Пересмешник первым отводит взгляд.
– Нам на завтрак пора, – качает головой в сторону двери. – Филин не терпит опозданий. Это он мне тоже напомнил.
Не спорю. Завязываю узел на шнурке, закрепляя косу, и встаю.
Вместе выходим из комнаты, идем по коридору. Молчим.
Мне не нравится то, что происходит. Вчера потеря сознания и новые воспоминания выбили меня из колеи, и вместо того, чтобы задать сегодняшние вопросы еще прошлым вечером или отправиться на разведку к люку у реки, я завалилась спать. Мало того – на одной кровати с Пересмешником. Вторую ночь подряд. Чего никогда не делала с Пингвином.
Кровать довольно узкая, и лежать, не касаясь друг друга, практически невозможно. И все же я спала крепко и без снов, бессовестно греясь о бок человека, мотивов поступков которого все еще не понимаю. Как и не могу определиться со своим отношением к нему.
А Пересмешник… В эту ночь он руки не распускал и вообще вел себя паинькой на своей половине кровати. Даже во сне не обернулся ко мне ни разу.
Скорее всего, дело в ребрах и других последствиях состязаний. Но что будет, когда он полностью оправится? Сильно сомневаюсь, что нового сожителя остановят предупреждения Пингвина о моем древообразном поведении в постели. В конце концов, самого Пингвина не остановило.
И я должна буду подчиниться.
При одной мысли об этом сводит зубы.
Пересмешник прав: я испытываю к нему симпатию. Мне приятно его общество, нравится с ним разговаривать, комфортно находиться наедине. Но также я прекрасно понимаю, что стоит ему потребовать физической близости – на что по правилам Птицефермы он теперь имеет полное право, – все это рухнет.
А что, если я откажу? Пингвину ведь отказала.
После того как срослись мои ребра, больше не отказывала…
Станет ли Пересмешник применять физическую силу или просто-напросто пожалуется Филину? Пингвин делал и то и другое.
– Эй, у тебя такое лицо. – На подходе к столовой Пересмешник усмехается и легонько толкает меня локтем в бок.
Вскидываю на него глаза, хмурюсь.
– Какое? – огрызаюсь.
– Будто на плаху собралась. Брось, это всего лишь завтрак, – весело подмигивает, сияя ясными голубыми глазами.
Красивый, зараза. А у меня все внутренности скручивает в тугой узел при одной мысли, что он до меня дотронется не в дружеской манере.
Отворачиваюсь.
– Да, всего лишь завтрак, – бормочу.
Обычный.
Тюремный.
Завтрак.
* * *
Завтрак и правда проходит как обычно. Не считая того, что к его окончанию Глава лично шествует к нашему столу и останавливается, уже ожидаемо, возле меня и Пересмешника. Я как раз дожевываю последнюю ложку овощного рагу и едва не давлюсь – кусок встает поперек горла.
– Вижу, ты чувствуешь себя лучше. – Филин обращается непосредственно к Пересмешнику, без приветствия.
Когда с тобой заговаривает Глава, да еще и сам при этом стоит, нужно встать. Любой встал бы. Пересмешник только полуобернулся.
– Да, спасибо, – отвечает с вежливой, но откровенно холодной улыбкой. Мне он улыбается совсем не так.
Филин хмыкает. Не сомневаюсь, что от него не укрылись все нюансы поведения новичка.
– В таком случае, полагаю, ничто не мешает тебе отправиться сегодня на рудник вместе со всеми. – В голосе Главы отсутствует вопросительная интонация – это приказ.
Один день, черт его дери, он дал только один день и гонит человека со сломанными ребрами и сотрясением мозга на рудник, таскать тяжелые камни.
На лице Пересмешника – ни капли удивления.
– Разумеется. Было бы нечестно отлеживаться, когда другие работают.
Сидящий неподалеку Зяблик с перевязанной головой старательно смотрит в сторону. Чайка как раз вчера болтала, что у нового сожителя ее подруги сотрясение, и Филин велел ему в ближайшую неделю соблюдать постельный режим.
– Рад, что мы мыслим одинаково, – растягивает Глава губы в улыбке. После чего разворачивается и чинно шествует к двери.
