не есть отождествление. Точно так и сходство автопортрета с Мужем Скорбей – аналогия, а не тождество.
Imago pietatis – это образ воскресшего Христа, держащего орудия Страстей, которые следует понимать как оружие, которым он открыл человечеству путь к спасению. Это образ одновременно трагический и триумфальный. Как трагедия и триумф предстает перед Дюрером и его собственная жизнь. Он, всю жизнь стремившийся к красоте и истине, вынужден признать: «Но что такое прекрасное – этого я не знаю». «Наш слабый разум не может достигнуть полного совершенства во всех науках, истине и мудрости». «Заблуждение присутствует почти в каждом суждении, и как бы хорошо мы ни выполнили наше произведение, всегда возможно сделать еще лучше». Коротка жизнь, многое останется неосуществленным. И все-таки он верит, что трудится не напрасно: «Я надеюсь зажечь здесь маленький огонек. И если все вы будете вносить в это искусные улучшения, со временем из него может быть раздуто пламя, которое будет светить на весь мир»[821].
Идея этого автопортрета двойственна. Бессильно опущенные руки едва способны удержать бич и розги. Худое длинное тело ссутулилось[822]. Но в протяжных линиях рук и торса есть согласный ритм. Плоть изнурена, но не унижена. Тело не выглядит ни жалким, ни безобразным. Опираясь на его линии или, лучше сказать, отталкиваясь от них, страждущий высоко поднял свой прекрасный лик. В скорбных устах еще не замер стон, в глазах – мольба и укор, но в них чувствуется и пробуждение воли. Вместо рабской покорности – порыв, воодушевление. Голова, поднятая так, что мы видим ее немного снизу, высится в широком светлом пространстве, и волосы развеваются на ветру, как языки пламени. Небеса готовятся принять воскресающее божество с лицом Альбрехта Дюрера – «пламя, которое будет светить на весь мир».
Дюрер умер в 1528 году на Страстной неделе, перед Пасхой. Написанная Пиркгеймером латинская эпитафия на бронзовой доске на кладбище Святого Иоанна в Нюрнберге гласит: «Памяти Альбрехта Дюрера. Все, что было в нем смертного, погребено в этой земле. Он покинул этот мир на восьмой день перед апрельскими идами 1528 года».
Карел ван Мандер приводит еще три эпитафии, сочиненные Пиркгеймером на смерть его друга. Первая: «После того как Альбрехт украсил мир живописью и все было так полно прекрасным искусством, он сказал, что теперь ему остается только изобразить высокое небо. И вслед за тем, покинув землю, он устремился к лучезарным звездам». Вторая: «Здесь лежат зарытые в землю разум, честность, душевная чистота, благоразумие, добродетель, искусство, благочестие и верность». Третья: «Если бы жизнь могла быть возвращена слезами, Альбрехт, то твое тело не было бы сокрыто в этой земле. Но так как слезами и плачем судьбы смягчить нельзя, то по крайней мере скорбью можно воздать должное уважение. Памяти Альбрехта Дюрера, самого добродетельного и совершенного мужа своего времени, который не только первый между германцами довел до совершенства и прославил искусство живописи и ввел его в строгие правила, но и начал с помощью своих сочинений объяснять их преемникам. По этой причине и особенно за добрый нрав, благоразумие и необыкновенные дарования он был очень любим не только нюрнбержцами, но и чужестранцами и весьма ценим высокородным императором Максимилианом, его внуком Карлом, а также королем Венгрии и Богемии Фердинандом, милостиво пожаловавшим ему ежегодную пенсию и всегда удостаивавшим его своей благосклонности. Он умер, всеми оплакиваемый, 6 апреля 1528 года, пятидесяти семи лет от роду. Эту хвалу воздал Виллибальд Пиркгеймер своему верному другу, потому что он был того достоин»[823].
Виттенбергский дракон
В 1505 году живописец Лукас Кранах Старший[824] прибыл из столицы Габсбургов Вены в Виттенберг – резиденцию саксонского курфюрста Фридриха III Мудрого, где его ждало место придворного художника. Он быстро завоевал благорасположение курфюрста и его младшего брата и соправителя герцога Иоганна Постоянного. На Богоявление, 6 января 1508 года, их высочества пожаловали художнику герб. В дипломе пояснялось: «Желтый щит, на нем черный змей, имеющий посредине черные крылья летучей мыши, на голове красную корону и в пасти золотое кольцо с рубиновым камнем, а на щите шлем с черным и желтым султаном, и на шлеме ворох терновника, над коим еще один змей, такой же, что на щите»[825].
Дракон означает пламенность и стремительность натуры Кранаха. Вместе с тем это алхимический знак огня – стихии изменчивой, способствующей превращениям элементов. Стало быть, это и метафора художественного труда. Огнем своего дара художник создает прекрасные вещи так же, как ювелир с помощью огня выковывает и украшает драгоценности. Дракон пышет огнем и сам подобен огню своими очертаниями, движениями, алчностью, он обитает под землей, взвивается в воздух, скрывается в морской пучине; поэтому он означает единство стихий. Так и Кранах охватывает своим искусством всю природу. Корона на голове дракона по-немецки – «Krone», что созвучно «Kronach» – имени родного города Кранаха. Кранах – король в своем деле. Всем своим видом и повадкой дракон говорит о том, что его хозяин истов, быстр и неутомим и что его искусство всеохватно, хитроумно и таинственно.
Герб, врученный художнику, человеку низкого происхождения[826], был, по сути, патентом, закреплявшим за Кранахом его исключительную привилегию на создание произведений, которые воплощали бы по воле виттенбергских правителей истинно саксонский дух. До этого момента Лукас выреза́л на своих гравюрах два щита: со скрещенными мечами – герб Фридриха, с венком руты – герб Иоганна. Теперь маркой Саксонии в искусстве стал герб Кранаха.
Фридрих Мудрый первым из европейских властителей понял, что для осуществления культурной политики надо иметь под рукой даровитого государственного художника. Эта миссия и была возложена на Лукаса Кранаха[827]. Вот почему герб ему вручали не в Виттенберге, а в Нюрнберге, который Лютер, в будущем близкий друг Кранаха, назвал «оком и ухом Германии». Особый статус художника был вскоре подтвержден ответственным дипломатическим поручением. Лукас поехал к императору Максимилиану I, находившемуся тогда в Нидерландах, чтобы от имени Фридриха преподнести кайзеру свою картину с изображением чудовищного кабана, добытого на охоте курфюрстом[828], и написать портрет восьмилетнего внука императора – будущего Карла V.
Эта широковещательная акция была одной из вех саксонской политики. Могущественный Фридрих, выбрав своей резиденцией Виттенберг, не славившийся ни древностью,
