Хилда. Я не решалась сказать вам, тетя: дома я всегда сплю у мамы, ни за что не засну одна в комнате. Вот и вчера, когда я осталась одна в комнатке дяди Генри, я всю ночь не сомкнула глаз.
Мать. Бедная деточка, почему же ты сразу мне об этом не сказала?
Хилда. Мне было неловко. (Пауза.) Но чем же они там все-таки занимаются?
Свет в гостиной гаснет и загорается в комнате Андреа, где находятся брат и сестра. Две кровати стоят рядом. Андреа лежит на той, что подальше, Томас сидит на краю другой. Когда зажигается свет, они тихо разговаривают. Постепенно становится слышно, о чем.
Томас. А в Лондоне тоже есть зоопарк?
Андреа. Конечно.
Томас. Такой же большой, как в Антверпене?
Андреа. Еще больше.
Томас. Я бы хотел посмотреть на зебру. И еще на обезьян. Помнишь, ты мне рассказывала про большую черную обезьяну, которая почти выучилась говорить? Как ее звали?
Андреа (смеется). Ты ведь сам знаешь, Томас, ее звали так же, как и тебя.
Томас (смеется). А я хочу, чтобы ты повторила.
Андреа. Ее звали Принц Томас.
Т о м а с. Похож я на нее, а?
Андреа. Да, когда злишься и рычишь.
Томас изображает рассерженную обезьянку. Рычит. Бьет себя кулаком в грудь. Андреа ласково воркует. Он успокаивается.
Томас. Я хочу увидеть крокодилов, таинственных и зловещих. Они все время прячутся в воде или иногда всплывают?
Андреа. Иногда всплывают.
Томас. И плывут по течению, будто бревна, уносимые потоком. Сядешь на такое бревно, ни о чем не подозревая, а оно вдруг разинет пасть, щелкнет зубами, а зубы словно острые ножи. И слоны? На них в Лондоне тоже можно покататься?
Андреа. На английских слонах нельзя кататься.
Томас. А в Антверпене можно.
Андреа. В Лондоне есть порт, над ним постоянно висит туман, так что фонари ночью кажутся круглыми серыми пятнами и напоминают человеческую голову, без лица. Туман клубится, словно густой табачный дым. Сирены стонут, будто люди, зовут на помощь. Плывешь в этом тумане, пробираясь сквозь серое, пушистое облако, и вдруг замечаешь, что совсем рядом с тобой скользит громадное судно, бесшумное и невидимое.
Томас. Как мне хочется побывать в Англии, Андреа. А можно погрузить на корабль мою машину или придется слишком много доплачивать?
Андреа. Но ведь у тебя еще нет машины, Томас.
Томас. Ну да, я хотел сказать: машину кузины Хилды. Андреа (иронически). Ода!
Томас. Мы будем жить в большой комнате неподалеку от порта. Откроем ночью окно, комната наполнится туманом, и мы поплывем сквозь туманную пелену, словно две лодки. Туман к утру станет таким густым, что я потеряю тебя, ты выскользнешь в окно, а я поплыву вслед за тобой. (Рассекая воздух руками, приближается к ней.) Наконец-то я снова вижу твою милую мордашку. (Сжимает ладонями ее лицо.) Ты похожа на обезьянку.
Андреа. Неправда.
Томас. Правда, правда. На гибкую серую обезьянку с добрыми, ласковыми глазами, но, если ее вовремя не накормить, она покажет зубки.
Андреа оскаливает зубы.
Каждый раз, как я приближаюсь к тебе, у меня колотится сердце.
Андреа (.шутливо отталкивает его). Как тебе понравился приемник, который подарила твоя дорогая кузина?
Томас. Э-э… никак.
Андреа. Когда она подарит тебе машину, ты тоже скажешь «никак»?
Томас. Нет, Андреа, ты же знаешь, что нет.
Андреа. Может, и нет.
Томас. Мы могли бы в Лондоне…
Андреа. Хватит. Давай не будем об этом.
Томас. Почему?
Андреа. Не раздражай меня. Ведь ты знаешь, что ничего не выйдет.
Томас. Что не выйдет? Ты о машине?
Андреа. О поездке в Англию.
Томас. Почему?
Андреа. У нас нет денег.
Томас. Я попрошу у кузины Хилды.
Андреа. Нет. Я не желаю!
Томас. Ты точно так же вела себя, когда Хилда принесла в дом радиоприемник. Ты сделала вот так: фу-у, и вытянула губу. А приемник-то стоит и будет стоять.
Андреа. Пока я не вышвырну его в окно.
Томас. Ну и вышвыривай. Я же сказал, что ничего хорошего в нем не нахожу. Вот подожди, скоро у меня будет собственная машина. Я хочу красную, с черными кожаными сиденьями и низкими фарами. Я назову ее Бурун.
Андреа. Как лошадь принца Эверарта?
Томас. Вот именно. Так и назову. Если у него есть лошадь по кличке Бурун, значит, должна быть и у меня, я ведь как-никак тоже принц.
