2. Исторические параметры сходства: Обе конституции были приняты в условиях острого кризиса национальной идентичности, совпавшего с экономическим кризисом и временной потерей управляемости в государстве (крушение французской колониальной империи и советской модели федерализма). Принятие конституций сопровождалось крушением легитимности старых форм правления – Четвертой парламентской республики во Франции и советской модели квазипарламентаризма в СССР, а затем в России (Съезда народных депутатов и Верховного совета). Развитие кризиса сопровождалось политическим конфликтом между законодательной и исполнительной властью (падение парламентского режима во Франции и советской модели однопартийного режима). Разрешение кризиса фактически осуществлялось с большим или меньшим разрывом правовой преемственности: юридический переворот во Франции (завуалированный принятием особого переходного закона 3 июня 1958 г., изменившего порядок самого изменения конституции и передавшего генералу Де Голлю право разработки конституции)[441] и конституционный переворот президента Ельцина в России 1993 г. Определяющую роль в обоих случаях сыграло вмешательство армии – в первом случае в завуалированной форме (тайно подготовленная операция «Возрождение», угроза высадки алжирских подразделений во Франции и роль Ш. Де Голля), во втором – непосредственно продемонстрированная поддержка армией Б.Н. Ельцина в решающий период октябрьского противостояния 1993 г. Обе Конституции (вопреки существовавшей европейской традиции) разрабатывались не Конституантами или парламентами, а фактически исполнительной властью, в закрытом режиме, и утверждались последующим вынесением на референдум (его аналогом в России стало всенародное голосование 12 декабря 1993 г.). В обоих случаях доминировала идеология национального возрождения в условиях распадающейся страны.
3. Политические параметры сходства: Обе конституции и политических системы критиковались оппонентами (прежде всего левыми социалистами и коммунистами) за недостаток демократичности, преобладание главы государства и угрозу авторитаризма (обвинения главы государства в бонапартизме в обоих случаях). Обе системы трансформировались после принятия конституций не только под воздействием правовых норм или конституционных поправок, но прежде всего – политической практики, которая существенно изменила интерпретацию ряда конституционных положений. Существенную роль в интерпретации политико-правового режима сыграли политические лидеры, оказавшиеся во главе государства (Ш. Де Голль во Франции, М.С. Горбачев, затем Ельцин – в России). В двух странах юристами давались сходные определения политических режимов. Во Франции режим определялся как монократия, «республиканская монархия» (М. Дебре), «избирательная монархия» и «принципат» (П. Авриль), «плебисцитарная республиканская монархия» (Ж. Кадар и М. Прело). В России – говорили о монократии, «плебисцитарной монархии», «латентной монархии» «президенте Всея Руси» (при Ельцине). Общей принципиальной политической чертой двух конституций является то, что при неизменности базовых положений их текста, они позволили существовать разным политическим режимам[442]. Во Франции это – голлистский, помпидолистский, жискаристский режимы – говорили, например, о «помпидолийском президенциализме», затем «парламентском президенциализме», что отражало его эволюцию при президентах Ж. Помпиду, Ж. Д’Эстене, Ф. Миттеране, а затем Ж. Шираке и Н. Саркози. Эти определения отражали эволюцию режима в момент его возникновения, при возникновении феномена сосуществования или «сожительства» (cohabitation) и современную трактовку, близкую к парламентской[443]. В России – выделяют три режима: ельцинский, путинский, эксперимент с «тандемом» и современный режим, также активно экспериментирующий с направленной интерпретацией конституционных норм. 4. Сходное видение перспектив развития конституционной системы представлено в обоих странах. В целом, обе конституции рассматривались в момент принятия как переходные, но стали постоянными. Конституция Пятой республики оказалась одной из самых стабильных в истории Франции – она существует уже более 50 лет и по времени существования уступает только Конституции Третьей республики (65 лет). Российская – также отметила свой 20-летний юбилей и, по мнению многих аналитиков, не исчерпала свой ресурс. Переходный характер российской конституции признавали и ее авторы, – деятели Конституционного совещания, – говорившие о том, что она создается на период в три-пять лет – до окончательного разрешения конституционного кризиса, требующего «сверхпредставительной» фигуры президента.
