Целесообразны четкие критерии выстраивания баланса конституционных ценностей и анализ целей вводимых ограничений соответствующих принципов и адекватности, соразмерности средств, избираемых для достижения таких целей. Сохраняющаяся неопределенность и противоречия при формулировании правовых позиций по этим вопросам ведет к юридическим трудностям и психологическому конфликту в переходном обществе: завышенные правовые ожидания (опирающиеся на высокий рейтинг конституционного правосудия, основанный на его предшествующей роли в либерализации законодательства) сталкиваются с непредсказуемостью, противоречивостью и необоснованностью решений, которые не могут быть объяснены обществу в единой логической формуле.
Как добиться единства символического и инструментального измерений конституции?
В стабильных демократиях символическое значение конституции как «светской Библии», «Основного закона» демократии и опоры гражданской (национальной) консолидации – не вызывает сомнений. Можно даже сказать, что основным выражением консолидации гражданского общества повсюду становится согласие по вопросу об основных конституционных ценностях. Иная ситуация складывается в обществах, находящихся на стадии изменений, на стадии переходного периода, где часто возникает очень существенный разрыв между символическим и инструментальным значением конституции. С одной стороны, конституция или ее ценности не приняты определенной частью общества или, во всяком случае, не выполняют своей интегрирующей роли в обществе. С другой, возникают ситуации, когда символическое значение конституции представляет собой определенную совокупность ценностей и принципов, которые приняты обществом или как минимум демократическим движением, но при этом инструментальная реализация конституции отходит в сторону от этих ценностей, а иногда даже и противоречит им. Именно такова ситуация, которая существует в современной России.
Анализ формирования и развития конституционных принципов 1993 г. раскрывает мотивы конструирования правовых норм, генезис альтернативных стратегий преобразований и причины их циклического воспроизводства. Основным противоречием российской конституции стал конфликт между широкой трактовкой прав и свобод человека и чрезвычайно авторитарной конструкцией политической системы, способствовавшей концентрации властных полномочий в одном центре – институте президента. Это противоречие, связанное исторически с трудностями переходного периода, ограничивает полноценную реализацию демократии и фундаментальных прав человека, а также соответствующих конституционных принципов – от правового государства и рыночной экономики до разделения властей и местного самоуправления. Современная Россия далека от полноценной реализации основных либеральных принципов Конституции 1993 г., но должна следовать им, если не хочет реставрации авторитаризма.
Важным уроком переходных процессов 90-х гг. ХХ в. в Восточной Европе является вывод о необходимости продуманной концепции переходного периода и конституционных преобразований. Существуют, как известно, договорные модели перехода и модели разрыва при переходе от авторитаризма к демократии. Ключевой момент переходного периода – это позитивная консолидация общества, выражением и завершением которой призвана стать новая конституция, обеспечивающая демократические ценности, четкие, равные и прозрачные «правила игры» всех акторов гражданского общества и эффективные политические институты. Другим уроком является опасность популизма в конституционном проектировании: очень легко подменить позитивную консолидацию общества – негативной, основанной на простом отрицании действующей системы. В этом смысле выдвижение оппозицией радикальных лозунгов об Учредительном собрании, новой конституции или о переходе к парламентской системе – не кажется очевидным приоритетом в условиях социальной апатии, слабости федерализма, отсутствия реальной многопартийности и существования авторитарной модели власти.
С учетом масштаба проектируемых изменений предлагаются различные инструменты реформ – от созыва Конституционного Собрания, которое неизбежно в случае принятия новой конституции или ее радикальной ревизии до отдельных корректировок законодательных норм, процедур, правоприменительной деятельности и вообще – изменения правового сознания общества. Исходя из этого определяется эффективность технологий – с позиций соотношения целей, средств и результатов (динамика правового сознания, вопросы интерпретации конституционных норм и восприятия этих решений обществом, проблема легитимности подобных решений и методов ее обеспечения). В действительности речь должна идти скорее о правовой трансформации политического режима – изменениях избирательной системы, введении реальной многопартийности, восстановлении конкурентной среды в СМИ. Частью этой программы должно стать независимое обсуждение различных проектов конституционных реформ, прежде всего – поправок существующих законов, судебной практики и механизмов правоприменительной деятельности.
Достижение целей конституционной модернизации позволит добиться примирения между символическим значением конституции, и ее инструментальным значением. В условиях возможной в будущем политической нестабильности (а периоды нестабильности обычно следует за «сверхстабильными» авторитарными периодами развития), возникают точки бифуркации, когда выбор вектора политических изменений во многом зависит от продуманной и активной позиции гражданского общества. Либеральная интеллигенция как в прошлом, так и в будущем может оказаться способна повернуть политическое развитие в направлении реализации конституционных ценностей. Основными политическими силами, способными поддержать эту конституционную модернизацию сегодня выступают гражданское общество, передовой бизнес, либеральная интеллигенция в союзе с перспективно мыслящей частью политической элиты. Обществом будет востребована именно та политическая сила, которая сможет предложить полноценную и научно-обоснованную программу конституционных преобразований. Создание такой программы могло бы стать важным символическим и инструментальным шагом в направлении консолидации гражданского общества.
Печатается по изданию: Медушевский А.Н. Конституция как символ и инструмент консолидации гражданского общества // Общественные науки и современность, 2013, № 3. С. 44–56.
Сравнение конституций России и Франции: дуалистическая система и ее трансформация
Сравнительный анализ конституций Франции и России актуален с позиций когнитивной юриспруденции для выяснения перспективных тенденций дуалистических систем в двух странах. Он представлен в данной статье по следующим направлениям: параметры сходства двух конституций; основные отличия конституций и созданных ими политико-правовых режимов; парламент и правительство; полномочия главы государства; формы парламентского контроля и эффективность их действия; соотношение юридических норм и практики в трансформации политического режима; определение вектора текущих изменений: конституционные реформы 2008 г.; критерии успешности дуалистической системы и ее альтернативные трактовки; перспективные направления конституционной модернизации в России в свете французского опыта.
Параметры сходства двух конституций и обоснование возможности сравнения
Возможность сравнения объясняется формально-юридическими, историческими и политическими параметрами сходства.
1. Формально-правовые параметры сходства: Правовая традиция российского конституционализма всегда ориентировалась преимущественно на французские модели – от первых конституционных проектов декабристов, опиравшихся на конституции Французской революции, до Учредительного собрания 1917 г., опиравшегося на модель Третьей Французской республики, вплоть до принятия Конституции 1993 г., заимствовавшей ряд важных элементов Конституции Пятой республики[438]. Обе конституции выражают ряд сходных юридических принципов – правовые традиции романо-германской правовой семьи, закрепляют республиканскую форму правления, включают сходную иерархию нормативных актов (конституция, органические или конституционные законы, законы и указы); в обоих случаях выход был найден не в заимствовании «чистых» форм правления, но смешанной (президентско-парламентской) форме, причем французская модель оказала несомненное влияние на российскую конструкцию разделения властей[439]. Обе конституции вводили ограниченную трактовку разделения властей: в обоих случаях власть парламента и институтов контроля конституционности законов были ограничены, и возникала чрезвычайно сильная власть главы государства, оказавшегося во многом над системой разделения властей, наделенного функциями арбитра и значительной властью чрезвычайных указов[440].
