Трясу головой. Нет, так не пойдет. Хватит закулисных игр.
— Я знаю, что вы знаете, куда направляются Проклятые, — говорю прямо. — И я знаю, что вы не намерены рисковать, подпуская их близко к Верхнему миру. Как скоро вы готовитесь их накрыть? Сегодня? Завтра? Через неделю? Сколько еще до границы? Пара километров? Десяток? — наступаю на него. Питер крупнее меня, выше на полторы головы, вдвое шире в плечах, но он отступает назад, теряется под моим натиском.
— Кэм, не кипятись, — просит, поднимая руки ладонями от себя. — Ты же работаешь на нас, тебе ничего не грозит.
— А им? — мотаю головой в ту сторону, где в соседнем бараке спят Проклятые. — Вы собирались оставить в живых кого-то, кроме Коэна?
— Это решаю не я, — напоминает.
Знаю. И, возможно, даже не Коннери, а тот, чье имя и высокое звание я никогда не узнаю.
Устало сажусь на остов старой кровати, давно лишенной матраса. Крепко сжимаю пальцами край. Смотрю в пол.
— Так было решено изначально? Или я даю быстрый результат, или в топку?
Питер усаживается рядом. Кровать натужно скрипит.
— Никто не знал, что Проклятые снимутся с места и пойдут к Верхнему миру, — говорит примирительно. — Если они доберутся до нанимателя, и мы их упустим, погибнет много людей. СБ не может рисковать.
— Вы их не упустите, — поднимаю голову, ловлю его взгляд. Пальцы не разжимаю, будто, если отпущу, упаду. — Повесьте на меня маячок, — прошу, — обвесьте хоть гирляндой. Дайте мне шанс.
Снова отвожу глаза. Мне непривычно и неуютно. Не умею просить.
— Все, что я могу обещать, это то, что передам твои слова.
— Знаю, — сжимаю зубы от бессилия. Питер всего лишь связной. — Так устрой мне встречу с полковником. Может, я смогу его убедить.
— Ты так уверен, что сможешь предупредить нас вовремя?
— Я уверен, что костьми лягу, чтобы вытащить отца. Я не подведу, — обещаю. — Дайте хотя бы попытаться. Кесседи не участвовал в терактах, и он против Коэна. Если СБ пообещает не трогать остальных членов банды, кроме главаря, он поможет.
Питер смотрит внимательно и подозрительно:
— Ты хочешь сказать, что кому-то доверяешь?
— Доверяю, — говорю со всей серьезностью. После всех моих прошлых высказываний, должно быть, звучит неправдоподобно, но я верю в то, что говорю.
Рассказываю Питеру все, что удалось узнать от Райана: о Джеке, Коэне и банде. Пит записывает для аналитиков и своего начальства. Хмурится, сводит брови к переносице.
— Значит, из всех участвующих в терактах, в живых остался только Коэн? — подводит итог.
— Остальные были смертниками, — предполагаю.
Питер кивает, принимая версию, а потом задает главный вопрос:
— А что если у тебя ничего не выйдет? Готов ли ты подать сигнал, что пора прерывать операцию и брать Коэна, если ты поймешь, что твоя сделка не выгорит?
Прямо и открыто смотрю ему в глаза, говорю медленно, четко, с расстановкой, чтобы он наверняка принял мои слова всерьез:
— Я не обреку на смерть сотни невиновных ради мести, — не знаю, что Питер читает в моих глазах, но кивает. — С Кесседи у нас есть шанс, — продолжаю уверенно. — Вместе мы сможем обдурить Коэна.
А вот теперь Питер сомневается, качает головой.
— Что-то ты слишком уверен в этом парне. Мы тебе уже говорили, на него у СБ ничего нет. Все файлы утрачены. Нам неизвестно о нем ровным счетом ничего.
Глубоко вздыхаю, как перед прыжком в холодную воду. За то, что сейчас скажу, мне хочется откусить себе язык. Никому никогда не скажу, да, Кэм? Вот цена твоего слова.
— Проверяйте, — словно со стороны слышу собственный голос. — Генри Кесседи. Был известным хирургом. За врачебную ошибку сослан в Нижний мир со всей семьей. Райан его сын.
Глаза Питера загораются.
— Так он из Верхнего мира?
Морщусь как от зубной боли. Как же они уверены, что “нижние” и “верхние” отличаются друг от друга.
— Из Верхнего, — подтверждаю. — Попал сюда в четырнадцать. Здесь пять лет. Проверьте.
