обещать нашу помощь Австрии в присоединении Боснии и Герцеговины, когда это дело всех, подписавших Берлинский трактат, и мы должны быть последними, кто мог бы брать на себя какое-либо решающее участие в таком деле. У Столыпина осталось убеждение, что дело не кончится просто и что единственное достойное для нас решение было бы — уволить Извольского от должности министра и открыто заявить, что он действовал без всяких полномочий своего правительства и что весь вопрос должен быть возвращен на его естественную дорогу — предложения Австрии обратиться к державам, подписавшим трактат.
Эта мысль, видимо, успокоила Столыпина, и все мы с нетерпением ждали, чем разрешится дело с возвращением Извольского.
Со мною государь не затрагивал этого вопроса. Вскоре он уехал в Крым. В конце месяца был опубликован Австрией акт о присоединении ею Боснии и Герцеговины. Извольский вернулся в самых последних числах нашего сентября и лично со мною никаких разговоров не вел. В чем заключалась его беседа со Столыпиным и даже происходил ли между ними личный обмен взглядов, я не знаю, но думаю, что никаких бесед с Извольским Столыпин не вел, по крайней мере, в первом же заседании Совета министров при участии Извольского Столыпин, окончив все текущие дела и удалив чинов Канцелярии, обратился к Извольскому с просьбой рассказать, что именно происходило в Бухлау во время свидания его с графом Эренталем и насколько справедливы распространившиеся слухи о том, что он выразил от имени русского правительства согласие на присоединение Австрией двух славянских провинций без согласия на то всех держав, подписавших Берлинский договор.
Извольский заявил категорически, что он имеет совершенно определенные указания его величества не обсуждать в Совете вопросов внешней политики и не имеет поэтому возможности дать какие-либо разъяснения без получения на то особого соизволения государя, как верховного и исключительного руководителя всей нашей внешней политики.
Столыпин покраснел, замолчал, и мы все разошлись в большом смущении, ясно видя, что Извольский попал в самое невыгодное положение и не желает только раскрывать его перед нами всеми. В откровенной нашей беседе потом мы говорили, что Извольский должен уйти, и ждали только, когда именно и в какой обстановке это произойдет.
На самом деле это случилось гораздо позже, более года спустя и вовсе не в порядке возмездия за недопустимый шаг, предпринятый им без ведома и разрешения государя, а только в порядке осуществления Извольским своей давнишней мечты — попасть послом в Париж, на место достойнейшего А. И. Нелидова, для чего он воспользовался его нездоровьем и случайным его заявлением о том, что он устал и затруднен поддерживать свое положение после кончины жены. Серьезно об увольнении он не думал и был даже озадачен, когда Извольский сообщил ему о назначении его членом Государственного совета.
На этом и окончился весь этот печальный эпизод, из которого Извольский сумел выйти без всякого для себя ущерба, кроме морального урона, так как истина, конечно, стала общеизвестным фактом, и для всех было очевидно, что за гостеприимными беседами в Бухлау Извольский разыграл эпизод из басни Крылова — «Ворона и лисица».
Несколько времени спустя после описанных событий, в самом начале осенней сессии Государственной думы 1908 года, притом совершенно неожиданно для меня, произошел инцидент, к которому все правительство отнеслось сначала совершенно спокойно и даже безразлично, не предполагая, что из него может возникнуть какое бы то ни было осложнение. Случилось, однако, на самом деле, что через несколько месяцев в сущности небольшой вопрос, скорее процессуального порядка, к тому же возникший по недоумению второстепенных представителей правительственной власти, мог разгореться до значительных размеров и создать повод к далеко не второстепенному осложнению.
В середине 1908 года на должность морского министра был назначен адмирал И. К. Григорович, занимавший перед тем некоторое время должность товарища морского министра.
Между ним и мною существовали самые добрые отношения. Ни по одному из крупных вопросов восстановления нашего флота после его разгрома в 1905 году у нас никогда не возникало никаких недоразумений. Он не требовал лишних ассигнований и каждый раз подкреплял свои требования самыми солидными данными. Во всех предварительных совещаниях при участии чинов Министерства финансов и Государственного контроля все дела проходили без всяких споров и осложнений; возникавшие разногласия почти ни разу не облекались в форму несогласованных мнений, требовавших решения Совета министров, а подвергались частному пересмотру между нами, и я положительно не помню ни одного случая, чтобы Совету приходилось играть всегда неприятную роль арбитра между спорящими ведомствами. Здесь была прямая противоположность тому, что происходило по военному ведомству, по которому не было ни одного заседания, чтобы не приходилось разрушать самые неприятные несогласия, всегда облекаемые военным министром в самую обостренную форму, в особенности когда защита интересов ведомства осуществлялась самим министром, а не его товарищем — генералом Поливановым.
В Государственной думе положение морского ведомства было также привилегированным. Адмирал Григорович окружил себя целою плеядою сотрудников, преимущественно из числа молодых офицеров, — в числе их был и капитан 1-го ранга Колчак, — которые быстро завоевали себе и ведомству исключительно благоприятное положение в Думе отличною разработкою всех вносимых в Думу вопросов, умелою защитою их перед думскою комиссией и проявленною ими быстрою приспособленностью к настроениям Думы и наиболее видных представителей ее в Комиссии по государственной обороне. Все дела морского ведомства проходили необычайно гладко.
В числе представлений, внесенных этим ведомством в конце 1908 года, был, между прочим, вопрос небольшого объема, но особенно интересовавший государя — о кредите на содержание вновь намеченного к образованию Морского генерального штаба.
В Совете министров проект этот прошел без всяких трений, как не вызвавший никаких замечаний со стороны финансовых ведомств и представленный к тому же с точным соблюдением требования 96-й статьи Основных законов, по которой в законодательном порядке испрашиваются лишь кредиты на содержание вновь образуемых учреждений, самые же учреждения и их устройство отнесены к прерогативам верховной власти.
Морское министерство так и поступило. Оно просило Государственную думу согласиться на отпуск сравнительно весьма скромного кредита, кажется в сумме 74 000 рублей, объяснило все проектируемое устройство Генерального штаба и в заключительном пункте своего проекта просило только об отпуске из Государственного казначейства исчисленного кредита. Оно приложило схему новой организации к своему проекту в виде проекта штатного расписания должностей лишь для сведения Думы.
В Думе проект
