– Входи, – отзываюсь, когда в этом нет никакой необходимости – гостья уже внутри. Убираю нож под подушку.
– Как ты? – интересуется Сова. Ковыляет к кровати, ставит передо мной какую-то бутылочку из непрозрачного стекла.
– Что это? – спрашиваю, проигнорировав вопрос о моем состоянии.
– Снимет воспаление, ускорит заживление, – отвечает Сова. Присаживается рядом, окидывает меня взглядом с головы до пят.
Я полностью без одежды. Мое платье, порванное и пропитанное кровью, валяется у ног. В последние дни я ходила в одежде с наглухо застегнутым горлом, и Сова впервые видит и мой еще не до конца сошедший с груди синяк, и не успевшие толком поблекнуть следы пальцев на шее.
Морщит лоб, словно не веря своим глазам.
– Это Пересмешник тебя так?
– Конечно нет! – Пожалуй, отвечаю слишком горячо. Это вызывает у Совы улыбку. – Филин, – поясняю тише. – Ерунда.
– Ерунда, – соглашается гостья со вздохом. Достает из кармана небольшую тряпицу, смачивает содержимым из принесенной бутылочки и протягивает мне. – На, обработай раны.
– Спасибо, – бормочу. Промокаю надпись; щиплет. – С каких пор ты раздаешь медикаменты, не спрашивая Филина?
– Это наши с ним дела, – отрезает.
Ясно. Если уверена, что справится, то это и вправду ее личное дело.
Обрабатываю порезы, а Сова просто сидит рядом. Бросает на меня взгляды исподлобья и молчит.
– Ты знаешь, что вогнала Кайре в задницу гвоздь не меньше чем на десять сантиметров? – наконец заговаривает.
– Догадываюсь, – отзываюсь равнодушно. – Она заслужила, – указываю взглядом на свой живот.
– Что там хоть написано?
Отнимаю руки и оборачиваюсь вполоборота, чтобы обзор был получше.
– Убо… – начинает Сова и замолкает. Кашляет в кулак. – Понятно. Ты могла ее убить, – снова переводит разговор на тему ранения Кайры.
– Не гвоздем в задницу, – возражаю. – Я знала, куда бить. Не сможет какое-то время сидеть, и только.
– А если бы промазала?
Отбиваю ее пристальный взгляд своим.
– Не промазала бы.
Сова шамкает губами и больше не спорит.
– К тому же многие считают нос с горбинкой сексуальной изюминкой, – добавляю. – Кайре только на пользу.
– Не паясничай! – рявкает Сова.
Усмехаюсь.
– Плакать, что ли?
– Не плакать, а думать. О последствиях, – отрезает. – Еще неизвестно, как отреагирует Филин, когда увидит за ужином вас, красавиц.
– Кто-то готовит ужин? – язвлю.
Гостья смотрит укоризненно.
– Рисовка готовит. Хоть одна тут нормальная.
– Поэтому-то, наверное, Филин и имеет ее, когда только пожелает.
– Гагара! – вспыхивает Сова. – Да что с тобой?
Качаю головой.
– Ничего. Говорю, что думаю. Знаешь, для разнообразия это приятно. А Филин ничего не сделает, потому что никто не побежит к нему жаловаться. Это его же законы, и он радеет за их хотя бы видимое исполнение.
Раньше, когда мы с Кайрой дрались, это всегда происходило на глазах Главы и других мужчин. К тому же Кайра затем открыто обвиняла во всем меня. Поэтому Филин под одобрение остальных назначал мне наказание.
– Может, и побегут, – не соглашается Сова.
– Майна и Кайра теперь не скоро смогут бегать, – замечаю язвительно и получаю еще один укоризненный взгляд. – Не побегут, – продолжаю серьезно. – Иначе будем болтаться на соседних деревьях.
Естественно, Филин заметит наши «боевые ранения», но он сам так проповедует: никто не в обиде – значит, конфликт исчерпан.
– А если они объявят зачинщицей тебя?
Пожимаю плечом.
– Маловероятно. Филин не идиот. И как бы терпеть не мог меня, даже он не сможет признать правдивой версию, что я напала одна на семерых. Я же убогая, – напоминаю, – а не сумасшедшая.
Сова только возводит глаза к потолку.
Глава 34
Когда возвращается Ник, сижу на подоконнике и смотрю на закат.
