Отец. Я вынужден сидеть здесь, ты же знаешь, но я-то работаю. Целыми днями я занят своим концертом, хотя со стороны может показаться, будто я ничего не делаю. Ах, если бы я мог позволить себе хоть немного покоя, хоть немного тишины, уединения. Как мне это необходимо!
Мать. Хм, тебе это необходимо? Чуткой натуре, художнику нужен покой. А мы бесчувственные и толстокожие, нас эта собачья жизнь устраивает, мы к ней притерпелись, в голове у нас не музыка, а свинцовые мозги, да?
Отец. Замолчи.
Пауза.
Мать. Только бы Мириам не дозналась, что ее дочь у нас. Вечером, когда мы пошли в кино, я сказала ей: «Постарайся не бросаться в глаза, детка, пригни голову». А она? Выпрямилась, словно жердь, и вышагивает посреди улицы, а в перерыве ее еще в туалет понесло. Будто нарочно. Хотела, чтобы все видели ее с нами. А по мне, так лучше бы она сегодня посидела дома, но она ни в какую, ей, видите ли, захотелось подышать свежим воздухом.
Отец. Хе-хе, свежим воздухом.
Мать. Она во что бы то ни стало решила выйти за покупками. Ну что я могла с ней сделать? Да и когда еще у нас будет такая возможность купить чего-нибудь вкусненького? Слушай, Паттини, а что, если кто-нибудь из знакомых видел ее с нами в кино и доложит об этом твоей сестре?
Отец. М-да… Она, конечно, начинает командовать, и все-таки она славная девушка. Ну кто еще способен на такое? Стоило Томасу заикнуться о том, что ему хочется иметь радиоприемник, как она тут же пошла и купила его.
Мать. Это входит в ее планы, Паттини, а потом, что ей стоит потратить каких-нибудь три-четыре тысячи, если скоро она получит все?
Отец. Правда. Как ты думаешь, купит она мне тогда пианино?
Мать. Да ты совсем рехнулся, старик! Что это тебе взбрело в голову? Хочешь, чтобы все полетело к черту из-за твоей жадности?
Она же сама сказала: «Если все уладится, дядя Генри получит свое пианино». Так и сказала. Но что мы имеем? Пока ничего.
Отец. Тогда, я сказал, тогда.
Мать. Я устала, Паттини.
Отец. Я тоже.
Мать. Буду счастлива, когда все это будет позади.
Отец. Вот-вот, и в нашем доме наступит, наконец, покой.
Мать. Ну да, ты хочешь сказать, что сможешь и дальше «спокойно» ничего не делать.
Отец. Замолчи.
Мать. А в том, что у нас ничего не получается, виновата Андреа. Это она настраивает мальчика. Не хочет, чтобы ему было хорошо, чтобы всем нам было хорошо. Просто не знаю, что с ней творится последнее время. Она и раньше была не очень-то покладистой, а теперь и вовсе…
Отец. Ничего не понимаю.
Мать. Я-то все отлично понимаю, только не знаю, как сказать.
Отец. Так что все это значит?
Мать. Посмотрим.
Отец. Просто не понимаю, как она посмела за моей спиной позвонить в Общество. Я ведь ни о чем понятия не имел. Как они только не издевались надо мной. Сколько лет подряд я не переступал порога этого здания, и когда наконец явился туда, где раньше меня чествовали как короля, считали гордостью нашей музыки, меня призывают к ответу, словно преступника. Этот желторотый птенец, этот флюгер несчастный, секретаришка Лауверс, спрашивает: «Что с твоей дочерью, Паттини? Чего она добивается от нашего председателя? Мы же ничего тебе не обещали. Почему же ты надоедаешь и дергаешь всех нас из-за этого водительского места? Зачем ты так унижаешься?» Мало того, что весь город над нами смеется, теперь и коллеги станут моими врагами. Все, все враги мне.
Мать (тихо). Только не я, Паттини.
Отец (смотрит на нее, потом отворачивается). Ты нет.
Пауза.
А что там Андреа?
Мать. Хочет уехать.
Отец. Уехать? Андреа? Почему?
Мать. И не одна, а с Томасом.
Отец. Куда?
Мать. Я слышала, как они вчера шептались.
Отец. Но в чем дело? Куда их несет?
Мать. В Англию, к Маргарите.
Отец. Не смеши меня. Как они доберутся туда?
Мать. Она не желает, чтобы Томас женился.
Отец. Ах, не хочет? Мадемуазель не желают?
Мать. Нет. У нее совсем другое на уме.
Отец. Но почему же? Что еще вбила себе в голову эта дурочка?
Что ей нужно? Дело вот-вот сладится. Все идет наилучшим образом, а она встряла и вытворяет бог знает что.
Мать. Боюсь я, Паттини, ничего у нас не выйдет.
Звонок.
Это она!
