дает тебе права быть плохим гражданином.
Но так как древний старичок как ни в чем не бывало продолжал бить поклоны, адвокат окончательно потерял терпение и, ухватив беднягу за шиворот, поволок его с собой в уличку Лучии-Курятницы.
В дверях кафе показался кум Акилле и, подойдя к опустевшему столику, пожелал кавальере Джордано доброй ночи: извините, мол, время позднее, пора закрывать. На площади было пусто и темно. В том ее углу, где сгустилась непроглядная темень, в доме купца Манкафеде дрогнул полуоткрытый ставень и начал затворяться. Но со стороны зиявшего чернотой двора ратуши послышались шаги — и ставень в доме купца Манкафеде замер на полдороге.
Нелло Дженнари, понурив голову, остановился под аркадой, как вдруг какое-то белое видение шепнуло ему несколько слов, и тут же упорхнуло.
— Вас просят возвратиться в театр и…
Дальше он не расслышал. Маленькая монашенка, сделав полный круг, еще ближе проскользнула мимо него.
— …и петь. Вас будут там слушать.
— Аббатиса? — спросил он и простер руки, чтобы схватить легкокрылую тень.
Но она уже неслась вверх по ступенчатой уличке. Он бежал за ней с поднятыми руками. Ноги его, казалось, вязли в земле, тогда как ему предстояло лететь на небо! Он не замечал, что натыкается на мирно почивающих коз. Зубы выбивали дробь, в голове смутно вертелось: «Альба пришла и ждет меня. Будет ли мне расплатой смерть? Все равно я спою «Драгоценную ночь», хотя бы она стоила мне жизни — драгоценная ночь! Но пусть решает аббатиса. И что бы ты не решила, Альба, я твой!»
Перескочив через последние ступеньки, он уже чувствовал, что мчится на крыльях. Но вот и широкая терраса перед дворцом. Монашенки и след простыл. «Не снится ли мне все это? Как может Альба быть здесь в такой поздний час! Да и что она знает обо мне? Кто-то решил надо мной посмеяться…» Тем не менее он закрыл глаза и бросился вперед.
В коридорах тьма была не так густа. Две свечки в фонарях, свисающих с кулис, отбрасывали красноватую дорожку на часть сцены, рампу и зрительный зал. Сжимая виски, Нелло Дженнари в два стремительных прыжка очутился на сцене и весь задрожал. Голос не слушался его, он задыхался. С большим трудом он взял себя в руки и запел:
«Эту ночь мы отдадим наслаждению, хотя бы она стоила нам жизни — драгоценная ночь!»
Нетвердым шагом, качаясь, он подошел к слабо освещенной рампе и, вскинув руки ладонями кверху, словно приговоренный к смерти, поднял глаза. Перед ним лежала непроницаемая тьма. Третья ложа направо между двумя стройными колонками показалась ему чернее остальных: так вот куда вел лабиринт его ночей, исполненных загадки, пронизанных страхом и восторгом.
Он повторил, откинув голову: «Драгоценная ночь» — и, держа последнюю ноту, вдруг почувствовал на шее чью-то руку. Мягкая и сильная, она душила его. «Аббатиса! — подумал он и закрыл глаза. — Это она! Я умираю! И так и не увижу тебя, Альба?» Но когда он поднял веки, там, в темноте, вспорхнули две маленькие белые ручки, они беззвучно аплодировали. «Вот оно, счастье! Теперь я знаю, оно мне суждено!» И Нелло упал на колени.
Стоя на коленях, он пел: «Взгляни, любимая, наш домик весь в цветах», чувствуя, что звуки льются из его груди, как неиссякаемые волны счастья. Преклонив ухо, ждал он вступления своей партнерши: «Ее голос! Ее голос!» Но тут прямо в руки ему упали цветы. И сразу же за этим послышался звук отворяемой двери. Он вскочил, бросился в коридор и добежал до лестницы вовремя, чтобы заградить беглянке выход. Легкие шаги наверху сбежали вниз по нескольким ступенькам, а потом быстро-быстро повернули обратно. Он помчался следом. За углом перед ним мелькнул подол женского платья. Открыв дверь какой-то комнаты, он увидел туманные очертания убегающей фигурки. Там, где длинная галерея тонула в густом мраке, чья-то смутно белеющая рука с мольбой протянулась назад. Сквозь устремленные в небо окна какого-то зала, из-за набежавших туч пробивался тонкий луч одинокой звезды, ложась на продавленный трон, на потрескавшиеся картины, на чей-то белый профиль, который, ускользая, открыл рот в беззвучном крике. Из глаз преследователя брызнули слезы: слезы мешали ему увидеть ту, что порывисто дышала где-то рядом, спотыкалась и, наконец, бросилась открывать окно. Он остановился и только поднял вверх молитвенно сложенные руки. Его прояснившиеся глаза уставились на тени под ее бровями. Так они стояли друг против друга, молча, не двигаясь. Она раскинула руки вдоль кованой решетки раскрытого до полу окна. Очертания ее головки таяли в темном воздухе. Где-то в бездну со скалы низвергался шумный водопад.
Сквозь набежавшее облачко снова пробился луч той же звезды.
И Альба сказала:
— Ты плакал.
— Да, потому, что я невольно испугал тебя, — сказал Нелло. — Но если бы я тебя не догнал, все было бы кончено… Понимаешь ли ты, что это значит…
— Я знаю все!
— Альба!
И он тут же отпрянул: она откинулась назад, в раскрытое окно.
— Не трогай меня!
Удручающая тишина. А потом, сперва незаметно, она склонилась вперед и упала в его объятия.
IV
Пробило четыре.
— Надо бежать, — сказала Альба. — Еще два часа, и нам не удастся незаметно проскользнуть через площадь.
— Еще целых два часа! — молил Нелло. — Не уходи, останься. Ты так долго заставила меня ждать.
И когда следующий удар колокола вспугнул ее:
— Пять часов! О Нелло, я погибла!
— Прикажи мне прыгнуть в эту пропасть, и ты спасена!
Он уже высунулся в окно; она повисла на нем.
— О Нелло, так-то ты любишь меня! — Она закрыла глаза. А открыв, сказала: — Что ж, я готова. Давай пройдем по площади, пусть все нас видят.
— Прости меня, Альба! Но почему нам не остаться здесь до самой ночи? Мы были бы так счастливы. Ночью я отнесу тебя домой на руках, обещаю.
— Нет, нельзя, меня будут искать. Мы можем пройти монастырем и спуститься в Вилласкуру по горе. Дай мне руку, любимый! — И у стен монастыря: — В половине шестого одна из сестер откроет ворота. Если бы это была Амика! Амика дочь нашего садовника, дома она была моей служанкой и здесь, в монастыре, тоже должна была прислуживать мне.
При виде монастырских ворот Альба опустила глаза.
— Когда в полночь все стояли у всенощной, Амика тайком убежала, чтобы сказать тебе, что я жду. Хорошо, если бы сегодня привратницей была Амика!
Так оно и оказалось. Следуя за ней, Альба шепнула, тихонько сжав его руку:
— Скажи, не слишком ли
