– Гавилар мечтал об объединенном Алеткаре. Когда-то я думал, что брат добился своего, несмотря на все его заявления. Но чем дольше я работаю с этими людьми, тем больше понимаю, что Гавилар был прав. Мы потерпели неудачу. Покорили их, но так и не сумели объединить.
– Значит, ты все-таки собираешься обратиться к остальным?
– Да. Для начала мне хватит и одного союзника. По-твоему, кто бы это мог быть?
– Не знаю. Думаю, тебе стоит кое-что узнать. Пришло послание от Садеаса – он просит разрешения войти в наш военный лагерь.
Он хочет расспросить конюхов, которые заботились о лошади его величества во время охоты.
– Его новый пост позволяет предъявлять такие требования.
– Отец, – проговорил Адолин, подходя ближе и понижая голос, – мне кажется, он что-то замышляет против нас.
Далинар перевел на него взгляд.
– Знаю, что ты доверяешь ему, – быстро добавил Адолин. – И я теперь понимаю почему. Но послушай меня! Сейчас он занял идеальное положение, чтобы нанести нам удар. Король достаточно одержим и способен подозревать даже тебя и меня… знаю, ты это заметил. Все, что требуется Садеасу, – отыскать воображаемые «улики», которые свяжут нас с попыткой убить короля, и он сможет сделать так, что Элокар обратится против нас.
– Возможно, придется рискнуть.
Адолин нахмурился:
– Но…
– Я верю Садеасу, – прервал его Далинар. – Но даже если бы не верил, мы не можем запретить ему войти или помешать его расследованию. Мы не только будем виноватыми, с точки зрения короля, но еще и поставим под сомнение его авторитет. – Он покачал головой. – Если я хочу, чтобы другие великие князья приняли меня как своего главного военачальника, мне придется позволить Садеасу играть свою роль великого князя осведомленности. Я не могу использовать старые традиции, чтобы возвыситься, отказывая Садеасу в том же самом.
– Пожалуй, ты прав, – согласился Адолин. – Но мы могли бы хоть подготовиться. Не говори мне, что совсем не беспокоишься.
Далинар поколебался:
– Может быть. Садеас совершил агрессивный маневр. Но меня предупредили, что я должен делать. «Доверяй Садеасу. Будь сильным. Поступай с честью, и честь придет тебе на помощь». Вот что мне было сказано.
– Кем?
Далинар так посмотрел на сына, что тот все понял.
– Итак, теперь мы ставим на кон будущее нашего Дома из-за этих видений, – ровным голосом произнес Адолин.
– Я бы так не сказал. Даже если Садеас и впрямь замыслил что-то против нас, я не позволю ему просто так одержать победу. Но я также не буду наносить удар первым.
– Из-за того, что ты видел, – проворчал Адолин с растущей досадой. – Отец, ты говорил, что прислушаешься к тому, что я скажу об этих галлюцинациях. Ну так вот, выслушай меня сейчас.
– Это неподходящее место.
– У тебя всегда находятся оправдания. Я уже раз пять пытался с тобой поговорить, и ты вечно отсылаешь меня прочь!
– Возможно, я просто знаю, что ты скажешь. И понимаю, что это ничего не изменит.
– Или, может быть, потому, что ты не хочешь взглянуть правде в глаза.
– Адолин, хватит.
– Нет, не хватит! Над нами насмехаются в каждом из военных лагерей, наш авторитет и репутация убывают с каждым днем, а ты отказываешься предпринять что-нибудь существенное!
– Я не позволю своему сыну так со мной себя вести.
– Но позволяешь всем остальным? Отец, почему? Когда они что-то о тебе говорят, ты молчишь. Но стоит мне или Ренарину сделать хоть шажок в ту сторону, которую ты считаешь неприличной, нас ждет мгновенный выговор! Все могут лгать, а я не могу говорить правду? Неужели твои сыновья так мало для тебя значат?
Далинар застыл, словно получил пощечину.
– Отец, ты нездоров, – продолжил Адолин. Часть его понимала, что он зашел чересчур далеко и говорит слишком громко, но внутри у него все так и кипело. – Хватит ходить вокруг да около! Ты должен прекратить выдавать все более неразумные объяснения, чтобы обосновать свои промахи! Я знаю, это трудно принять, но иногда люди просто стареют. Иногда разум перестает нас слушаться. Я не знаю, что пошло не так. Возможно, все дело в том, что ты винишь себя в смерти Гавилара. Эта книга, Заповеди, видения… может, это все попытки отыскать выход, искупить вину, я не знаю. То, что ты видишь, не реально. Твоя жизнь превратилась в игры разума, в попытку притвориться, что все это и вовсе не происходит. Но я скорее отправлюсь прямо в Преисподнюю, прежде чем без единого возражения позволю тебе развалить весь наш Дом!
Последние слова он почти прокричал. Они разлетелись эхом по большой комнате, и Адолин понял, что его сотрясает дрожь. Никогда за всю свою жизнь он не говорил с отцом так.
– Думаешь, я сам об этом не догадываюсь? – спросил Далинар, и голос его был холоден, а взгляд суров. – Все, о чем ты только что кричал, я обдумал не меньше десяти раз.
– Тогда, наверное, стоит подумать еще пару раз.
– Я должен верить в себя. Видения пытаются донести до меня что-то важное. Я не могу объяснить, откуда берется моя уверенность. Но я знаю, что чувствую.
– Ну да, тебе так кажется, – раздраженно фыркнул Адолин. – Разве ты не понимаешь? Ты именно это и должен чувствовать. Люди с радостью готовы замечать лишь то, что хотят заметить! Только посмотри на короля. Он видит убийцу в каждом темном углу, а потертый ремень у него превращается в изощренное покушение на убийство.
Далинар молчал.
– Иногда простые ответы – самые правильные! – воскликнул Адолин. – Подпруга короля всего лишь износилась. А ты… ты видишь то, чего на самом деле нет. Извини.
Они посмотрели друг другу в глаза. Адолин не отвел взгляда. Не мог.
Далинар отвернулся от него:
– Оставь меня, пожалуйста.
– Хорошо. Отлично. Но я хочу, чтобы ты обо всем подумал. Я хочу, чтобы ты…
– Адолин, убирайся.
Юноша стиснул зубы, но повернулся и гордо ушел.
«Я не мог больше молчать», – думал он, покидая Галерею.
Но это ничуть не уменьшило боли от собственных слов.
25
«Мясник»
Семь лет назад
– Все у них сикось-накось, – сказал женский голос. – Режут людей, чтобы пялиться на те штуки, которые Всемогущий скрыл не без причины… Нельзя так!
Кэл застыл в переулке между двумя домами. Небо у него над головой было тускло-серым; на некоторое время пришла зима. Приближался Плач, и Великие бури случались нечасто. Пока что для растений было слишком холодно, чтобы наслаждаться передышкой; камнепочки проводили зимы, свернувшись внутри своих панцирей. Большинство живых существ впали в спячку, ожидая возвращения тепла. К счастью, сезоны обычно длились всего лишь несколько недель. Непредсказуемость. Так устроен мир. Только после смерти все неизменно. По крайней мере, об этом твердили ревнители.
