1918
Маленькие дети
Детская площадка
В ярком летнем свете,В сквере, в цветнике,Маленькие детиВозятся в песке:
Гречники готовят,Катят колесо,Неумело ловятПалочкой серсо;
Говорят, смеются,Плачут невпопад, —В хоровод сплетутся,Выстроятся в ряд;
Все, во всем – беспечны,И, в пылу игры,Все – добросердечны...Ах! лишь до поры!
Сколько лет им, спросим.Редкий даст ответ:Тем – лет пять, тем – восемь,Старше в круге нет.
Но, как знать, быть может,Здесь, в кругу детей, —Тот, кто потревожитМглу грядущих дней, —
Будущий воитель,Будущий мудрец,Прав благовеститель,Тайновед сердец;
Иль преступник некий,Имя чье потомБудет жить вовеки,Облито стыдом...
Скрыты в шуме кругаОба, может быть,И сейчас друг другаПогнались ловить;
И, смеясь затеям,Вот несется вскачьС будущим злодеемБудущий палач!
Маленькие дети!В этот летний часВся судьба столетийЗиждется на вас!
Июль 1918
Праздники
Ждать в детстве воскресенья,Дня пасхи, рождества,Дня именин, рожденьяИль просто торжества, —Какое восхищенье,Когда вся жизнь – нова!
Зажгут в сочельник елку,Мы раньше, вечерком,Ее подсмотрим в щелку!И в масках мы потомЗапляшем, втихомолкуПугая целый дом!
И будем мы, при боеЧасов, под Новый год,Записывать простоеЖеланье в свой черед...Зато нам ангел вдвоеПодарков принесет!
На масленой неделеКататься мы должны!И утром чуть с постели, —Вопрос: когда ж блины?А голосом свирелиПоют ручьи весны.
Под пасху мать заставитНам волоса подстричь,Но праздник все поправит..,Ах! пасха! ах! кулич!Пусть вечером слукавит,Катя яйцо, Лукич!
Но не довольно ль, впрочем,И именин простых.Мы поутру бормочемСвой именинный стих,А целый день хохочемСреди друзей своих!
И даже день воскресный,Когда уроков нет, —Сияет, как чудесный,Небесный чистый свет!Так после влаги преснойСолдат вином согрет!
Вы, праздники меж будней, —Как звезды в груде страз!Чем рок был многотрудней,Тем слаще вспомнить вас, —Рубинной, изумруднойАлмазной, чем алмаз!
16 марта 1918
Детская спевка
На веселой спевочке,В роще, у реки,Мальчик и две девочкиГоворят стихи.
Это – поздравлениеБабушке: онаЗавтра день рожденияПраздновать должна.
Мальчик запевалоюНачинает так:«Нашу лепту малуюПреданности в знак...»
И сестренки вдумчивоОглашают лес,Вторя: «Детский ум чегоПросит у небес...»
Песенка нескладнаяСтоит им труда...А вблизи, прохладная,Катится вода.
Рядом – ели острые,Белизна берез;Над цветами – пестрыеКрылышки стрекоз.
Реют однодневочки,Бабочки весны...Мальчик и две девочки,Aх, как им смешны!
1918
Колыбельная
Спи, мой мальчик! Птицы спят;Накормили львицы львят;Прислонясь к дубам, заснулиВ роще робкие косули;Дремлют рыбы под водой;Почивает сом седой.
Только волки, только совыПо ночам гулять готовы,Рыщут, ищут, где украсть,Разевают клюв и пасть.Зажжена у нас лампадка.Спи, мой мальчик, мирно, сладко.
Спи, как рыбы, птицы, львы,Как жучки в кустах травы,Как в берлогах, норах, гнездахЗвери, легшие на роздых...Вой волков и крики сом,Не тревожьте детских снов!
1919
Сонеты
Миги
Бывают миги тягостных раздумий,Когда душа скорбит, утомлена;И в книжных тайнах, и в житейском шумеУже не слышит нового она.
И кажется, что выпит мной до днаВесь кубок счастья, горя и безумий.Но, как Эгерия являлась Нуме, —Мне нимфа предстает светла, ясна.
Моей мечты созданье, в эти мигиОна – живей, чем люди и чем книги,Ее слова доносятся извне.
И шепчет мне она: «Роптать позорно.Пусть эта жизнь подобна бездне черной;Есть жизнь иная в вечной вышине!»
