устроилась на задней парте и вооружилась карандашом.
— Все успели прочитать роман? Тогда давайте порассуждаем. — Начал я. — Кто помнит полное имя главного героя? — я кивнул молодому человеку с пылающим комсомольским значком на лацкане.
— Максим Печорин.
— Ну, допустим, хотя я уверен, что будут и другие ответы.
— Кто из вас может сказать, чем ему или ей интересен этот герой и его поступки?
Поднявшаяся рука с обручальным кольцом меня воодушевила. Я испытал что-то вроде благодарности к ней.
— Печорин был немыслимо щедрым мужчиной. — Мечтательно произнесло кольцо.
Я встретился глазами с Еленой Яковлевной, которая с ободряющим взглядом незаметно для учеников указательным пальцем сотворила в воздухе окружность, дескать, давай, раскручивай ее.
— Вы помните, какие роскошные подарки он делал Бэле? Одни персидские отрезы чего стоили!
Рядом кто-то вздохнул.
— Печорин — мужик благородный, он не воспользовался своим положением и не принудил Бэлу к сожительству.
Елена Яковлевна затаилась, боясь спугнуть Мысль. Мне тоже становилось все интересней.
— То есть вы считаете Печорина положительным героем и порядочным человеком? Я правильно вас понимаю?
— Конечно.
— Тогда скажите, можно ли считать положительным героем человека, склонного к похищению людей? Ведь он не только вступил в преступный сговор с братом Бэлы, но еще содействовал краже коня, которым расплатился за девушку. Больше того, похищение девушки стоило жизни двум невинным людям, в том числе и Бэле. В наше время он получил бы на всю катушку. Вы хотели бы выйти замуж за такого человека?
— Ну так это же дикари были, не русские. — Оживился комсомольский значок у двери. — Они по-русски-то говорить толком не умели. Твоя-моя не понимай.
Класс дружно рассмеялся.
— Но ведь Лермонтов сам считает его героем, даже роман так назвал. — Подключилась блондинка в очках, которая до тех пор занималась своими ногтями.
После звонка я поблагодарил класс за «содержательный» разговор, а Елену Яковлевну попросил переключить меня с литературы на русский язык. Когда практика закончилась, в учительской состоялся такой разговор.
— Такое ощущение, что ты уже лет десять в нашей школе работаешь. Я вчера провела контрольную по материалам твоих уроков. Результаты впечатлили. Скажи, ты идешь на «красный диплом»?
— Да что вы, Елена Яковлевна, какой там, дай бог, чтобы вообще не съели на последней стометровке. А что?
— Ну вот и замечательно. Тогда, если тебе все равно, я выставлю тебе за практику четверку.
— ?
— Чтобы не сказали, что мы тебе «по-родственному» пятерку поставили. В университете же известно, что ты нашу школу заканчивал.
ЛЮБОВЬ К ЧЕТЫРЕМ АПЕЛЬСИНАМ
Шариков — порождение мирового сионизма. Первое в жизни слово он прочитал справа налево. Он овладевал знаниями, как и я, — на углу Моховой. Но если бы его собачий дух угасал где-нибудь в другом месте, ну, скажем, на Сущевском валу, его первое по-человечески произнесенное слово было бы не «абырвалг», а полнозвучное «Поокбыр». Хотя вряд ли. Потому что никакой милиционер не помешал бы ему подбегать к этой вывеске слева. Его, милиционера, там попросту не стояло. Вывеской, правда, заинтересуется ОБХСС, но это будет нескоро. Лет через пятьдесят, как раз, когда Полиграфычу на пенсию выходить. В отличие от «Главрыбы», у названия конторы «Рыбкооп» был длиннющий угревый хвост, нацеленный на разъяснение ее функций, но он не столько разъяснял, сколько еще больше запутывал любознательных: «Оптово-закупочная база “Рыболовсекция” Роспотребсоюза». Дело в том, что ни к рыболовному спорту, ни к рыбному промыслу контора отношения не имела. Как в известном анекдоте об обрезальной лавке на Дерибасовской, над которой красовалась выразительная вывеска с часами. На вопрос удивленного посетителя владелец-моэль стыдливо ответил: «А что я, по вашему, должен был повесить?». Чтобы не томить случайного читателя, поясню, что «Рыболовсекция» занималась исключительно… овощами и фруктами.
С момента, когда я (с легкой руки подружки С.) перешагнул порог «Рыбкоопа», на мне лежала почетная и неплохо оплачиваемая миссия спасать от цинги и авитаминоза тружеников Сахалина, Камчатки, Заполярья и других суровых прибрежных районов.
— Студент? — уважительно спросил директор заведения Игорь Иванович Гусенков. — Это хорошо. Работа у нас ответственная. Соображать надо.
Я начал соображать. Чтобы помочь мне, Гусенков вызвал помощника Леню (фамилия давно улетучилась).
— Вот, Леня (это к тезке), наш новый сопровождающий. Студент. Введи его в курс и подбери ему не самый трудный рейс и для первого раза опытного напарника.
(С такими же словами, должно быть, обратился Сергей Королев к Юрию Гагарину, представляя ему Павла Беляева).
Не знаю, по какой тарифной сетке оплачивалась работа космонавтов, но мои условия открывали передо мной немыслимые финансовые перспективы. В эту ночь мне снились наперебой магнитофон «Астра», вместительный кожаный портфель на ремне, который я давно присмотрел в магазине «Ванда» на Петровке, и академический томик Аполлинера, за который «просветители» возле букинистического просили 15 рублей. За километр полета на борту ИЛ-18 мне должны насчитывать 2 копейки — 180 рублей чистыми за два дня работы. К сожалению, в один конец. И при условии, что весь груз я доставлю в целости. Недостача покрывается за счет материально ответственного лица, то есть моего. Поскольку до сих пор я сталкивался только с моральной ответственностью, трудно было взять в толк, откуда может взяться недостача? Даже если я весь полет без остановки буду грызть казенную морковку, заедать ее клубникой и запивать свежевыжатым виноградным соком, то худшее, что случится за 10 часов пути, — это острая диарея.
— Главное — не зевать. С товара глаз не сводить. Спать по очереди. — Наставлял Леня.
— А что, воздушные пираты балуют? Грабят транспорты с капустой? А оружие тоже выдадут? Лучше с парашютом впридачу.
— Если бы воздушные! У нас если не повезет, на взлетной полосе уже без штанов останешься. Но и в полете не веселей — посадки, заправки, перевалки. Сам увидишь.
— Завтра я отправляю рейс в Магадан. Поедешь со мной на базу и познакомишься с процедурой получения и оформления товара. Потом — во Внуково, побудешь на погрузке.
Завбазой в замызганном халате, пожимая руку, изучающе всматривается — можно ли доверять. Можно. Сопровождающий почему-то без пары. Колей зовут. Рыжий, косая сажень. На базе чувствует себя по-хозяйски. После контрольного завеса основного груза шепчется о чем-то с кладовщиком. Тот показывает ему штабель ящиков с антоновкой в дальнем углу (кг 300, не меньше), после чего антоновка загружается в фуру без взвешивания. Шелестят купюры. Во Внуково фуры подгоняются к борту. Пока Коля о чем-то шепчется со вторым пилотом, один из шоферюг скрывается в кузове. Не прошло и пяти минут, как он снова на земле и уже волочет в кабину мешок.
