— Они посовещаются. — Педро колебался. Виктория по-прежнему не отвечала на его вопрос. — Что ты, черт возьми, здесь делаешь? Где дети?
Она глубоко вздохнула, чувствуя, как странное ощущение покоя крепнет в ее душе. Это началось с тех пор, как они прибыли в лагерь мапуче.
— Они в безопасности, Педро. Все остальное — долгая история. Мне нужно время, чтобы все тебе рассказать.
Она пристально посмотрела на него. Педро кивнул. Спустя мгновение Юлиус и Виктория снова оказались в полумраке хижины.
— Сеньор Кабезас, кажется, не особо рад тебя видеть, — сделал вывод Юлиус.
— Да, — ответила Виктория. Сквозь прорехи в кустарнике она попыталась проследить, что делается снаружи.
— Между вами что-то произошло? — настойчиво допытывался Юлиус.
Чтобы хоть что-то разглядеть, Виктория наклонилась немного вперед, но все было напрасно. Она не видела ничего, кроме соседней хижины, нескольких охапок сена и пыльной земли.
— Мы поссорились перед расставанием, но тебя не должно это волновать.
— Поссорились перед расставанием, — повторил, как эхо, Юлиус.
Он присел на корточки. На его лице появилась неуверенность. Виктория улыбнулась ему.
— Все будет хорошо.
— Если бы я рассказал эту историю своим друзьям в Буэнос-Айресе… Или в Гамбурге… Я среди дикарей, меня похитили бандиты…
Юлиус таинственно улыбнулся. Виктория заметила, как редко он говорил о Гамбурге с тех пор, как они сошли с корабля. Может, он чаще об этом думал, чем говорил? Она ведь нередко вспоминала о родине и регулярно писала родителям, последнее письмо она отправила перед выездом из Буэнос-Айреса. Виктория сообщила им о долгом путешествии, которое ей пришлось совершить. Все остальное было слишком неопределенным, ни к чему было волновать отца и мать. Виктория пристально взглянула на Юлиуса.
— У нас все получится, — сказала она.
Юлиус кивнул. Потом они сидели, погрузившись каждый в свои мысли, пока у хижины не раздались голоса и на входе не распахнулось покрывало, заменявшее дверь. Педро заглянул внутрь.
— Пойдемте, — коротко бросил он.
По его спокойному голосу ничего нельзя было понять. Он совершенно не стремился подготовить их к тому, что их ждет.
Виктория и Юлиус последовали за ним через весь лагерь.
Индейцы стояли группками. Виктория заметила среди них лишь одну женщину. Та удивленно повернула голову, но они быстро прошли мимо и не стали разглядывать друг друга.
Педро подвел их к хижине, у которой дожидалось много индейцев. На голове у одного из них было украшение. «Должно быть, это кацик», — подумала Виктория. Рядом с ним ожидал молодой мужчина, который недавно так злобно посмотрел на нее и плюнул перед Педро. Юлиус резко выдохнул и сжал зубы.
Несколько секунд они стояли молча друг напротив друга. Потом мужчина с украшением на голове что-то произнес.
— Садитесь, — перевел Педро.
Виктория и Юлиус повиновались. Индейцы вокруг них еще немного постояли, потом тоже сели. Лишь молодой индеец оставался в стороне и по-прежнему злобно смотрел на Викторию.
Вождь снова что-то произнес.
— Он спрашивает, откуда вы приехали и что здесь делаете, — перевел Педро.
— Как его зовут? — Виктория взглянула на Педро.
— Кого? — озадаченно спросил Педро.
Виктория решительно подняла голову, молясь про себя, чтобы ее голос не дрогнул.
— Того, кто задает вопросы. — Теперь она взглянула на индейца. — Как его зовут?
— Я…
Педро, казалось, был в растерянности. Он смотрел то на Викторию, то на вождя. Виктория расправила плечи. Она не опускала глаз, когда вождь смотрел на нее, но при этом старалась всем своим видом выражать почтение.
— Я хочу знать, с кем говорю, — спокойным тоном произнесла она.
Вождь ответил на ее взгляд так же спокойно. У него были точеные черты лица, нос узкий, слегка изогнутый, глаза бездонно-черные.
Виктория перевела взгляд на Педро. Тот, очевидно, все еще не решался перевести слова, которые она произнесла.
— Я токи, — неожиданно ответил мужчина по-испански, — военачальник. Мое имя Негуен. Как зовут тебя, женщина?
— Виктория.
«Он военачальник, — подумала она, — не кацик…»
— Победоносная. — Вождь серьезно взглянул на нее. — Что ты делаешь здесь, на земле мапуче?
Виктория указала на Педро.
— Я искала его. — Она не сводила глаз с токи. — Мой муж хочет его убить.
— Почему?
— Потому что… — Виктория подыскивала слова, — потому что он для меня много значит. — Она замолчала на секунду, потом добавила: — И мой сын… от него.
Токи немного помолчал, потом кивнул.
— Ты знаешь, что мы сейчас воюем? Белые объявили нам войну с тех пор, как пришли в наши земли.
— Нет, этого я не знала. Мне очень жаль. — Виктория указала на Педро. — Я хотела спасти его для своего сына.
«И для себя», — добавила она мысленно.
Токи встал.
— Вы станете на некоторое время нашими гостями, — неожиданно сказал он тоном, не терпящим возражений. — Белые должны знать, с кем они сражаются.
Виктория постаралась скрыть удивление. Она лишь кивнула и толкнула Юлиуса в бок.
— А что еще нам остается? — пробормотал тот по-немецки.
Молодой рассерженный индеец молча вскочил на лошадь, стоявшую рядом с ним. Он издал клич, направил животное на Викторию и поднял животное на дыбы. Женщина увидела копыта перед своим лицом и прикрылась руками, но индеец уже развернул лошадь и ускакал прочь в клубах пыли. Виктория продолжала стоять, окаменев. Потом она заметила, что Педро схватил ее за руку. Впервые она испытала облегчение. Юлиус, не веря своим глазам, смотрел вслед молодому индейцу.
— Прошу прощения за своего младшего брата, — произнес токи. — Недавно белые убили его жену и ребенка. Он в трауре.
— Я… — запинаясь, произнесла Виктория, подыскивая слова, — мне… мне очень жаль.
В глазах токи читалось спокойное дружелюбие.
— Спасибо, Виктория. Мой брат очень любил свою жену. Надеюсь, он еще увидит, что не все белые плохие. Впрочем, и вы увидите, что не все индейцы — дикари.
Виктория молча кивнула. Она не верила, что ненависть молодого мужчины так быстро пройдет.
Педро отвел Викторию и Юлиуса обратно к хижине и исчез. Один из индейцев принес им их сумки и одеяла.
На следующее утро Педро снова появился. Сидя возле хижины, Юлиус и Виктория достали припасы и стали есть хлеб и мясо, запивая свежей водой.
Когда утром они выбрались из своего убежища, чтобы облегчиться, то с удивлением обнаружили, что никто и не собирался препятствовать им покинуть его. Либо их не считали пленниками, либо понимали, что деться им все равно некуда. Часовых тоже не было. Пленники наполнили фляги в реке и вернулись к хижине. Справа от входа Юлиус расстелил одно из одеял, под которым они спасались ночью от холода. Стараясь не выглядеть чрезмерно любопытными, они стали наблюдать за жизнью в лагере. Но за ними тоже следили.