Провожаю его взглядом. Не хватает только мантии и маленьких пажей, придерживающих ее концы, чтобы не волочилась по полу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В столовой стоит мертвая тишина до тех пор, пока за Филином не захлопывается дверь.
– Что? Что он ему сказал? – кричит из-за соседнего стола Чайка. – Отсюда ничего не слышно!
Вот же любопытная. Послать ее куда подальше, что ли?
Но Пересмешник делает это первым.
– Сказал, что ему нравится шитье на моем лице! – громко бросает через плечо, не оборачиваясь к местной охотнице за сенсациями. – Хочет себе такое же!
Вот теперь я и правда закашливаюсь, давлюсь недоеденным куском.
Что там говорил про Валентайна сержант Хоппер? Что тот высказывает свое мнение где надо и не надо?
На Птицеферме не шутят про Филина. Это чревато.
А еще Хоппер сказал, что у Валентайна проблемы с субординацией.
Нет, я определенно не верю в такие совпадения.
* * *
Когда мужчины уходят на рудник, Сова оставляет меня заниматься стиркой в компании Майны, а сама забирает остальных женщин на огород.
Сегодня прохладно и ветрено, и в такую погоду я предпочла бы полоть редиску, чем мотаться с тачкой, полной белья, к реке и обратно. Но обязанности на день распределяет Сова, и спорить с ней не принято. Я и так чувствую себя ее троекратной должницей, поэтому покорно получаю назначение и отправляюсь в комнату «холостяков» собирать грязные вещи.
– Заберешь у Филина? – спрашиваю Майну.
Майна – женщина средних лет, среднего роста и комплекции. Для меня она средняя во всем: не сказать, чтобы я питала к ней особо теплые чувства, но и отрицательных тоже не испытываю. Работать с ней легко, не то что с Кайрой или Чайкой. Увы, теперь этот список пополнила и Олуша. Как она там, с Дергачом…
Майна равнодушно пожимает плечом.
– Зайду. Сама-то чего боишься?
Боюсь ли я Филина? Скорее, не хочу его видеть.
– Спасибо, – благодарю за первую часть фразы, вопрос игнорирую.
Майна уходит в одну сторону по коридору, я – в другую. Предстоит собрать вещи, затем выстирать, повесить и если повезет, то высушить и вернуть на место. Впереди целый день, а ветер довольно сильный, так что велики шансы выполнить все пункты задания.
Гружу во дворе вещи в специально выделенную для поездок к реке тачку, когда из барака появляется Майна с охапкой постельного белья в руках.
– Филин велел тебе зайти к нему до ужина. Хочет с тобой побеседовать.
Напрягаюсь. Как чувствовала, что не хотела идти к нему прямо сейчас.
– Не сказал о чем?
Майна фыркает, заправляет кудрявую прядь цвета горького шоколада за ухо. Потом беззлобно усмехается.
– Так Глава и станет передо мной отчитываться.
– И то верно, – бормочу.
А самой неспокойно.
– Да ты иди. – Майна снова воспринимает мою реакцию как страх. – Он сегодня вроде не злой.
– Схожу, – обещаю.
А куда я денусь?
* * *
Стирка, пополнение запасов воды в бочках во дворе, уборка мест общего пользования в бараке – день пролетает быстро. Никаких падений в обмороки, неожиданных вспышек перед глазами или видений из прошлого. Все как всегда, как было до моего падения с крыши – рутина, когда работают руки и можно отключить голову.
С напарницей за день перекидываемся от силы десятком слов: «помоги», «поддержи», «подай мне». На самом деле Майна – хамелеон. Зная, что я не люблю пустой треп, со мной она немногословна. С Чайкой же способна болтать без умолку, ловко поддерживая беседу. Кто знает, что творится в голове этой женщины на самом деле. По крайней мере, мне она никогда не делала подлостей.
Белье и вправду высыхает очень быстро – яркое солнце при сильном ветре. Плотные вещи еще досыхают, а постельные принадлежности снимаем с веревок еще до того, как дежурные по кухне возвращаются с огорода, чтобы начать готовить ужин.
– Иди к Филину, – напоминает мне Майна, красноречиво указывая взглядом на простыню Главы, все еще болтающуюся на веревке и которую я до сих пор не успела снять.
