили с рынка труда многих своих членов, требуют непомерно высоких зарплат за неэффективную работу, что делает британские товары неконкурентоспособными.
Норману Теббиту, моему новому министру по вопросам занятости, и мне не терпелось провести в жизнь дальнейшие реформы в законодательстве, касающемся тред-юнионов. К концу октября 1981 г. Норман добился согласия кабинета на принятие документа, который позднее станет законом о занятости 1982 г. К тому моменту большинство важных предложений Нормана было связано с иммунитетом, распространявшимся и на профсоюзные фонды. В разделе 14 закона о тред-юнионах и трудовых отношениях 1974 г. профсоюзы получили практически безграничный иммунитет против исков об убытке. Такой объем иммунитета был неоправданным. Норман предложил ограничить такой иммунитет до того уровня, на котором защищены физические лица в соответствии с законодательством 1980 г.
В самом начале предложения Нормана вызывали в Кабинете сопротивление, но большинство из нас восторгались его смелостью. Он смог учесть некоторые доводы, возникшие при обсуждении, но весь пакет в целом соответствовал тому, чего он добивался. В следующем феврале законопроект был представлен на рассмотрение, а 1 декабря 1982 г. основные положения закона вступили в силу.
Ощущалось постоянное давление, было ясно, что нужно что-то предпринять для предотвращения забастовки среди сотрудников основных служб. Но было бы нецелесообразно решать все эти проблемы разом, приняв один законопроект: каждая из них затрагивала комплекс сложных вопросов, и мы не могли позволить себе допускать ошибки в такой важной сфере. Впрочем, я была довольна тем, как изменилась атмосфера.
В сентябре Норман выступил с документом, содержащим идеи относительно нового законодательства в области трудовых отношений. Мы договорились сконцентрировать внимание на голосовании на выборах лидеров профсоюзов, мандатном голосовании за проведение забастовки и политическом взносе. Норман имел некоторые сомнения в отношении применения обязательного голосования перед проведением забастовки. Однако я прекрасно осознавала, какие огромные преимущества давала связь профсоюзной реформы с несокрушимым принципом демократии, и мне очень хотелось, чтобы предложения по голосованию перед проведением забастовки были отражены в «Зеленой книге».
В январе 1983 г. «Зеленая книга» вышла в свет, озаглавленная как «Демократия в тред-юнионах». В апреле министры обсудили, в каком направлении нам теперь следует двигаться. А вот две другие проблемы оказались гораздо сложнее: предотвращение забастовок основных служб и политический взнос. Забастовки предприятий госсектора и их влияние на жизнь населения были характерной чертой послевоенной Британии, однако практические трудности при решении этой проблемы были колоссальными.
Что следует понимать как «основные службы»? Во сколько обойдется налогоплательщику положение, которое позволит добиться договоренностей об отказе от забастовок? Какой вид штрафа должен применяться за отказ соблюдать договоренность? Второй трудной темой был политический взнос. Его должны были уплачивать члены профсоюзов в политические фонды, поддерживаемые их союзами, и их назначение заключалось в том, чтобы поддерживать аппарат Лейбористской партии. Члены профсоюзов делали свой добровольный взнос автоматически, если не было оговорено иное. На первый взгляд, было бы более честным построить систему на принципе «внутренней контрактации» и некоторые выступали в пользу такого изменения. Но «внутренняя контрактация» могла внести неразбериху в финансы Лейбористской партии. Я всегда была убеждена в том, что между этими ситуациями нельзя проводить параллели: в конце концов, членам профсоюзов из закрытого цеха было очень трудно избежать уплаты политического взноса. Держатели акций, не давшие согласия на то, чтобы компания выплачивала взносы в пользу какой-то политической партии, могли либо возложить ответственность за решение на совет, либо продать свои акции.
Однако финансирование политических партий оставалось очень деликатной темой. Если бы накануне всеобщих парламентских выборов мы выдвинули радикальные предложения, нас бы обвинили в попытке финансово уничтожить Лейбористскую партию. 10 мая я провела совещание министров, на котором мы приняли решения, касающиеся обещаний в предвыборном манифесте. И оказавшись на деле вовсе не политической однодневкой, наш план стал одним из наиболее привлекательных для избирателей.
По целому ряду причин готовиться к выборам, будучи в Кабинете министров, было гораздо проще, нежели находясь в оппозиции. В вашем распоряжении больше информации и больше возможности для их формирования.
Однако правящие партии сталкивались с двумя угрозами. Во-первых, министры отвыкали мыслить масштабно и начинали вариться в собственном соку, сосредоточившись на своих министерствах. Мне приходилось сталкиваться с ожесточенным перекрестным допросом со стороны враждебно настроенных членов Палаты два раза в неделю, так что мне узость восприятия не угрожала. Вторая опасность заключалась в том, что после выполнения предвыборного манифеста могли закончиться идеи. В задачу министров входило предотвращение дефицита идей по линии их ведомств, а задачей премьер-министра было то, чтобы избавить от этого все правительство.
Одно из главных препятствий на пути к прогрессивному мышлению, которым должны обладать все правительства, – это раскрытие сведений. Такая трудность возникла в марте 1982 г., когда Дж. Хау попросил официальных лиц провести оценку долгосрочных государственных расходов вплоть до 1990 г. Они представили мне отчет 28 июля. Я рассчитывала на то, что мы все изучим возможности для сдерживания и разворота импульса роста государственных и общественных расходов на долгосрочной перспективе. Как оказалось, документ не внушал большого оптимизма.
