ИЗ КНИГИ «СОНЕТЫ БЕРРИМЕНА»
СОНЕТ 8
Колледж ничтожеств (и два-три джентльмена),Тупиц (и мыслящих парней пяток),Моднейших песенок, мудрейших строкНе слышал ты — их слышат только стеныСолидных старых школ. Ты, несомненно,Болото, но тобой дышал цветок:Ты душу девушки взрастить помог,Прекрасной, как Изольда и Елена.Хвалю тебя, твоих деревьев сень:Ведь все ее товарищи былыеЗдесь выросли. Здесь, близ тебя, проснетсяОна сейчас, встречая новый день,И серые, нет, серо-голубыеГлаза раскроет… Сей колледж спасется.
СОНЕТ 13
Я поднял — подними и ты бокалТам, за пять штатов; пью свой горький джинЗдесь, в баре, где ни женщин, ни мужчинЗнакомых, где ни сам я не бывал,Ни ты со мной; порой заглянет в залПолиция; дождь, гул чужих машин,Играет автомат, я пью один,Бармен фальшивый локон прилизал —
Бокал, как ты велела, в шесть часовЯ поднял… Пары близостью согреты,А нам — хоть бы помокнуть под дождем.Ревут от страсти звери средь холмов,Схлестнулись, вспыхнул пепел сигареты,Взгляд серых глаз! и вот мы пьем вдвоем.
СОНЕТ 17
Студенты вырвались на карнавал,Ошеломляя шутовским нарядом,Веселым масленичным маскарадомПраздничный город. Как он волновалМеня, бывало: девушки на балБегут, их ловят парни, тут же рядомПляшут, «Король» командует парадом,Пунш пенится, гремит оркестров шквал,Тюльпанные деревья и цветы!Ах, карнавал, блеск, яркость, краски, звуки,Как он манил — так что ж теперь не мил?…Колокола звонят, зовут, но тыНе здесь, ты не со мною, мы в разлуке.Пост раньше масленицы наступил.
СОНЕТ 29
Поэт умрет, и приплетется славаУкрасить гроб его (а не чердак):Rue Fortunée[128] давно Rue de Balzac[129]A Bach-Gesellschaft[130] — Бахова держава;Смерть даст свободу мастеру и правоСтать выше человечества. Итак,Кладите лавр на гроб, кадите в знакПризнанья, но не мудрствуйте лукавоО днях, когда любовью лишь однойОн жил, когда, страдая и любя,Он знал: нет, не придет, нет, ждать напрасно,И ждал, весь долгий день… МастеровойТвой и людей, жду славы и тебяСпокойно, безнадежно, беспристрастно.
ИЗ КНИГИ «ПЕСНИ-ФАНТАЗИИ»
ПЕСНЯ-ФАНТАЗИЯ 133
Он в славу стал входить — но что такое слава? —желанье славы в нем давно угасло, право,уже ничем он не был одержим,и славой тоже, — но одной английской фирмевдруг вздумалось его прославить в телефильме,пусть, он сказал, раз это нужно им;работать он любил и, говорят, умел —очаровательные англичанетаскали камеры и светза Генри вслед, в кабак и снова в кабинет,он — свой, ребята — свой: все выполняли долг,но где ж восторг, восторга нет,
ждал славы столько лет — где ж в этой славе сладость?От славы, он сказал, во мне тоска и слабость,но буду продолжать свой труд по мере сил.Суть, видимо, не в славе. Суть не в этом.Суть в том, чтоб он, как прежде, был поэтом,как прежде, одержимым был.
ПЕСНЯ-ФАНТАЗИЯ 197
Мне снились вымершие города,я видел Мачу-Пикчу, Кембридж (Масс.), Ангкор.Идет ли дождь на Мачу-Пикчу, город гор,или на Кембридж (Масс.), такой, как тут,что мертвецы в гробах, и те, с ума сходяпри виде вызванного магами дождя,от ужаса встают.
А дождь все шел — толпа людей живых,все было, как у нас, как некогда у них,толпа людей живых,снующих взад-вперед, дерущихся рабов,друг другу яростных врагов —а дождь все шел.
Бейсбол и целый мир, безумный, сволочной,чертова бездна б…ских новостейна Генри рушатся. Что он решит?Что будет делать он с самим собой?уж я не говорю о бомбах Н&А,Генри — молчит.
