— Можем перенести его сюда, — предлагаю я.
— Каким образом?
— Это будет ужин… в турецком стиле и с китайской едой.
— Почему?
— Будем ужинать на полу, который будет закрыт газетами и пленкой.
— Звучит неплохо, если мы выживем, — улыбается парень.
Пока переодеваюсь и собираю волосы в хвостик, Мэйсон приносит валики и краску. Лёгкий мандраж пробирает до кончиков пальцев, когда периодически вижу его в комнате, через отражение зеркала. Мы действительно сейчас будем красить стены. Пути обратно уже нет, как и мебели.
Беру в руки валик и раскатываю по ванночке, делая первый взмах белой краски по стене, под которой легко скрывается светло серый. Рядом то же самое делает Мэйсон. На заднем плане тихо играет музыка, когда я прокрашиваю низ, а он тянется выше. Тихо подпеваю знакомым песням и глупо улыбаюсь, наслаждаясь, как легко нам удаётся работать в одной команде. На голову падает первая капля, это заставляет меня взять газету и сделать себе тот самый козырёк, который когда сделала мама. Мэйсон посмеивается надо мной, я же показываю ему язык и надеваю изделие на голову. Намного приятней потом не выдирать волосы, оставаясь лысой.
Как только залезаю на стремянку, чувствую, как по заднице скользит валик. Мэйсон делает вид, как только что не испортил мне шорты, продолжая водить им по стене. Мщу ему тем же методом, когда провожу по шее и спине.
— Черт! — смеясь, дёргается он. — За что?
— Это называется месть.
Буркнув, он размахивает в мою сторону валиком, с которого летит краска прямо в лицо. Теперь я окрасом Божьей коровки. Не теряюсь, ловко проводя своим по половине его лица, из-за чего начинаю хихикать. Это длится недолго, потому что Мэйсон накидывается на меня и начинает возиться, распространяя краску с майки по мне. Брыкаясь, визжу, смеюсь и вырываюсь из его хватки. В эту самую секунду раздаётся дверной звонок, из-за чего меня пробивает на истерически смех.
— Я не пойду, — улыбается Мэйсон.
— Тогда ты оставишь нас голодными, если это заказ.
— Я согласен.
— Картер! — восклицаю я.
— Я не обязан подходить к двери, это твой дом тоже. Ты тоже должна открывать дверь.
— Если позвонят в следующий раз, то идёшь ты.
— По рукам, — кивает он.
Торопливо бегу к двери, застав на пороге пустоту, а когда выглядываю, нахожу женщину у другой двери, которая, улыбаясь, говорит мне:
— Перепутала номер, извиняюсь.
Поворачиваюсь к Мэйсону и показываю язык, хихикая подобно безумному учёному.
И как только возвращаюсь обратно, дверной звонок снова наполняет стены квартиры, а в глазах Мэйсона вспыхивает огонёк.
— Почему не секунду назад? — ворчит он, плетясь к дверям.
— Победитель по жизни, — улыбаюсь я, когда Мэйсон открывает дверь, а парень в форме доставщика вылупляет глаза.
Невозможно сдержать смех, когда Мэйсон награждает меня остерегающим взглядом, рассчитываясь за заказ. Продолжаю хихикать и тогда, когда дверь закрывается. Одна из картин, на которые можно смотреть вечно. Чистое произведение искусства. Смущение чёрным по белому отражается на его лице. Такое можно увидеть крайне редко.
Забираю пакет, и пока Мэйсон рыскает по шкафам, разбираю его наполнение на полу среди кучи газеток. Ароматы пряностей пробуждают желудок, который начинает одобрительно урчать и просить наполнить его чем-то большим, чем воздух. Едва держусь, чтобы не накинуться на еду и не поглотить всё одним махом. Мэйсон садится рядом, держа в руках бутылёк и комок ваты.
Парень приступает оттирать краску с моего лица и шеи, я же в ответ кормлю его и себя, подхватывая лапшу и пельмени палочками.
— Воняешь, как спиртовая бочка, — улыбается Мэйсон.
— Когда-нибудь ходил на свидание с проспиртованной девушкой?
— Ты — моя первая, — смеётся он, оставляя поцелуй в уголке моих губ.
Что-то моментально меняется в его взгляде, а воздух вокруг становится тяжёлым и наэлектризованным.
— Во многом первая.