Во Франции и России констатируют феномен конституционной цикличности[444], говорят о конституционном кризисе и ищут путей выхода из него, но этот выход понимается принципиально различным образом. В обоих странах критика конституции левыми идет по сходным направлениям: во Франции они выступают за переход к Шестой республике и принятие парламентской системы; в России – за движение к парламентаризму в одной из его разновидностей. Но если принять эту логику, сохраняет значение вопрос, какова может быть окончательная цель данного перехода – движение к парламентской, полноценной дуалистической или президентской системе, либо реставрация мнимого конституционализма в одной из многочисленных форм. Раскол по этому вопросу в России принципиален: одни понимают «переход» как движение к большему парламентаризму, другие – как реставрацию авторитаризма в виде торжества российской «самобытности» (соборности, монархии или советской диктатуры). Если принять официальную позицию о том, что «переходный период» в стране завершен, то не следует ли отказаться от связанных с ним ограничений демократии и конституционно-правовых институтов?
Эти черты сходства нацеливают российских исследователей на то, что тенденции развития двух систем будут одинаковыми и российская модель со временем плавно эволюционирует в направлении парламентской демократии. Так ли это? Для ответа важно обратиться к различию двух систем и преодолению стереотипов их восприятия.
Основные отличия конституций и созданных ими политико-правовых режимов
Основные отличия двух конституций заключаются в решении ими вопросов интерпретации формы правления, разделения властей и ответственности правительства. Большинство российских юристов определяют российскую форму правления как дуалистическую, смешанную или президентско-парламентскую. Это юридически корректно, если сравнение ведется с монистическими парламентскими или президентскими формами. При ближайшем рассмотрении ситуация не столь однозначна.
1. Дуалистическая система исторически представляет собой реализованный компромисс между двумя крайностями – парламентской и президентской системами. Ее первой исторической формой стала дуалистическая конституционная монархия, ставшая альтернативой абсолютистским монархиям, с одной стороны, и парламентским монархиям, с другой. Следует отметить, однако, что в юридической литературе прошлого не было единого мнения о том, является ли дуалистическая монархия самостоятельной и стабильной формой правления (как полагали, например, П. Лабанд и Г. Еллинек) или представляет собой лишь временную и неустойчивую переходную стадию к парламентской республике (как думал А. Эсмен). Кроме того, исторический опыт показывал, что дуалистические монархии (будучи неустойчивыми комбинациями противоположных типов легитимности: народной и божественной) тяготеют к одной из чистых форм – парламентарной монархии (британского или бельгийского типа) или к режиму монархического конституционализма в Германской, Австро-Венгерской и Российской империях, где он обладал всеми признаками мнимого конституционализма[445]. Как показывает ее название, данная форма правления включала два центра власти – парламент и монарха, причем правительство оказывалось в двойном подчинении им обоим.
2. Современная типология дуалистических (смешанных) форм правления включает значительное разнообразие вариантов, от близких к парламентским (парламентско-президентский режим) до почти президентских (президентско-парламентский режим «республиканской монархии»). В литературе существуют различные типологии полупрезидентских систем. Одна из них группирует эти системы в соответствии с правовыми параметрами разделения властей: на режим с президентом – номинальным главой государства (Австрия, Ирландия и Исландия); режим, отвечающий представлению о балансе между президентом и правительством (Веймарская республика, Финляндия, Португалия) и режим с сильным президентом (Франция). Другая типология отражает механизм власти и функционирования: данные системы подразделяются на те, которые действуют как парламентские (Австрия, Исландия и Ирландия); как президентские (Франция в периоды отсутствия сосуществования) и системы, характеризующиеся разделением власти между президентом и премьер-министром (например, Финляндия после Второй мировой войны, где президент отвечает за внешнюю политику, а премьер-министр за внутреннюю). Наконец, третья типология выстраивает эти системы по линии организации лидерства в них: доминирует ли в нем премьер-министр (Австрия), или система допускает чередование, когда на одном этапе доминирует президент, а на другом премьер-министр и парламент (Франция) или всегда доминирует президент (Россия)[446].