ПЕСНЯ-ФАНТАЗИЯ 280
Генри отправится за океан,там люди интересней, им виднейАмерика, чем нам, с обычной нашейхвастливостью: мы лучшая из стран,Америка летит вперед, за нейвесь мир ползет по-черепашьи,
весь мир — провинция. Мир, полный тайн, —преступность в Лондоне и спорт в Испании —пусть пищу даст свободному уму,пусть Генри уяснит, читая «Таймс» и «Тайм»,своих хозяев скрытые желания.Чернил побольше надо взять ему,
есть что сказать, хозяев — к черту, в нем —сознанье: время за него, он прав,душа работе предстоящей рада,все премии получены, начнемработать для себя, от всех сбежав,даже от друга и жены, так надо.
КЕННЕТ РЕКСРОТ
© Перевод А. Парин
НЕДОБРЫЕ СТАРЫЕ ВРЕМЕНА
Летом девятьсот восемнадцатогоЯ читал «Джунгли»[131], а следом«Великолепные изыскания»[132]. Осенью тойУмер отец, и меня забралаТетка к себе в Чикаго.И я поехал на бойниНа трамваеВечером зимним,В ореоле зловонья, руки в карманах,Я по грязному снегу шагал,По улицам грязным, глядя стыдливоВ лица людей,Которые днем оставались дома.Искореженные, исхудавшие лица,Заморенные, ущемленные умы, лицаКак у престарелыхПолубезумных обитателейБогаделен. ХищныеЛица малюток.Когда запачканные сумерки сгущались,Под зелеными газовыми фонарями,Под брызжущимися пурпурными дуговыми лампамиДвигались лица людей, идущихС работы домой, и среди них былиОживленные недавним ударом надежды,И были горестные и стыдливые, и былиУмные и дурашливые, а по большей частиУнылые и пустые, лишенные жизни,Одна ослепляющая усталость, хуже,Чем у затравленного зверя.Кислые испарения тысячиУжинов — жареной картошкиИ тушеной капусты — сочились на улицу, удушая.Меня захлестывали головокружение и тошнота,Я ощущал, как из моего страданияЯрость чудовищная растет,А из ярости — ясная клятва.Сегодня зло чистоплотноИ процветает вовсю, но гнездитсяВсюду оно, и не надоТрамвая, чтоб его обнаружить,Но это точно такое же зло.И страданье, и ярость,И клятвы такие же точно.
СИЛА ЧЕРЕЗ РАДОСТЬ
Возвращаясь через седловинуМежду горой Айзоселес и Северными Палисадами,Я остановился на вершине и оглянулся.Гроза собиралась на белых пикахГряды Уитни и разноцветных вершинахКавеа. Был сентябрь тридцать девятого.Последняя прогулка в горахЭтой осенью, а может, последняя вообще.Грозовые облака громоздятся над линией гор,Молния то и дело ударяет по остриям вершин,Облака под перевалом багрятся,Я вижу сквозь облака: из долин и поселенийВздымается льдяная смертоносная лавина,Обтекающая весь мир, рвущаяся к последнимНесданным высотам; грязь с желтыми пятнамиОт газа, склизлая, в алых волдырях,Волочащая рваные куски стали и плоти,Ползущая медленно, со слепой уверенностьюВшей, безжалостно захлестывающая землю,Как микробы заполняют живые ткани,Мчащаяся с хищностью оголодавших крыс.Я медлю здесь — так приговоренныйСмакует последний глоток, последнюю затяжку.Я думаю о героях той войны, в которой воюютХватка, прозорливость, выносливость, воля,Бескорыстное мужество, думаюОб идеальных сраженьях на мирном поле:Бауэр, ползущий всю ночь вокруг ледяной пещерыНа заснеженной Канченъюнге,Тилмен и Шиптон, резвящиеся на Нанда-Деви,Смайт, грезящий наяву во льдах Эвереста,Безумные дети Айгерванда —Как проведут они каникулы в этом году?Укрепленья в горах уничтожены,Места нет для могил, мертвецы засыпаны известью,А то и лежат в снегу до весенней капели,Перестрелки меж лыжников в балахонах белых,Последние выстрелы-крики и след кровяной.Для того ли мы все эти годыМужество наше оттачивали? Лучше уж трупБезумца, замерзнувшего на Айгере, —Одна только буря до него доберется,Лавиною снежной поставленного в караул.
БЕЗ ЕДИНОГО СЛОВА
