Мужчина перерезает веревку на моих запястьях, и я действительно кулем лечу вниз. Он подхватывает.
– За шею меня обними, – командует.
Верно, спина, подозреваю, в клочья. Меня и на руки не возьмешь. Можно, конечно, на плечо закинуть, как мешок со свеклой, но Пересмешник так отчего-то не поступает.
Руки не слушаются, мне удается выполнить его приказ только с третьей попытки. После чего он подхватывает меня под бедра, так, чтобы мои ноги оказались с обеих сторон от его тела.
– Расслабься, не уроню.
– Если я расслаблюсь, то отрублюсь, – хриплю куда-то ему в шею.
Отрублюсь и разожму руки.
– Ладно, тогда продержись еще пять минут, – соглашается.
– Угу, – мычу и крепче его обнимаю.
Волосы Пересмешника еще сохранили слабый отголосок запаха того шампуня.
Мне нравится этот шампунь.
* * *
И все же не сдерживаю обещание – теряю связь с реальностью где-то на крыльце.
Новый проблеск сознания – от боли, когда меня укладывают животом на постель.
– Все, иди, – слышу скрипучий голос Совы. – И кликни мне Майну или Олушу. Пригодятся. Придется шить.
– Я могу помочь?
Пересмешник? Он все еще здесь?
– Майну или Олушу позови, – повторяет Сова с нажимом.
Слышатся шаги – уходит.
– Слыхала? – Это уже мне. – Еще помочь рвется. Вот запала ты ему.
Не запала, а упала. На грудь. С ветки.
Но у меня нет сил, чтобы язвить вслух – только мысленно.
– Сейчас промою и зашью кое-что, потом перевяжу, – бормочет Сова себе под нос, кажется не ожидая моего ответа. – Как раз заживляющее привезли.
Верно, позавчера же была поставка медикаментов, а в первые дни на радостях Сова не столь экономна в их использовании.
Выдыхаю и расслабляюсь. Только крепче обнимаю подушку, когда отчего-то холодные в жару руки касаются поврежденной спины. А потом и вовсе кусаю наволочку.
Ерунда. Если Сова правда решила поделиться лекарствами, то все заживет за пару дней – современные медикаменты творят чудеса.
Думаю так, а еще через минуту опять проваливаюсь в спасительную темноту.
Глава 8
…Жилая комната. На диван небрежно наброшено пестрое покрывало с пушистой бахромой по краям. Чашка с недопитым чаем посреди невысокого столика.
Направляюсь к барной стойке, расположенной за диваном, который своей спинкой делит помещение на две зоны: гостиную и кухню, – когда меня сзади обнимают чьи-то руки.
– Эм, давай встречаться. Как пара. – Чужое дыхание щекочет ухо.
Смеюсь от этого ощущения, пытаюсь вывернуться, но меня не пускают. А при мысли, что сказанное не шутка, внутренности сводит холодом.
– Ник, ты с ума сошел? – уточняю беспечно и только надеюсь, что он не чувствует, как бешено колотится мое сердце.
Его руки под моей грудью, подбородок – на моем плече.
– Вроде бы нет, – отвечает с усмешкой. – Так что?
Дергаюсь, вновь пытаясь вырваться, но Ник держит крепко.
– Пусти. Что за бред? Ты встречаешься с Марго.
– Если отпущу, ты быстро найдешь срочное дело и уйдешь от темы.
Закатываю глаза к потолку – Ник слишком хорошо меня знает.
– Это не бред. И я помню, что ты встречаешься с Джошем. Но ты его не любишь. И я расстался с Марго.
Мое сердце падает куда-то к ногам. На мгновение зажмуриваюсь, чтобы взять себя в руки и голос прозвучал ровно.
– С чего ты взял, что я не люблю Джоша?
С Джошем мы расстались еще три месяца назад, но я благоразумно об этом не распространялась. Только Джилл в курсе. Она, правда, покрутила пальцем у виска, когда я попросила ее не говорить Нику, но обещала – и слово сдержала.
– Потому что я знаю тебя.
Непрошибаемая логика. И, что самое досадное, верная.
Злюсь на себя и кусаю губы от досады. Проще всего сейчас признаться, что нет никакого Джоша. Обернуться, поцеловать того, кого я действительно хочу поцеловать, и не останавливаться, отключить голову. Как тогда…
Но тогда это было ошибкой – я точно знаю.