1918
Наряд весны
За годом год, ряды тысячелетий, —Нет! неисчетных миллионов лет,Май, воскрешая луговины эти,Их убирает в травянистый цвет.
Пытливцы видят на иной планете,Что шар земной в зеленый блеск одет;Быть может, в гимне там поет поэт:«Как жизнь чудесна в изумрудном свете!»
Лишь наш привычный взор, угрюм и туп,Обходит равнодушно зелень купИ свежесть нив под возрожденной новью;
Наряд весны, мы свыклись в мире с ним;И изумруд весенних трав багрим,Во имя призрака, горячей кровью!
1918
На полустанке
Гремя, прошел экспресс. У светлых оконМелькнули шарфы, пледы, пижама;Там – резкий блеск пенсне, там – черный локон,Там – нежный женский лик, мечта сама!
Лишь дым – за поездом; в снега увлек онОгни и образы; вкруг – снова тьма...Блестя в морозной мгле, уже далек он,А здесь – безлюдье, холод, ночь – нема.
Лишь тень одна стоит на полустанкеПод фонарем; вперен, должно быть, взглядВо тьму, но грусть – в безжизненной осанке!
Жить? Для чего? – Встречать товарных ряд,Читать роман, где действует Агнесса,Да снова ждать живых огней экспресса!
16 ноября 1917
Максиму Горькому в июле 1917 года
В *** громили памятник Пушкина;
В *** артисты отказались играть «На дне».
(Газетное сообщение 1917 г.)
Не в первый раз мы наблюдаем это:В толпе опять безумный шум возник,И вот она, подъемля буйный крик,Заносит руку на кумир поэта.
Но неизменен, в новых бурях света,Его спокойный и прекрасный лик;На вопль детей он не дает ответа,Задумчив и божественно велик.
И тот же шум вокруг твоих созданий, —В толпе, забывшей гром рукоплесканий,С каким она лелеяла «На дне».
И так же образы любимой драмы,Бессмертные, величественно-прямы,Стоят над нами в ясной вышине.
17 июля 1917
Беглецы
Стон роковой прошел по Риму: «Канны!»Там консул пал и войска лучший цветПолег; в руках врагов – весь юг пространный;Идти на Город им – преграды нет!
У кораблей, под гнетом горьких бед,В отчаяньи, в успех не веря бранный,Народ шумит: искать обетованныйКрай за морем – готов, судьбе в ответ.
Но Публий Сципион и Аппий КлавдийВдруг предстают, гласят о высшей правде,О славе тех, кто за отчизну пал.
Смутясь, внимают беглецы укорам,И с палуб сходят... Это – час, которымБыл побежден надменный Ганнибал!
24 сентября 1917
Memento mori[45]
Импровизация в кафе «Десятая муза» 14 мая 1918 г.
Ища забав, быть может, сатанаЯвляется порой у нас в столице:Одет изысканно, цветок в петлице,Рубин в булавке, грудь надушена.
И улица шумит пред ним, пьяна;Трамваи мчатся длинной вереницей...По ней читает он, как по страницеОткрытой книги, что вся жизнь – гнусна.
Но встретится, в толпе шумливо-тесной,Он с девушкой, наивной и прелестной,В чьих взорах ярко светится любовь...
И вспыхнет гнев у дьявола во взоре,И, исчезая из столицы вновь,Прошепчет он одно: memento mori!
14 мая 1918
В такие дни
1919—1920
В зареве пожара
России
В стозарном зареве пожара,Под ярый вопль вражды всемирной,В дыму неукрощенных бурь, —Твой облик реет властной чарой:Венец рубинный и сапфирныйПревыше туч пронзил лазурь.
Россия! в злые дни Батыя,Кто, кто монгольскому потопуВозвел плотину, как не ты?Чья, в напряженной воле, выя,За плату рабств, спасла ЕвропуОт Чингис-хановой пяты?
Но из глухих глубин позора,Из тьмы бессменных унижений,Вдруг, ярким выкриком костра, —Не ты ль, с палящей сталью взора,Взнеслась к державности веленийВ дни революции Петра?
И вновь, в час мировой расплаты,Дыша сквозь пушечные дула,Огня твоя хлебнула грудь, —Всех впереди, страна вожатый,Над мраком факел ты взметнула,Народам озаряя путь.
Что ж нам пред этой страшной силой?Где ты, кто смеет прекословить?Где ты, кто может ведать страх?Нам – лишь вершить, что ты решила,Нам – быть с тобой, нам – славословитьТвое величие в веках!
1920
