class="p1">Я видел с каждым мгновением все четче и четче. Я мог разглядеть, что пламя ауры, окутывающее Фриг, состоит из тысяч и тысяч тонких нитей, окруженных светящимся ореолом.
Госпожа подошла к Фриг, потянула за одну из нитей и оборвала. Фриг поморщилась. Тогда госпожа сжала целый пучок этих нитей и вырвала их. Фриг сдавленно вскрикнула, но тут же заставила себя замолчать.
– Я ее убивать не буду, но одной из теней сделаю, – сказала госпожа. – Она себя потеряет, зато послушание приобретет. Я обычно постепенно это делаю, но сейчас случай особый. Я тебе ее отдам, если справишься.
Госпоже не нужно было приказывать, чтобы я понял, чего она хочет.
Я подошел к Фриг, все пристальнее вглядываясь в алое пламя, окружавшее ее. Госпожа снова зашла мне за спину, словно желая руководить каждым моим движением. Я погрузил руку в глубь пламени. Оно было горячим, враждебным, почти обжигающим, но я не обращал на это внимания.
Другой рукой я нащупал собственные нити.
В голове было ясно и тихо. Я наконец-то смог вдохнуть полной грудью.
Я правда ненавидел людей, но люди, причинившие мне боль, были давно мертвы. Я знал, что, оставшись с госпожой, я навсегда останусь и с этой болью, с туманом и тьмой черных коридоров под черной пустыней. Я буду создавать новых марионеток, снова и снова, до тех пор, пока сам не обращусь в нечто подобное не живое, но и не мертвое. Это не имело значения. Но моя сестра не должна была стать такой.
Меня захлестнуло странным чувством волнительной неопределенности. Как в секунду после броска монеты, когда ты уже сделал ставку, но еще не знаешь, что выпадет. Аверс? Реверс? Или монета все же может упасть на ребро?
У меня не было ни одной причины доверять Фриг. Было только отчаянное желание единственный раз в жизни противостоять приказу.
Мои руки были связаны заклинанием подчинения, но я знал, чьи были свободны. Руки тех, кого я не подчинил, но направил.
Я дернул за нити одним молниеносным движением, вынимая марионетку из пустоты. Ее пальцы сжались на кольце, продетом в ухо. Мои же собственные пальцы обхватили рукоять ножа. В тот момент, когда я развернулся к госпоже, марионетка с силой дернула за кольцо, вырывая его из кожи.
Боль и кровь не имели значения. Все потеряло смысл. Мир сжался до кончика лезвия кинжала, направленного точно в красный глаз госпожи.
Я правда хотел быть тенью дракона. Той тенью, о которую он разобьется насмерть.
Лезвие ножа вонзилось точно в зрачок, оставив глубокую трещину. Еще одно крохотное усилие. Еще один миг, и все закончится. Но, конечно, он так и не наступил.
Впрочем, к такому я тоже был почти готов.
Одна из теней госпожи возникла прямо передо мной и ударом выбила нож из руки. Лезвие звякнуло в темноте, и прежде чем я успел что-то сделать, когтистая лапа полоснула меня по шее.
Я снова не почувствовал боли, только вкус крови во рту. Схватившись за рану, я сделал несколько шагов назад и упал на колени, но не удержался, повалившись на пол. Черный камень показался обжигающе ледяным.
Туман вокруг Фриг вспыхнул алым и рассеялся. Она тотчас бросилась ко мне, закрывая этой странной защитной магией, похожей на десятки стекол, от налетевших теней. Они впечатались острыми мордами в витраж и отскочили, опалив туманную плоть. Искры озарили зал и на миг выхватили из темноты силуэт госпожи. Красный треснувший глаз сиял чистой холодной яростью. Во мне вспыхнуло неожиданное злое веселье. Это было мое собственное чувство и далекое, но обжигающе яркое чувство моей сестры.
Блокатор перестал действовать. А это значило лишь одно.
Хозяйка только что издохла.
Стоило поблагодарить того, кто избавил мир от нее.
Барьер треснул, и внутрь просочились несколько воющих теней, но я одним движением свил прочную, острую паутину. Фриг тут же закрыла пролом, и теней разорвало. Пол подо мной уже стал красным, и сил мне не хватило бы даже на то, чтобы подняться, не то что колдовать, но вопреки всему я колдовал. Ведь я понял, как это – быть свободным.
Барьер снова был цел, и руки Фриг легли мне на рану. По коже потекло свечение, и холод стал чуть менее обжигающим.
– Только держись, – сказала она. Я не понял, за что мне следует держаться.
Тени же покружили вдоль кромки, а потом сгустились в одной точке и врезались в барьер, как таран. И он разлетелся, точно кусок хрусталя. Я призвал марионеток, и они переплели над нами руки. Тени на миг отпрянули, и этого хватило, чтобы над нами возник новый купол, тонкий и светящийся, будто замерзший мыльный пузырь. Моя рука дрогнула, упав в лужу крови, и марионетки исчезли. Тени госпожи накинулись на барьер, но внезапно с оглушительным воем растворились, стоило им едва коснуться его.
Фриг поморщилась. На барьере остались серые полосы, но он выдержал. Я попытался воспользоваться передышкой и подняться, но тело перестало слушаться.
А госпожа просто вынула из Моркета новых слуг. Странно, но это разозлило меня еще сильней. Тени бросались на барьер и умирали, забирая его радужные переливы. Серость разрасталась, а на руках Фриг вспыхивали раны, будто кто-то резал ее невидимым ножом. Она закусила губу до крови, но в ее глазах не было страха. Она сидела на полу, закрыв меня собой от взора госпожи, и даже не пробовала как-то использовать бесполезного меня для собственного спасения. Фриг знала, что не выдержит, но оставалась рядом. Вопреки всему здравому смыслу. И более того, она была готова броситься на теней сама, лишь бы не дать им до меня добраться. Ее кровь текла, смешиваясь с моей, но она не обращала на это внимания. Она смотрела только на меня и мою рану, словно моя жизнь была чем-то важным.
Я не мог позволить ее стараниям пропасть зря. Я должен довести начатое до конца.
Среди тумана, кроваво-алых всполохов раскалывающегося барьера, треска, гула и воя теней я чувствовал ее взгляд. Сестра смотрела на меня, и хотя бы раз я должен был показать, что могу быть сильным.
Пусть это даже будет последним, что я сделаю.
Одна из теней раскрылась огромной клыкастой пастью. Она все расползалась и расползалась, словно бездонная яма. Я знал, что такого укуса барьер точно не выдержит. А Фриг, скорее всего, перерубит пополам.
Тело было холодным и неподвижным, как ночь в черной пустыне. Но я представил, как рука сестры ложится на мою ладонь, как ее тепло согревает меня,
