мог бы тебе когда-нибудь понравиться.
– Фред богат, он джентльмен и обладает восхитительными манерами, – сказала Эми, стараясь сохранить спокойствие и достоинство, но чувствуя себя немного пристыженной, несмотря на искренность её намерений.
– Я понимаю. Покорительницы общества не могут обойтись без денег, так что ты хочешь сделать хорошую партию и начать с этого? Это разумно и вполне пристойно, как говорится, но это звучит странно из уст одной из дочерей твоей матери.
– Тем не менее это правда.
Это была короткая фраза, но спокойная решительность, с которой она была произнесена, странно контрастировала со сказавшей её молодой особой. Лори инстинктивно почувствовал это и снова лёг на траву, испытывая чувство разочарования, которое он не мог объяснить. Его взгляд и молчание, а также некоторое внутреннее недовольство собой взбудоражили Эми и заставили её принять решение прочитать Лори свою нотацию без промедления.
– Я бы хотела, чтобы ты оказал мне услугу и немного пришёл в себя, – резко сказала она.
– Так приведи меня в чувство сама, моя умница.
– Я бы смогла, если бы попыталась. – И она выглядела так, как будто ей хотелось это сделать немедленно.
– Тогда попробуй. Я тебе разрешаю, – ответил Лори, которому нравилось кого-то поддразнивать, особенно теперь, после долгого воздержания от этого любимого им занятия.
– Ты разозлишься через пять минут.
– Я никогда не сержусь на тебя. Чтобы развести огонь, требуются два кремня. Ты же прохладная и мягкая, как снег.
– Ты не знаешь, на что я способна. Снег может передать свет или вибрацию, если его грамотно изобразить. Твоё безразличие отчасти притворное, и хорошая встряска докажет это.
– Ну, живее, мне это не повредит, а тебе, может быть, даже понравится, как сказал один здоровяк, когда его избивала маленькая жёнушка. Отнесись ко мне как к мужу или ковру и бей, пока не надоест, если тебя устраивает такое упражнение.
Будучи сильно уязвлённой и страстно желая увидеть, как он стряхнёт с себя апатию, которая так изменила его, Эми заточила свой язык и карандаш и начала:
– Мы с Фло придумали тебе новое прозвище. Это Ленивый Лоуренс[137]. Что ты на это скажешь?
Она думала, что это разозлит его, но он только заложил руки за голову и невозмутимо сказал:
– Неплохо. Благодарю вас, дамы.
– Ты хочешь знать, что я на самом деле думаю о тебе?
– Жажду услышать.
– Что ж, я тебя презираю.
Если бы она даже сказала: «Я тебя ненавижу» – раздражённо или кокетливо, он бы рассмеялся, и ему бы это даже понравилось, но серьёзный, почти печальный тон её голоса заставил его открыть глаза и быстро спросить:
– Почему же, скажите на милость?
– Потому что, имея все возможности стать хорошим, полезным и счастливым человеком, ты испорчен, ленив и несчастен.
– Сильные слова, мадемуазель.
– Если ты не против, я продолжу.
– Пожалуйста, это довольно любопытно.
– Я так и думала, что ты найдёшь это любопытным. Эгоистичные люди всегда любят поговорить о себе.
– Я эгоистичный? – Этот вопрос случайно у него вырвался и был произнесён с удивлением, ибо единственной его добродетелью, которой он гордился, было великодушие.
– Да, очень эгоистичный, – продолжала Эми спокойно и холодно, что в тот момент производило больше впечатления, чем сердитый тон. – Я докажу тебе, почему я так считаю, ведь я изучала тебя, пока мы развлекались вместе, и я тобой совсем недовольна. Ты пробыл за границей почти полгода и только и делал, что тратил время и деньги впустую, разочаровывая своих друзей.
– Разве молодой человек не может как-то развлечься после четырёхлетней зубрёжки?
– Ты не выглядишь так, будто развлечения пошли тебе впрок. Во всяком случае, пользу тебе это не принесло, насколько я могу судить. Когда мы впервые встретились, я сказала, что ты стал лучше. Теперь я беру свои слова обратно, так как не думаю, что ты и вполовину так хорош, как был тогда, когда я в последний раз видела тебя дома. Ты стал отвратительно ленив, полюбил сплетни и тратишь время на легкомысленные развлечения, тебе начало нравиться, когда дураки льстят тебе и восхищаются тобой, вместо того чтобы пользоваться любовью и уважением умных людей. С твоими деньгами, талантом, положением, здоровьем и красотой, ах, тебе нравится это старое доброе Тщеславие! Но это правда, поэтому я не могу не сказать об этом, со всеми твоими великолепными данными, которыми можно пользоваться и наслаждаться жизнью, тебе совершенно нечем заняться, кроме как бездельничать, и вместо того, чтобы стать тем человеком, которым ты должен быть, ты всего лишь… – Тут она остановилась, и в её взгляде читались боль и жалость.
