он опустился возле меня и добавил, вытягивая поясницу:
– Вот и мне удалось выкроить минутку.
Я снова улыбнулась и закрыла глаза.
Прошло немало времени, прежде чем я вдруг услышала громкий вздох тринадцатого.
– Неужели тринадцатого господина тревожит то, что он попал в немилость? – поддразнила я, глядя на его унылое лицо.
– Ты тоже слушаешь эти бредни? – нахмурился он.
– Может, я и не хочу, но об этом говорят так много, что слова волей-неволей залетают в уши, – улыбнулась я. – И приходится слушать, даже если нет никакого желания.
Разве найдется сейчас хоть кто-то во дворце и за его пределами, кто бы не обсуждал этих Нянь, ставших самыми важными шишками?
Тринадцатый принц только беспомощно улыбнулся и промолчал.
– У вас с Нянь Гэнъяо действительно есть разногласия? – спросила я.
Тринадцатый оглянулся по сторонам и холодно ответил:
– Это у него со мной есть разногласия. Он всегда следовал за царственным братом, и вся сегодняшняя любовь и благоволение Его Величества были заслужены им тяжким трудом. Я же десять лет бездельничал, а потом вышел на свободу и получил все, не шевельнув и пальцем. То, что он не может смириться с этим, вполне обоснованно.
Я захихикала, глядя на него.
– А тебя, выходит, совсем не заботит судьба твоей семьи? – с издевкой спросил тринадцатый господин.
Улыбка мгновенно сошла с моего лица.
– Так даже лучше для отца и братьев. Отец уже немолод, и чего плохого в том, чтобы уйти на покой? Жить вдали от столицы, не имея власти, ничего не делать, а значит, не совершать ошибок – недоброжелателям будет очень сложно найти к чему придраться. Командующему Нянь нравится стоять на вершине – так пусть он на ней и стоит!
Тринадцатый едва заметно улыбнулся.
– Жоси, ты никогда меня не разочаровываешь. Невероятно, но ты с первого взгляда поняла, что в голове у царственного брата! – Тихонько вздохнув, он покачал головой. – Луна, став полной, обязательно идет на ущерб, и расцвет всегда сменяется упадком. Когда забираешься так высоко, что дальше уже некуда, остается лишь рухнуть вниз.
Я взглянула на тринадцатого с восхищением. Я-то знала, чем все кончится, поэтому отчетливо представляла себе все это, он же сам смог так рано догадаться о том, какое будущее ждало Нянь Гэнъяо. Циньван И, всегда пользовавшийся расположением императора Юнчжэна, мог быть с детства связан с Его Величеством теплыми братскими чувствами, однако это вовсе не лишало его способности к трезвым рассуждениям и политической проницательности.
Тринадцатый господин со смехом прикрыл лицо ладонями.
– Не смотри на меня так, а то царственный брат может приревновать!
Моя улыбка тут же стала горькой. Тринадцатый вздохнул:
– Сколько еще вы будете злиться друг на друга?
– Я не злюсь, просто считаю, что сейчас жить так лучше всего, – ответила я. – Возможно, мне всегда больше подходило одиночество. Самое лучшее, что он может сделать, – выгнать меня из дворца.
– Жоси, ну почему ты такая упрямая? – снова вздохнул он. – Я вновь и вновь уговариваю тебя, а ты все равно стоишь на своем.
– Ты пришел помирить нас? – поинтересовалась я. – Хочешь, чтобы я пошла и попросила у него прощения?
– Я и сам не знаю, чего хочу, – ответил тринадцатый. – Ни ты, ни царственный брат не сделали ничего плохого, вы просто разошлись во мнениях, и я… Эх! Не знаю!
Он тяжело вздохнул и замолк. После долгого молчания вновь заговорил:
– Царственный брат никогда не упоминает о тебе, и никто другой не смеет упоминать твое имя. Однако прошло уже много дней, а его брови всегда нахмурены, и улыбка ни разу не появлялась на его лице. Раньше, даже когда он бывал занят государственными делами и очень утомлялся, после аудиенции он направлялся в павильон Янсиньдянь невероятно расслабленным, а сейчас в выражении его лица нет и капли тепла. У всех, кто лично прислуживает ему, душа уходит в пятки. Все думают, это из-за войны на северо-западе, но никто не знает, что это лишь одна из причин.
Мы с тринадцатым господином в тишине сидели рядом. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, словно в своем воображении он любовался далекими озерными пейзажами Цзяннани.
– Нас разделяют кровь и человеческие жизни, и с этим ничего не поделать. Что же вам мешает быть вместе? В мире и без того довольно горестей, так зачем превращать свою единственную любовь в страдание?
Повернув ко мне голову, он добавил:
– Жоси, довольно. Позволь себе быть счастливой!
Я медленно поднялась на ноги. Тринадцатый господин, видя, как я наклонилась и принялась растирать колени, торопливо вскочил, спросив:
– Опять болит?
– Нет, – покачала головой я.
– Если в будущем Чэнхуань не начнет относиться к тебе с должным почтением, ни за что не прощу ей этого, – погрустнев, проговорил тринадцатый.
– Не волнуйся, – засмеялась я. – По вечерам, когда Юйтань занимается моими коленями, Чэнхуань всегда сидит рядом, болтает со мной, смеется, помогает развеять скуку. Взаправду «проявляет почтение и доставляет радость»[82].
Тринадцатый господин медленным шагом пошел рядом, провожая меня обратно к дому. Когда настало время прощаться, он взглянул на меня, словно хотел что-то сказать, но лишь тихо вздохнул и, развернувшись, ушел.
Вскоре после ужина примчался Гао Уюн и, приветствовав меня, сразу сообщил:
– Его Величество приказал мне препроводить барышню обратно.
Я продолжала сидеть с чашкой чая в руках, не двинувшись с места, и ответила:
– Мне и здесь очень хорошо.
Гао Уюн упал на колени и взмолился:
– Барышня, представьте себя на месте несчастного! Прошу, пойдемте!
С этими словами он принялся безостановочно стучать головой об пол. Я торопливо вскочила со стула и отбежала в сторону, не принимая поклонов.
– Скорее поднимайся, нечего мне отвешивать земные поклоны! – воскликнула я.
Гао Уюн, не слушая, продолжал кланяться, и мне оставалось лишь беспомощно сказать:
– Хорошо, я схожу с тобой разок.
Поднявшись с пола, он радостно проговорил:
– Несчастный знал, что барышня всегда жалеет покорных слуг вроде него.
Я первой вышла из дверей. Гао Уюн бегом обогнал меня и, подхватив с земли бумажный фонарь, пошел впереди, освещая путь.
Когда мы оказались у дверей моей комнаты, он прошептал:
– Его Величество внутри.
Он отошел в сторону, пропуская меня вперед, и замер у входа.
Тихо постояв с минуту, я толкнула дверь и вошла. Иньчжэнь сидел на кровати в домашнем халате и листал книгу. Услышав звук открывшейся двери, он тут же отложил книгу и уставился на меня в упор. Мы долго глядели друг