— Хорошо, — обещает связной, — обязательно.
— Хорошо, — повторяю. Опускаю взгляд. Костяшки пальцев уже побелели от напряжения. Разжимаю пальцы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот возьми.
— А? — не понимаю. Поднимаю глаза. На ладони Питера пистолет. Маленький, блестящий. — Зачем?
— Мало ли, — отвечает. — Мне велели передать тебе, если я смогу убедиться, что ты все еще на нашей стороне.
“Все еще” — ну надо же.
— Убедился? — спрашиваю устало.
— Я — да.
Осталось убедить людей с куда большими полномочиями. Всего-то…
— Хорошо, — повторяю снова. Беру пистолет, проверяю заряд — полный. Рукоять еще хранит тепло руки Питера. Гладкая, удобная, как раз под мою руку.
— Не попадись с ним, — напутствует.
— Угу, — бормочу, вставая. — Будить этих будешь? — спрашиваю. — Замерзнут же.
— О! — на лице парня полная растерянность. — Я не подумал, — признается. — Брызнул из-за угла и все.
— Будить будешь? — повторяю.
Пит разводит руками:
— Нечем. Само развеется. Действует недолго. Ты вовремя вышел, я как раз думал, как привлечь твое внимание. В течение часа очухаются.
Час на снегу. В тонкой, не предназначенной для такого климата одежде.
— Пошли, — говорю тоном, не терпящим возражений. — Пошли, — повторяю с нажимом. Час, всего-то…
Прячу пистолет в карман и выхожу, внимательно осматриваясь по сторонам. Питер семенит следом.
— Поднимай, — командую, указывая на Олафа. Питер не спорит, привык получать приказы и сразу не понимает, что я никто, чтобы их раздавать.
Бесшумно взбираюсь на крыльцо, замираю у двери, вслушиваюсь в храп Коэна внутри и машу Питу рукой. После чего он появляется из-за угла с Олафом на плече.
— Клади тут, — шепчу, указывая на ступеньки возле Курта.
Связной выполняет приказ, потом отступает назад.
— До встречи, — взмах руки. — Я сам на тебя выйду.
— Хорошо бы, — отвечаю также шепотом и захожу обратно в барак.
Надеюсь, что Курт и Олаф, проснувшись рядом, не заподозрят ничего сверхъестественного. А если и заподозрят, то точно не скажут Коэну, чтобы не получить нагоняй за сон на посту.
Прохожу на свое место и ложусь на одеяло. Выдыхаю с облегчением. Чувствую на себе взгляд. Кесседи не спит.
— Ты долго.
— Но с пользой, — отвечаю.
В его глазах мгновенно появляется понимание.
— Хорошо, — произносит и больше ничего не говорит. Отворачивается.
А я лежу и снова смотрю в потолок. Знал бы ты, Райан, что моими стараниями уже через несколько часов сотрудниками СБ будет поднято и перевернуто все нижнее белье твоей семьи. А все потому, что ты был со мной откровенен.
Рациональная подозрительная часть меня тут же поднимает голову и вносит замечание, что, вполне возможно, СБ не найдет в базе данных никакого врача по имени Генри Кесседи, а вся история, рассказанная мне, не более чем враки. Но тут же загоняю эту часть себя подальше. Если веришь кому-то, то верь до конца. А я, как бы нелепо это ни звучало, верю Райану.
Снова кому-то верю.
26.
Проходит еще несколько дней. Ничего не происходит. Мы снова идем вперед. Но уже не только в одному Коэну известном направлении. Точно знаю, куда главарь гонит Проклятых. Но что ждет нас у границы Верхнего мира? Сообщники Коэна или отряд СБ?
Напряжение не отступает. В любой момент ожидаю над головой появление гула, света фар и спуск флайеров Службы Безопасности. Но во время переходов звездное небо пусто. А днем на нем нет ничего, кроме облаков. Как часто я смотрю туда?
— Ждешь? — спрашивает однажды Кесседи. Значит, часто.
Качаю головой. Признаюсь:
— Не знаю, — скорее, боюсь, чем жду.
Пистолет в кармане. Его тяжесть нервирует. Зачем СБ приказали Питеру дать его мне? Что это? Признак доверия, или расчет на то, что Коэн найдет оружие и разделается со мной быстро и без их участия?
Кесседи так и не спрашивает о моей встрече со связным. Доверяет? Или считает, что все равно не скажу правду? Если так, то ошибается. Скажу. Но он не задает вопросов.