Порез на животе почти не болит. Средство Совы и вправду творит чудеса: мигом остановило кровь и слегка заморозило, уменьшив боль. А вот голова гудит. За последний месяц по ней мне доставалось слишком часто.
– Привет. – Ник удивленно замирает в дверях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ничего, что я взяла твои вещи?
На мне надеты его брюки и его футболка. Больше переодеться было не во что. Как оказалось, Пересмешнику, как новичку, досталось больше вещей, чем аутсайдеру Гагаре. Сарафан слишком тонкий и открытый, порванное сегодня платье предстоит попытаться привести в порядок. А у Ника обнаружилось еще несколько комплектов одежды.
Правда, штаны пришлось немного подвернуть, а рукава футболки достают мне практически до локтя. Зато эти вещи чистые и целые.
– Конечно, ничего. – Напарник хмурится и подходит ко мне, заглядывает в глаза. – Что случилось? – протягивает руку, отводит мои волосы за ухо, чтобы полюбоваться на живописный кровоподтек на скуле.
– Тебя с Кайрой не поделили, – отвечаю спокойно.
– Из-за вчерашнего, что ли? Подвинься.
Подвигаюсь, и он садится рядом со мной на подоконник.
– Угу. Моя простыня не покрыла причиненный ей моральный ущерб, – язвлю.
Ник смотрит на меня очень серьезно. Чувствует, что все не так легко и весело, как пытаюсь показать. А я для себя четко решила, что надпись на моем животе он не увидит. Не увидит, и все. Никогда. Если выберемся, врачи мигом ее уберут, если нет – с ней и сдохну.
Ник накрывает мою лежащую на колене ладонь своею. Вздрагиваю, отдергиваю руку.
– Эм, ты вся горишь.
Сова заставила меня выпить несколько чудо-пилюль и предупредила, что они могут вызвать повышение температуры тела. Так что ничего удивительного.
– Со мной все нормально, – произношу с нажимом. – Женские разборки из-за мужика, не более.
Ник молчит, не сводя с меня тревожного взгляда.
– Мне поговорить с Кайрой? – предлагает.
Хмыкаю.
– Что, отлупишь ее за меня?
Но сегодня у напарника настроение не для шуток.
Морщится.
– Мне не по душе местная забава «избей женщину».
Чувствую укол совести. Не нужно было так резко, он этого не заслужил.
– Извини, – бормочу, отводя взгляд.
– Янтарная, да что с тобой? – Кажется, перепады моего настроения его напугали.
– Ничего, – качаю головой. – Ничего. Просто посиди со мной, ладно? – На этот раз сама нахожу его ладонь, сжимаю, а потом, окончательно осмелев, кладу голову ему на плечо.
– Эм, мне бы переодеться. Я весь грязный и потный.
– Мне все равно, – отзываюсь. – Просто посиди со мной.
– Как скажешь, – больше не спорит, обнимает меня одной рукой, притягивает к себе. – Ты же не все мне рассказала, да? – осторожно спрашивает через несколько минут.
– Не все, – признаюсь. – Не сегодня, ладно?
– Ладно, – откликается эхом.
Больше вопросов не задает.
* * *
Сказать, что внешний вид женской части Птицефермы производит среди мужчин фурор, – ничего не сказать.
Синяки, разбитые лица, хромающая Майна, Кайра с пластырем поперек переносицы, садящаяся на самом краю лавки, пристраиваясь так, чтобы одна ягодица висела в воздухе.
– Под «не все рассказала» я представил себе что угодно, но только не это, – шепчет мне Ник, когда входим в столовую.
Пожимаю плечами.
– «Не все» – это очень широкое понятие, – говорю. Прохожу к столу под ненавидящими взглядами своих недавних противниц.
– Это ты их? Одна?
– Я и моя тень, – бормочу. Адресую Нику укоризненный взгляд, намекая, что довольно расспросов.
Во время приема пищи за столами гробовое молчание. Все переглядываются, обмениваются удивленными взглядами, пожимают плечами, но помалкивают.
Я уже и забыла, каково это – не слышать бесконечный треп Чайки. С разбитыми губами особо не поболтаешь.
– Никто ничего не хочет мне сказать? – громко спрашивает Филин под конец трапезы.
Ответом ему служит все то же молчание.
– Чайка? Кайра? – Глава тут же выделяет главных сплетниц Птицефермы. Но те лишь смотрят в свои тарелки. – Сова?!