Андреа. А я, словно Рейнхильда, сяду с тобой рядом на нашем скакуне. Мы едем по лесу. Осень. Опавшие листья словно мягкий и влажный ковер, наш конь ступает по нему.
Томас. Ты крепко держишь меня за пояс, а я сижу очень прямо.
Андреа. Я кладу голову тебе на плечо и мысленно произношу: «До чего же ты славный наездник, принц Томас».
Томас. Лошадь заржала.
Андреа. И поскакала дальше.
Томас. Не останавливаясь.
Андреа. Да, да.
Томас. Сердце у меня колотится, когда ты приближаешься ко мне.
Андреа. И у меня тоже.
Томас. Больше всего на свете я хотел бы всегда быть рядом с тобой.
Андреа. Это невозможно.
Томас. Если я вхожу в комнату, где нет тебя, резиновая перчатка сжимает мне сердце: где Андреа? Почему ее нет?
Андреа (после короткой паузы). И что же?
Томас. Я просыпаюсь ночью, смотрю на треугольное окошко, освещенное луной, и думаю: оно такое же отчетливое, как темный треугольничек на теле Андреа.
Андреа. Нет, то, о чем ты говоришь, невозможно.
Томас. Я смотрел на тебя сегодня ночью: ты спала, чуть-чуть приоткрыв рот, и посапывала, как обезьянка.
Андреа. А ты лежишь тихо и неподвижно, только иногда вскакиваешь во сне и плечи у тебя трясутся. Несколько раз ты что-то говорил, но я не разобрала, что именно.
Томас. Я крепко схватил тебя за руку и прижал к кровати.
Андреа (протягивает ему руку). Вот так.
Томас. Пока мы не устали.
Андреа. А я думала, мы не устанем никогда.
Томас. Но мы уже замерзли. (Смеются, затем Андреа отворачивается и замолкает.) Что такое?
Андреа. Ничего.
Томас. Ты думаешь о кузине Хилде?
Андреа. Да.
Томас. Не хочешь, чтобы я женился на ней? Но почему? Знаешь, как это будет? Я уже все продумал. Мы поженимся. Пройдет три недели. Она дарит мне машину. И в один прекрасный день, догадайся, кто покупает два билета на пароход? В Англию? Ты и я. Представляешь, мы обведем ее вокруг пальца!
Андреа. Нет.
Томас. Вообще-то я непрочь жениться. Вот я стою в городской ратуше, на мне новенький темно-синий костюм, белая рубашка и американский галстук. Кузина Хилда серьезная и старая, вся в белом, лицо закрыто фатой, так что никто, кроме нас с тобой, потому что мы стоим совсем рядом, не видит, какая она старая. Мы спускаемся по ступеням ратуши к машине, все машут и кричат: «Да здравствуют принц Томас и его невеста! Ура!» Старый менеер Албан тоже там. Вечером мы усядемся за стол, и он сыграет нам на пианино, а плохо ли, хорошо ли он играет, не имеет значения, все будут веселы и довольны, а он восседает за пианино — величавый, гордый и счастливый…
Андреа. Замолчи!
Томас. А-а.
Оба прислушиваются к разговору родителей в гостиной.
Мать. Да пойми ты, Паттини…
Хилда. Ну не съем же я его, в самом деле, дядя Генри. Я думала, мы уже обо всем договорились.
Отец. Я просто не знал.
Мать. Не дури, Паттини, лучше помоги мне застелить постель. Отец. Сейчас. Но к чему такая спешка?
Хилда. Почти восемь часов.
Мать. А утром она вернется домой.
В комнате Андреа.
Томас (с улыбкой). С папой так трудно сейчас, он ужасно нервничает в последнее время. С чего бы это? Может, он снова решил выйти на улицу и никак не может собраться с духом?
Андреа. Что это они там говорят насчет постели?
Томас. Какой постели?
Андреа. Они толкуют о постели.
Томас. Не знаю.
Андреа. Нет, знаешь, просто хочешь скрыть от меня.
Томас. Но я правда и понятия не имею.
Они прислушиваются, но голоса в гостиной уже затихли. Мать и отец направляются в комнату Андреа. Мать несет простыни, отец — подушку. Хилда, оставшись в гостиной одна, включает радио. Едва отец и мать входят в комнату, Андреа вскакивает.
Андреа. Что случилось?
Мать. Нужно приготовить постель для Хилды.
Томас. Она будет спать здесь?
Андреа (с сомнением). Со мной? Зачем это?
Мать. Нет, сегодня ты ляжешь наверху, в папиной комнате. Андреа (кричит). Нет!
Мать. Андреа, не заводись снова.
Андреа. Нет! Нет! Нет!
Мать. Ну переночуешь сегодня в другой комнате, и что из этого? Отец. В самом деле, подумаешь, велика важность. Как будто… Андреа. Нет! Нет! Я не позволю ей оставаться здесь наедине с Томасом. Не будет этого! Я не дам ей влезть к нему в постель. Отец. Но, Андреа, никто об этом и не думает.
