ярко сияют праздничные одежды. Лавина мучителей втянута под колесо, которое должно было стать орудием четвертования Екатерины. Как грешники в геенну огненную, низвергаются они в упавшее с неба пламя. Всадники из свиты Максенция валятся наземь вместе с лошадьми. На них сыпятся искры небесного огня…
Наиболее устойчивая религиозная тема Кранаха – Мадонна с Младенцем. Вопреки стремлению Лютера видеть главным персонажем Христа в теологически не озабоченных сердцах – протестантских, равно как и католических, – любовь к Деве Марии не угасала. Особенно высоко чтили ее в придворно-рыцарских кругах, где поклонение и служение Деве Марии издавна окрашивалось оттенками любви к даме сердца. Неудивительно, что Кранаху и после выступления Лютера заказывали образа Мадонны с Младенцем не реже, чем прежде.
Рыцарственным саксонским заказчикам[835] грезились мадонны неземной красоты и нежности. Поэтому не будем спрашивать, откуда явились и куда стремятся мадонны Кранаха, что у них было до и что будет после. Нет у них опоры в земной жизни, ничего не может произойти вокруг них, и в них самих действие не может родиться, потому что у них нет душевной жизни. Это живописные видения, которые просто присутствуют, стоят в глазах. Главная забота Кранаха – заворожить зрителя, как завораживают ребенка волшебной сказкой.
Одежды его мадонн строже, чем у жены Куспиниана или у святой Екатерины. Ничто не мешает насладиться изысканными красками, то печальными, то радостными, мягко переливающимися на широких поверхностях или вспыхивающими и гаснущими в складках и сборках. Ничто не может сравниться с шелковистым руном волос, струящихся по плечам. Невозмутимый лоб Марии целомудренно прикрыт вуалью столь тонкой, что местами надо напрячь глаза, чтобы ее увидеть. Из-под вуалей просвечивают волосы, ткани, тело Иисуса, иногда – краешек земли у горизонта. Земля простирается вдаль откуда-то снизу, так что порой деревья у края картины видны с высоты птичьего полета. Омывая листву светом и воздухом, превращая далекие горы и города в миражи, облачка – в перламутр, небосвод – в лучезарный кристалл, озера – в зеркала, Лукас заманивает зрителя все дальше, переполняя его душу сладким чувством обладания чудесным миром, в котором он узнаёт проясненный образ родной земли. От картины к картине образ этот становится умиротворенней.
Лукас Кранах Старший. Турнир. 1509
Лукас Кранах Старший. Мадонна под яблоней. Ок. 1530
В «Мадонне под яблоней» земля замирает в райском блаженстве. В восторженных саксонских душах такой образ Девы Марии почти уже неотличим от языческого олицетворения женского начала бытия.
В накидке лисьей – сама хитрей, чем лиса с холма лесного, что вдалеке склон полощет в реке, сбежав из рощи, где бог, охотясь, вонзает в бок вепрю жало стрелы, где бушуют стволы, покинув знакомый мыс, пришла под яблоней из пятнадцати яблок – к ним с мальчуганом своим. Головку набок склоня, как бы мимо меня, ребенок, сжимая плод, тоже смотрит вперед.
Кто бы ни вписал в подзаголовок этого стихотворения: «Л. Кранах „Венера с яблоками“» – сам ли Иосиф Бродский или же составитель сборника его сочинений[836], – это мудрая ошибка. Эрмитажная Мадонна и в самом деле родная сестра кранаховских венер.
Венеру с Купидоном Кранах писал едва ли не чаще Мадонны с Младенцем. Вокруг образа Венеры группируется множество его картин и гравюр, героинями которых являются, с одной стороны, Ева, Далила, Юдифь, Саломея, Лукреция, а с другой – Омфала, безымянные молодки, обирающие похотливых стариков, или девица, соблазненная Иоанном Златоустом. Первые вольно или невольно повинны в трагической участи мужчин; вторые выставляют сильный пол в смехотворном виде. При всех различиях этих сюжетов одна мысль объединяет их: женщина, пробуждая в мужчине сладострастие, может сыграть роковую роль в его судьбе или стать косвенной причиной гибели другого мужчины. Почему эта тема была так популярна?
Лукас Кранах Старший. Адам и Ева. Ок. 1510
Лукас Кранах Старший. Самсон и Далила. 1529
Представление об опасности «женской власти» коренится в куртуазном кодексе чести. Около 1100 года Гартман фон Ауэ в диалоге о любви, который ведут Сердце и Тело, пустил в ход образ «Frau Minne» («госпожа Любовь») – аллегорию куртуазной любви, или любви Сердца. Став популярной при дворах немецких государей, Frau Minne[837] оставила плотскую любовь в распоряжение Венеры и ее коварного сына. Веком позже Вальтер фон дер Фогельвейде ввел в немецкую лирику «hohe Minne» и «niedere Minne» – «высокую» и «низкую» (плотскую) любовь, – отождествив немецкую «Liebe» («любовь») с «niedere Minne». Отныне власть Венеры распространялась только на плотскую любовь. В легенде о Тангейзере преподнесен урок всем тем, кто осмеливается сблизиться с Венерой. Привлеченный к ее двору, миннезингер предается плотским утехам, но, побуждаемый раскаянием, отправляется в Рим испросить у папы отпущение грехов. Порыв его напрасен: как посох Тангейзера никогда не прорастет листвой, отвечает папа, так его грехи никогда не будут прощены. В отчаянии поэт возвращается в грот Венеры. Тем временем посох, оставленный им в Риме, покрывается листьями. Папа велит отыскать Тангейзера, но того больше никто никогда не видел.
Лукас Кранах Старший. Юдифь с головой Олоферна. Ок. 1530
Лукас Кранах Старший.