Глава 40
Мэйсон
День за днём, неделя за неделей, кирпичик за кирпичиком, моя привязанность разрастается до неведомых пределов. Не припоминаю, чтобы когда-либо так легко сдавался и принимал своё бессилие и нежелание борьбы. Обычно я борюсь с чувствами, противясь им и отклоняя всякое притяжение. Не верю, что внутри есть тот самый выключатель, по щелчку которого можно что-то включить и выключить, но даже если он существует, мой заклинило, либо он вовсе сломался и отвалился.
Поворачиваю голову к окну и наблюдаю за снежной бурей, разыгрывающейся за стенами университета. Несмотря на количество выходных праздничных дней, я всё равно не особо люблю зиму, а именно эта зима, кажется, будет достаточно морозной и снежной. На календаре только конец ноября, а на улице уже полно сугробов. Днём они тают под солнечными лучами, превращаясь в слякоть и лёд, а утром и вечером обрастают новыми слоями. Парочку раз я чуть ли не расшибся из-за гололёда не только на машине, но и когда шагал пешком. Людей практически нет, либо в такую погоду каждый предпочитает оплатить поездку в такси, чем совершить пешую прогулку.
— Эй, — оборачиваюсь на голос с правой стороны.
Миниатюрная брюнетка переминается с ноги на ногу, хлопая глазами и теребя волосы. Клянусь, в её голове завывает вьюга, потому что более дебильного женского жеста мне ещё не удавалось видеть. Каждый раз, когда вижу накручивание локона на палец, борюсь с желанием не издать рвотные звуки. Не знаю, что может быть глупее. Возможно, им кажется, что он вполне невинен и показывает скромность, я вижу иное: согласие на всё.
Окидываю её взглядом и выгибаю бровь.
— Что?
— Привет.
Борюсь с новым желанием закатить глаза и отвернуться, но проигрываю и всё же закатываю глаза. Если бы несколько месяцев назад, она подошла ко мне также, то давно получила желаемое. Сейчас перед глазами только одна картина: Трикси, кончик носа которой измазан краской, и которая рисует сердечки валиком на стене. Конечно, от них ничего не осталось, когда всё завершилось, но я запомнил.
— Тебе помочь что-то достать? — игнорирую намёки, задавая вопрос, который абсолютно не к месту. Вряд ли она открывала книгу со школы.
— Нет, — растеряно щебечет девушка. — Я хотела…
— Понятно, — говорю я, когда она не решается продолжить.
— Ты не мог бы позаниматься со мной?
Едва не давлюсь от подступающего смеха, оставаясь с каменным выражением лица.
— Позаниматься?
— Ну, да… ты же занимаешься боксом.
Оглядываюсь, чтобы обнаружить скрытую камеру и людей вокруг, которые должны дружно выкрикнуть: «Розыгрыш!», но все занимаются своими делами.
Вновь возвращаю внимание к девушке.
— И что? Из всего населения Нью-Йорка, я — единственная надежда?
— Да, — улыбается она.
— Отличная шутка, я оценил.
Хочу свалить, но девушка дотягивается до предплечья, останавливая движение. Сбрасываю руку и смотрю на неё через плечо.
— Остались ещё?
— Я не шутила… мы могли бы позаниматься.
— Максимум, что я могу сделать: посоветовать зал.
Достаю телефон, который сигналит о принятии нового сообщения, и абстрагируюсь от потока слов, который летит в мою сторону. Тупо улыбаюсь экрану, читая уведомление от Трикси, которая просит взять ей книгу. Даю положительный ответ и получаю слова благодарности. Вновь сую телефон в карман и поднимаю голову.
— Есть ещё вопросы?
— Я…
— Пока, — киваю я, направляясь к нужному стеллажу, чтобы захватить книгу и покинуть библиотеку.
Девушка продолжает смотреть мне вслед, и только когда скрываюсь за поворотом, зрительная связь обрывается. Этого следовало ожидать: интерес возрастает, когда находишься в отношениях. Словно кто-то пытается испытать на прочность и проверить выдержку на стойкость. Клянусь, моё терпение может быть вечным, но всему есть конец. Она уже третья или пятая за сегодня и миллионная за неделю. Со временем я понял, что полный игнор тоже не действенный способ, приходится говорить, чтобы дать понять. Некоторые оскорбленно фыркали, кто-то говорил, что я скотина, козел и урод, кто-то, взмахнув волосами, отворачивался и уходил. Я был бы рад, если бы они вообще не подходили. Иногда хочется стать невидимкой, чтобы проплыть мимо, но я потрясно овладел навыком безразличия. Мир перевернулся вверх ногами, когда тебя обхаживает девчонка, а не ты её.