– Святой Лаврентий на железной решётке[138], – добавил Лори, любезно заканчивая предложение. Но нотация начала производить эффект, потому что теперь в его глазах проснулся блеск, и наполовину сердитое, наполовину обиженное выражение лица пришло на смену прежнему безразличию.
– Я ожидала, что ты так это воспримешь. Вы, мужчины, говорите нам, что мы ангелы и что мы можем слепить из вас всё, что мы захотим, но стоит нам честно попытаться сделать вам добро, вы смеётесь над нами и не слушаете нас, что доказывает, чего стоит вся ваша лесть, – с горечью проговорила Эми и повернулась спиной к несносному мученику, распростёртому у её ног.
Через минуту рука Лори опустилась на эскиз, не давая ей продолжить рисовать, и он сказал, забавно подражая голосу раскаивающегося ребёнка:
– Я буду холёсим, о, я буду холёсим!
Но Эми не засмеялась в ответ, она не шутила и, постучав карандашом по его расправленной ладони, серьёзно сказала:
– Тебе не стыдно, что у тебя такая рука? Она мягкая и белая, как у женщины, и выглядит так, будто она никогда ничего не делала, только носила лучшие перчатки от Жувена и срывала цветы для дам. Ты, слава богу, не денди, и я рада видеть, что на твоих пальцах нет ни бриллиантов, ни больших перстней с печатками, только маленькое старое колечко, которое очень давно подарила тебе Джо. Родная моя Джо, как бы я хотела, чтобы она здесь оказалась и помогла мне!
– А как я бы этого хотел!
Рука исчезла так же внезапно, как появилась, и в повторении Лори её желания было столько энергии, что это удовлетворило бы даже Эми. Она взглянула на него сверху вниз, и новая мысль пришла ей в голову, а он лежал, надвинув шляпу на половину лица, как будто чтобы притенить его, и усы скрывали его губы. Она только заметила, как грудь Лори вздымалась и опускалась от глубокого дыхания, которое вполне можно было принять за вздохи, а руку, на которой было кольцо Джо, прикрывала трава, будто пряча нечто слишком драгоценное или слишком нежное, чтобы об этом говорить. В одно мгновение различные намёки и мелочи обрели форму и значение в сознании Эми и поведали ей о том, в чём сестра никогда ей не признавалась. Она вспомнила, что Лори никогда сам не заговаривал о Джо, она подумала о тени, только что промелькнувшей на его лице, перемене в его характере и маленьком старом колечке, которое не могло служить украшением красивой мужской руки. Девушки быстро прочитывают такие знаки и чувствуют их красноречивость. Эми подозревала, что, возможно, любовные переживания были корнем изменений в её друге, а теперь она была в этом уверена. Проницательные глаза девушки наполнились слезами, и когда она снова заговорила, её голос был удивительно нежным и сердечным, каким она могла его делать, если хотела.
– Я знаю, что не имею права так разговаривать с тобой, Лори, и если бы ты не был парнем с самым мягким характером на свете, ты бы очень рассердился на меня. Но мы так любим тебя и гордимся тобой, и мне невыносимо думать, что все наши близкие разочаруются в тебе так же, как и я, хотя, возможно, они поймут эту перемену лучше, чем я.
– Я думаю, они поймут, – донёсся из-под шляпы мрачный голос, столь же трогательный, как и прерывистый.
– Они должны были мне всё рассказать и не дать мне так опрометчиво отчитывать тебя, вместо того чтобы быть к тебе добрее и терпимее, чем когда-либо. Мне никогда не нравилась эта мисс Рэндал, а теперь я её ненавижу! – сказала хитрая Эми, желая на этот раз удостовериться в своих догадках.
– Да пропади она, эта мисс Рэндал! – И Лори сбросил шляпу с лица с таким выражением, которое не оставляло сомнений в его чувствах к этой молодой леди.
– Прошу прощения, я думала… – И тут Эми сделала дипломатическую паузу.
– Нет, не думала, ты