Идет открыть дверь и возвращается вместе с X и л д о й. Девушка бросает на стол сумку, рядом кладет два тяжелых свертка, вынимает из сумки две бутылки молока, хлеб.
Хилда. Почему вы не включаете радио?
Отец. Да ничего интересного, детка, я смотрел программу.
Мать. Ну-ка, Паттини, включи радио, Хилда хочет послушать музыку.
Хилда. Нет, нет, если это для меня, то не беспокойтесь, просто я думала… что теперь, когда у вас наконец появился приемник… вам приятно будет послушать его.
Мать. В свое время, Хилда, у нас было два приемника и патефон.
Хилда. Они еще у вас?
Мать. Да. А что?
Хилда (садится). В жизни не видела ничего более странного, тетя, чем отношения между Томасом и Андреа.
Отец. А что такого, детка? Они отлично ладят между собой.
Хилда. Вот именно.
Отец. Они же брат и сестра. Они любят друг друга.
Хилда. Странно как-то. Вот сейчас, например. Почему они уединились в комнате, вместо того чтобы посидеть вместе с нами?
Отец. Да они всю жизнь так ведут себя. С детства секретничают.
Хилда. И все-таки это в высшей степени странно. (Обращается к матери, которая старается держаться в стороне.) Вы уже поговорили с дядей Генри?
Мать. Да, он согласен. Он считает, что это правильно.
Отец. Ты о чем?
Мать (делает ему знаки за спиной Хилды). Ну ты ведь понимаешь меня, Паттини. Мы же только что обо всем поговорили.
Отец. Да, да, конечно.
Мать. Вот и дядя Генри полагает, что вам с Томасом надо бы познакомиться поближе, подружиться, вы ведь еще толком не знаете друг друга, верно? (Смеется.)
Хилда (без улыбки). Это потому, что завтра утром я возвращаюсь домой?
Мать. Именно поэтому.
Отец. Да, да.
Мать. Тебе не стоит здесь задерживаться, мама совсем разволнуется. (Ободряюще смеется, но Хилда по-прежнему серьезна.)
Хилда. Да. (Смущенно.) И когда же, дядя Генри?
Отец. Что?
Мать. Ну то, о чем мы с тобой говорили, насчет постелей.
Отец. Постелей?
Мать. Я же сказала тебе, Хилде необходимо получше познакомиться с Томасом, ты видишь, что Андреа старается отвлечь его, ей хочется, чтобы он крутился возле ее юбки, вот я и подумала, что сегодня, в последнюю ночь в нашем доме, Хилда могла бы лечь спать в комнате Андреа (отец делает испуганное движение, но мать продолжает, не обращая на него внимания), потому что Хилде так ни разу и не удалось — она сама мне сказала об этом сегодня утром… подумать только, и это после того, как она купила ему этот замечательный приемник, так вот, ей ни разу не удалось поговорить с Томасом накоротке, все время кто-нибудь торчит рядом. А ведь мы затем и пригласили Хилду погостить, чтобы она могла поближе познакомиться с Томасом, не так ли?
Отец. Да, но Андреа…
Мать (резко). Андреа может один раз переночевать в твоей комнате. Ничего с ней не случится, на одну ночь перейдет в другую комнату, только и всего.
Отец. Да, конечно, мысль хорошая, но…
Мать. Я прекрасно понимаю Хилду. Каково ей завтра возвращаться домой, когда она даже не поговорила с Томасом? И что может быть лучше: она проведет вечерок наедине с Томасом в комнате Андреа.
Отец. Но Андреа…
Мать. Должна же она понять, Паттини, что влюбленным нужно немного побыть наедине.
Хилда (словно не веря своим ушам). Вы сказали, влюбленным, тетя?
Мать (посмеивается). Будто мы сами не были такими.
Отец (без энтузиазма). Да, будто и мы не были такими.
Мать (заговорщическим тоном, Хилде). Паттини преподавал в консерватории, и каждый вечер, в семь часов, я поджидала его. Я тогда была помолвлена с бароном Лемберехтом, и он ужасно ревновал меня, тем более что я была на несколько лет старше…
Отец (неожиданно резко). Прекрати!
Мать. Да, да, это сейчас не к месту. Так о чем это я? Ах да, я помню, какие ласковые словечки нашептывал мне Паттини, когда мы допоздна бродили по парку. Однажды, помнишь, Паттини, мы засиделись до часу ночи, все слушали соловья.
Отец. Да.
Мать. Подумай, Паттини, где бы мы могли с тобой встречаться, если бы поблизости не было парка? Но Томасу и Хилде незачем бродить по парку, ведь так уютно посидеть в комнатке.
Хилда. Тетя, неужели дядя был тогда таким кавалером?
Мать. Много воды утекло с тех пор.
Отец. Вот-вот.
Хилда. Но вы оба совсем еще не старые, тетя.
Мать. Ну да? (Смеется.)
