огромным ранчо.
Аделин принялась тереть мочалкой пятно на кастрюле.
— То есть ты ни с кем не встречаешься, потому что слишком занят?
Он пристально посмотрел на нее:
— Ты спрашиваешь меня как журналист или как женщина?
— Как женщина, — ответила она и тут же пожалела об этом. Ей не следует забывать, что их отношения фиктивны.
— Я вовсе не против новых отношений. Мне не хотелось бы встретить старость в одиночестве. Семья всегда имела для меня большое значение.
— Я чувствую, что за этим должно последовать но.
Он молча вытер кастрюлю и лишь затем ответил:
— Но в том, что касается любви, я не очень хорош.
— Я тоже.
— Ты не должна так думать только потому, что твой жених-мерзавец тебе изменил.
— А ты, похоже, отдал свое сердце бывшей жене, но ей этого оказалось недостаточно.
Издав смешок, он повесил полотенце себе на плечо.
— Можно и так сказать, но я уверен, что в сложившейся ситуации была и моя вина.
— Я тоже была отчасти виновата в том, что со мной произошло, — улыбнулась она.
— Как ты могла быть виновата в том, что твой жених тебе изменил?
— Я это еще не выяснила, — призналась она. — Я ничего не выяснила — просто собрала вещи и уехала.
— Ты подозревала, что он тебе изменял?
— Нет. Я планировала свадьбу и не чувствовала, что что-то не так.
— Как ты узнала об измене?
— Его секретарша, с которой он изменял, позвонила мне. Думаю, он сказал ей, что бросит меня, но затем она увидела приглашение на свадьбу и поняла, что ей он тоже лгал.
— Значит, он потерял вас обеих?
— Похоже на то, — кивнула она. — Во время нашего сегодняшнего телефонного разговора Брок извинялся передо мной и просил меня вернуться к нему. Возможно, он говорил то же самое своей любовнице.
— Утраченного доверия не вернешь, — сказал Колтер.
— Да, — согласилась она, начав чистить противень. — Ты подозревал, что у вас с Джулией что-то шло не так?
— И да и нет, — ответил он, вытирая большую деревянную ложку. — Моя жена менялась на глазах, превращаясь из милой сельской девушки в светскую львицу, на уме у которой были только наряды, вечеринки и знаменитости.
— Тогда что стало для тебя неожиданностью?
— У Джулии случился выкидыш. Ее реакция на потерю ребенка была для меня неожиданной, — ответил он после короткой паузы.
— Я сожалею о твоей потере. Тебе, наверное, было тяжело.
— Да, — сказал он. — Но, по правде говоря, меня больше потрясло другое. Выражение лица Джулии, когда доктор, делавший ей УЗИ, подтвердил, что она потеряла ребенка.
— Что ты прочитал на ее лице?
— Облегчение.
Руки Аделин замерли на противне.
— Раз ее реакция была такой, значит, с ней что-то было не так.
Колтер слегка пожал плечами:
— Или она чувствовала себя в ловушке и внезапно увидела выход.
Сердце Аделин сжалось от сочувствия, и она коснулась мокрыми пальцами его руки.
— Мне так жаль, Колтер. Я даже представить себе не могу, как тебе было тяжело.
— Это было худшее время в моей жизни, — сказал он. — Но жизнь продолжается. Я вернулся сюда, а она осталась в Сиэтле.
— Ты не общался с ней после того, как вы развелись?
Он покачал головой:
— Нам больше нечего друг другу сказать. Мы с ней совершенно разные люди.
— Возвращение сюда без нее далось тебе нелегко?
— Да, поначалу мне было сложно, но я довольно быстро переключил свое внимание на семью и работу на ранчо, которое мне не следовало покидать.
— Означает ли это, что ты жалеешь о своем переезде в Сиэтл?
— Я сам сделал этот выбор и теперь имею дело с его последствиями. Я знаю, что подвел свою семью, когда уехал. Я подвел своего отца, потому что раньше не взял на себя управление ранчо. И я постоянно спрашиваю себя… — Его голос дрогнул, и он опустил глаза.
— О чем?
Он снова посмотрел на нее, и она увидела в глубине его глаз боль.
— Я спрашиваю себя, ухудшилось бы так быстро состояние здоровья моего отца, если бы я тогда остался и позволил ему уйти на заслуженный покой.
Аделин схватила его за руку:
— Ты не можешь винить себя в его болезни. Сомневаюсь, что Грант позволил бы тебе занять его место, пока сам был способен управлять ранчо.
— Может быть.
Он встретился с ней взглядом, и пространство между ними наэлектризовалось. Она начала отворачиваться, но он обхватил пальцами ее подбородок и заставил снова посмотреть на него.
— Я тоже тебе сочувствую, Аделин.
— Спасибо, — еле слышно произнесла она, глядя на его приоткрытые губы.
Ее пульс участился, на смену грусти пришло желание. Ей захотелось заняться с ним любовью здесь и сейчас, но таймер на плите издал сигнал, и она, отстранившись от Колтера, быстро подошла к плите и выключила конфорку. Затем она осмелилась бросить взгляд через плечо на Колтера. Он смотрел на нее потемневшими от желания глазами, вцепившись рукой в край кухонной стойки.
— Пойдем поедим, пока все горячее, — произнесла она.
Бросив полотенце на стойку, он улыбнулся:
— Это приглашение?
Ее рот открылся, и она снова почувствовала, что краснеет. Рассмеявшись, Колтер взял тарелку и начал накладывать в нее спагетти.
Глава 6
Шесть дней спустя, когда Колтер возвращался домой после очередного облета пастбищ, он услышал в наушниках рингтон своего мобильного телефона и нажал кнопку соединения.
— Привет, сынок, — произнесла его мать. — Ты не хочешь составить нам компанию за ланчем?
Подобное приглашение обычно означало, что ей нужно было с ним поговорить. Эти разговоры ему не всегда нравились, но он не мог отказаться от домашней еды, приготовленной его матерью.
— Буду у вас через час.
Вернувшись домой, он принял душ, переоделся, ответил на несколько звонков и через сорок минут был уже в дороге. Еще через пятнадцать минут приехал в дом, где прошло его детство.
Это было старое двухэтажное каменное здание. Рядом с ним находилась самая большая из конюшен на ранчо Уордов. Она использовалась для ухода за больными животными. К западу от конюшни располагалось общежитие для работников. Там жили главным образом молодые мужчины и женщины, у которых не было семей и которые предпочитали экономить на аренде жилья. У работников постарше в основном были семьи и жилье за пределами ранчо.
Припарковавшись рядом с автомобилем своей матери, Колтер вошел в дом и почувствовал аромат специй. Разувшись возле двери и повесив на крючок шляпу, он пошел на кухню.
— Пахнет божественно, — сказал он, подойдя к стоящей у плиты матери и поцеловав ее в щеку.
— Привет, дорогой. Ты