– Прекрати, мы друзья. – Решительно выворачиваюсь из его рук, и на этот раз Ник меня не удерживает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Почти бегу к барной стойке. Щеки пылают.
– Ладно, попробуем позже, – негромко произносит друг мне вслед.
Но я слышу. Не оборачиваюсь.
Открываю дверцу шкафа, начинаю в нем копаться, на ходу пытаясь придумать, что там могло мне понадобиться. Переставляю банку с кофе с места на место.
– Ага, мне тоже кофе свари!
Ник сам дает мне спасительную соломинку.
Ник всегда приходит мне на помощь.
Даже когда сам является причиной моих проблем…
Сквозь плотно сомкнутые веки проникает солнечный свет. Сознание возвращается сперва медленно, а затем меня, словно рыбу волной на сушу, выбрасывает в реальность.
Не хочу. До крика. Но только глубоко вдыхаю и выдыхаю влажный горячий воздух – кричать не поможет.
Пытаюсь подняться. Кожа на спине натягивается, и меня опаляет болью. Падаю обратно на подушку, кусая сухие губы. Тем не менее осознаю, что эта боль не сравнится с той, которая была тогда, когда я приходила в сознание в прошлый раз. Значит, Сова таки потратила на меня свой бесценный запас медикаментов.
Кое-как поворачиваю голову и осматриваюсь: я одна, в своей комнате, из распахнутого настежь окна льется яркий солнечный свет. Кто знает, сколько я проспала, но жар в воздухе дает основания предполагать, что сейчас вторая половина дня.
Убедившись, что в комнате никого, снова прикрываю глаза. Хочется есть и пить, сходить в туалет, в конце концов, но я даю себе поблажку – еще несколько минут в тишине и одиночестве.
Эти воспоминания… Все смешалось воедино: то, как обнимал меня в кругу Пересмешник и как Ник прижимал меня к себе в квартире с диваном и барной стойкой. Та же поза. Один в один: руки под грудью, подбородок на плече. Должно быть, именно это дало сигнал моей памяти.
Триггер – кажется, так это называется. Воспоминания так или иначе всегда связаны с происходящим наяву, будто выбираешь пункт в воображаемом меню, например «объятия» или «удар по лицу», и получаешь картинку.
Только я никак не возьму в толк, почему все, что я вижу из прошлого, рассказывает мне об одном человеке. Есть еще Джилл, моя маленькая рыжеволосая подруга, но и ей мое сознание отвело лишь крошечное место – все остальное связано с Ником. Человеком, лица которого я даже не вижу. Только чувства, чистые эмоции.
Кем бы ни был Ник, он был очень важной частью моей жизни.
Но я ведь как-то оказалась на Пандоре. За что-то!
Память молчит – она готова рассказывать мне только о Нике.
Кем мы были? Драки, тренировки, оружие, люди, прыгающие из окон… Военные? Шпионы? Преступная группировка? Группировка в любом случае – судя по количеству моих спасителей в одном из воспоминаний…
Скрипят дверные петли. Вздрагиваю.
– Ишь ты прыткая. – Сова сама скрипит не хуже петель. – Лежи. До завтра чтоб не дергалась.
– Мне в туалет надо, – бормочу, голос глухой, как из трубы. Перед глазами плывут полупрозрачные зигзаги, часто моргаю, пытаясь от них избавиться. Не помогает.
– Ясное дело. Я уже послала Рисовку за судном.
Еще лучше.
Сцепляю зубы, упрямлюсь.
– Я встану, – огрызаюсь и пытаюсь приподняться на руках, но снова падаю.
Боль вышибает воздух из легких. Или это удар о постель? На этот раз со всей дури прилетаю лицом в твердую подушку.
– Дурная, – комментирует Сова, и, вынуждена признать, в данном случае она права. Каким бы чудодейственным ни было лекарственное средство, которое она использовала, оно не способно настолько ускорить регенерацию, чтобы раны затянулись за несколько часов. – Лежи, кому сказано. – Слышу приближающиеся шаркающие шаги, постукивание клюки. – А сейчас все-таки приподнимись и выпей.
Перед моим лицом появляется кружка, и пахнет из нее так, что у меня все внутренности связываются в узел. Желудок пуст, но все равно норовит вывернуться наизнанку.
