– Итак, ты был слугой, – сказал он, обращаясь к Камню. – В свите светлорда? Каким именно слугой? – Он покопался в памяти в поисках нужного слова, вспоминая те дни, когда доводилось общаться с Уистиоу или Рошоном. – Лакеем? Дворецким?
Камень рассмеялся:
– Я поваром быть. Мой нуатома не спустился бы в низины без своего повара! Ваша еда, в ней так много пряностей, что ничего другого уже не почувствовать. Вы и камни съесть, если их перцем посыпать!
– И кто тут у нас заговорил о еде? – мрачно бросил Тефт. – Рогоед?
Каладин нахмурился:
– Кстати, а почему твой народ так называют?
– Потому что они едят рога и панцири животных, которых ловят, – сказал Тефт. – То, что снаружи.
Камень улыбнулся, и в его взгляде появилась тоска.
– Ах, до чего же вкусно…
– Так вы действительно едите панцири? – уточнил Каладин.
– У нас очень крепкие зубы, – с гордостью ответил рогоед. – Но погоди-ка. Ты теперь узнать мою историю. Светлорд Садеас, он не был уверен, что делать с большинством из нас. Кто-то стать солдатом, кто-то служить в главном доме. Я приготовить для него одно блюдо, и он отправить меня в мостовой расчет. – Камень поколебался. – Я вроде как, э-э-э, улучшил суп.
– Улучшил? – переспросил Каладин, приподняв бровь.
Рогоед вдруг смутился:
– Понимаешь, я быть сильно злой из-за смерти моего нуатомы. И я подумал – эти низинники, у них языки ошпарены и обожжены той едой, что они едят. Они не чуять вкуса, ну вот я и…
– И – что? – поторопил Каладин.
– Чуллий навоз, – пояснил Камень. – Кажется, у него вкус сильней, чем я думал.
– Постой, – уточнил Тефт, – ты добавил чуллий навоз в суп великого князя Садеаса?!
– Э-э-э, да. Вообще-то, и в хлеб тоже. И украсил им свиную отбивную. И сделал соус, чтобы мазать на гарамы. У чулльего навоза, я так решить, много применений.
Тефт так хохотал, что проснулось эхо. Он упал на бок, развеселившись, и Каладин испугался, как бы пожилой мостовик не свалился в пропасть.
– Рогоед, – наконец выдавил Тефт, – с меня выпивка.
Камень улыбнулся. Парень потрясенно покачал головой. Он внезапно все понял.
– Что такое? – спросил Камень, явно заметив выражение его лица.
– Это нам и нужно, – сказал Каладин. – Это! Вот что я пропустил.
Камень растерянно моргнул:
– Тебе нужен чуллий навоз?
Тефт опять расхохотался.
– Нет, – возразил Каладин. – Я… я лучше покажу. Но сначала надо разобраться с соком шишкотравника.
Они и одну вязанку не прикончили, а пальцы уже болели.
– Ну а ты, Каладин? – спросил Камень. – Я тебе рассказывать свою историю. Ты рассказать свою? Как ты докатиться до этих отметин на лбу?
– Ага, – сказал Тефт, вытирая слезы, – ты-то чью еду изгадил?
– Я думал, ты считаешь прошлое мостовиков запретным, – съехидничал Каладин.
– Ты разговорил Камня, – возразил Тефт. – Это будет справедливо.
– Значит, если я расскажу свою историю, ты поведаешь нам свою?
Тефт мгновенно помрачнел:
– Так, послушай, я не собираюсь…
– Я убил человека, – сказал Каладин.
Тефт примолк. Камень встрепенулся. Сил, как подметил парень, все еще наблюдала за ними с интересом. Это было странно – обычно ее внимание ни на чем не задерживалось надолго.
– Убил человека? – переспросил Камень. – И после этой вещи тебя сделать рабом? Разве обычно за убийство не наказывать смертью?
– Это было не убийство, – негромко проговорил Каладин, вспоминая раба с неряшливой бородой, который задавал ему те же самые вопросы в фургоне Твлаква. – Меня даже поблагодарил за это один важный человек.
Он замолчал.
– А потом? – наконец спросил Тефт.
– Потом… – Каладин посмотрел на тростинку. На западе садилась Номон, и на востоке восходил маленький зеленый диск Мишим, последней луны. – Потом оказалось, что светлоглазым не нравится, когда кто-то отказывается от их подарков.
Мостовики ждали продолжения, но Каладин принялся молча выдавливать сок из тростинок. Он был потрясен тем, до чего болезненными оставались воспоминания о приключившемся в войске Амарама.
Тефт и Камень ощутили его чувства или поняли, что он сказал достаточно, и оба занялись работой, не задавая больше вопросов.
24
Галерея карт
Но эти утверждения не делают ложным письмо, которое ты читаешь.
Королевская Галерея карт являла собой образец гармонии между красотой и полезностью. Обширный купол из духозаклятого камня обладал гладкими стенами, которые сливались со скалами без единого шва. Здание имело форму длинного тайленского хлеба, и в его потолке были большие окна, сквозь которые солнечный свет падал на красиво разросшийся сланцекорник.
Далинар прошел мимо одного из кустов с розовыми, ярко-зелеными и синими отростками, что сплетались друг с другом, образуя узор, достигающий его плеча. У этих жестких, выносливых растений не было настоящих стеблей или листьев, просто извивающиеся щупальца, похожие на разноцветные волосы. Не считая их, сланцекорник больше походил на камень, чем на живое существо. И все же ученые твердили, что он растение, ибо ему свойственно расти и тянуться к свету.
«Когда-то давно, – мелькнуло у Далинара, – это было свойственно и людям».
Великий князь Ройон стоял перед одной из карт, сцепив руки за спиной, а по другую сторону Галереи толпились его многочисленные прислужники. Ройон был высоким светлокожим человеком с темной, аккуратно подстриженной бородой. На макушке он начал лысеть. Как и большинство придворных, он носил короткий, открытый спереди жакет поверх рубашки. Ее красная ткань выглядывала над воротником жакета.
«Так неряшливо», – подумал Далинар, хотя это было очень модно. Князю хотелось бы, чтобы эта самая мода не была столь распущенной.
– Светлорд Далинар, – заговорил Ройон, – я с трудом понимаю цель этой встречи.
– Давайте пройдемся, светлорд Ройон. – Далинар кивнул в сторону дорожки.
Ройон вздохнул, но присоединился к великому князю, и они вдвоем пошли по тропе между росшими в ряд растениями и стеной, увешанной картами. Прислужники Ройона следовали за ними; среди них был как носитель чаши, так и носитель щита.
Каждая карта подсвечивалась бриллиантовыми сферами в оправе из стали, отполированной до зеркального блеска. Карты были нарисованы чернилами, с любовно выписанными деталями, на неестественно больших, широких и бесшовных кусках пергамента – явно духозаклятых. Дойдя до центра помещения, князья оказались возле Главной карты – громадного, подробного изображения в раме на стене. Карта демонстрировала ту часть Расколотых равнин, что была разведана. Постоянные мосты нарисованы красным, а на плато, ближайших к алетийской стороне, имелись синие глифпары, указывающие, какой великий князь их контролирует. В восточной части карты деталей становилось все меньше, а потом линии исчезали.
