– Что у тебя с лицом? Что это?
Забыв о косметике, я не сразу поняла, о чем это она.
Брезгливо вытянув палец, чуть ли не упершийся в мои губы, она уличающе процедила:
– Они красные и блестят.
И тут меня как током пронзило. Как же я забыла! В этот интересный период развития человечества за пользование помадой любительницы улучшить свою внешность отправлялись на костер, никак не меньше.
Надо было срочно выпутываться из проблемы, а поскольку на обдумывание времени не было, брякнула первое, что пришло на ум.
– Вы имеете что-то против Кристиан Диор?
Она наморщила лоб, видимо, пытаясь вспомнить хоть кого-либо с подобными звукосочетаниями и одновременно стараясь понять их связь с блеском моих губ. Но, поскольку таковых ни в ближнем, да и ни в дальнем окружении не нашлось, а, соответственно, и связь не прослеживалась, недовольно пообещала:
– Я все равно все о тебе узнаю.
– Не забудьте поделиться со мной вашими сведениями. Они мне тоже пригодятся.
Я ей все-таки улыбнулась.
В нашу беседу вмешался некто за тяжелой коричневой шторой с мелодичным, нараспев, голосом и властными интонациями:
– Пусть войдет.
Край шторы отогнулся, и выглянуло личико молоденькой девушки, с любопытством меня осмотревшей, что несколько смягчило разъедающую подозрительность „удава“.
Она обворожительно мне улыбнулась:
– Ну, что же ты стоишь?
И тут же последовал ее не терпящий возражения окрик:
– А вы, сеньора Урсула, будьте здесь.
Я не стала уточнять, что отразилось на лице вышеназванной особы, и нерешительно отдернула штору.
Девушка, засмеявшись, втащила меня в то, что скрывалось за ней. Этого мгновения хватило, чтобы успеть провести ладонью по губам и стереть, не без сожаления, компрометирующую меня помаду. Но, как показало будущее, семейство Диор, трудясь над таким предметом как красота, стремилось, видимо, доказать, что не все в этом мире преходяще, есть и постоянные величины – губы настырно излучали мерцающий розовый блеск, в чем я убедилась позже.
Ослепительно роскошное убранство помещения, куда я вошла, без сомнения, затмевала женщина у окна, немедленно мной узнанная.
Куэльо, действительно, был великим портретистом.
Ко мне обернулась инфанта Изабелла.
Глава 7
Более красивой женщины, вернее, девушки (на тот момент ей было около двадцати) мне не доводилось раньше встречать.
Огромные, феерические, слегка выпуклые глаза, искрящиеся и манящие. Прямой, с едва заметной горбинкой, без единого изъяна нос. Сочные полные губы с капризно поджатой нижней губкой оттенялись белоснежнобархатистой кожей.
Образец классической красоты. Так и просится на холст.
Ладони неожиданно вспотели, и я облегченно про себя вздохнула, зная, что мне не придется, к счастью, пожимать ей руку. Я совершенно не представляла как себя вести. Мало того, что опыт общения с королевскими особами у меня напрочь отсутствовал, так все еще осложнялось и недостатком информации о правилах придворного этикета в столь туманные времена.
Но Изабелла разрядила обстановку.
Она поманила меня к себе, скользя взглядом снизу доверху по моей персоне, задержавшись, ну, конечно же, на лице, а, точнее, на его нижней части, и задала тот же вопрос, что и Урсула. Тон вопроса не предвещал ничего хорошего.
– Что это, сестра Лаура?
И черт дернул меня их накрасить!
– Это… что? – переспросила я севшим от волнения голосом.
Второй промах. Не отвечают вопросом на вопрос родившимся с голубой кровью.
Инфанта нахмурилась. Я же, состроив невинную гримаску, тянула время, соображая, как выкрутиться из вовсе не простой для меня истории. Скрестив два взаимоисключающих факта – аскетизм монахини и ее же баловство порицаемыми церковью соблазнами – я продемонстрировала, таким образом, вопиющий симбиоз отрицания и утверждения в одном флаконе. Подобная игра добром, как правило, не заканчивается, и, с сожалением согласившись с поражением – терять мне уже нечего – я приняла вызов:
– М-м-м…, простите, Ваше Высочество. Если Вы имеете в виду цвет моих губ…, это декоративная косметика…, изобретенная мной…
Мысленно я попросила тысячу извинений у месье Кристиана, присвоив патент на его губную помаду. Ну, не рассказывать же испанской принцессе, живущей за пятьсот лет до меня, о преимуществах косметической продукции двадцать первого века перед весьма примитивными мазилками средневековья. Кроме того, я просто физически почувствовала, как костер Инквизиции подпаливает мне пятки.
– Декора… что? – Изабелла приподняла бровки.
Я смешалась. На минуточку увидела себя ее глазами – одеяние монахини лишь подчеркивало мою бесовскую сущность.
Надо немедленно что-то придумать. И решение пришло.
Наклонившись к своему приданому, покоившемуся в мешке из грубой ткани, прародителю женских сумочек, извлекла на свет косметичку.
Вероятно, я совершала ошибку, но другого выхода у меня не было. Должна же я была как-то ответить на поставленный вопрос, а, заодно, отдалить по возможности общение с более заинтересованными лицами в вопросе колдовства.
Изабелла и, как оказалось, ее младшая сестра, Каталина, со все более возрастающим любопытством следили за моими манипуляциями. Хоть и принцессы, но девчонки же.
– Позвольте, Ваше Высочество, показать Вам некоторые из моих… опытов, – и тут я затараторила, боясь, что меня прервут, – мне необходимо постоянно экспериментировать, ну, пробовать, понимаете? Чтобы добиться на полотне нужного тона. Я растираю краски, добавляю в них различные ингредиенты, то есть, меняю состав и каждый раз получаю новый оттенок или совершенно неожиданный для меня результат, как то, что Вы видите сейчас на моем лице, Ваше Высочество. Согласитесь, неплохо, правда? Я принесла с собой кое-что, чтобы и Вы убедились, насколько это красиво. Присядьте, пожалуйста. Не волнуйтесь, это займет не более пяти минут.
Сестры переглянулись, при этом Каталина прыснула, видимо, потрясенная моей сокрушающей недоверие смелостью. Да, я и сама от себя пришла в ужас. Но остановить меня могло только внезапное онемение.
Разложив на небольшом столике у стены, загобелененного готическим изображением одного из родственников королевской семьи (подозреваю, что это был никто иной, как Карл, дедушка принцесс), весь мой неиспользованный за эти годы косметический набор, выбрала помаду мягкого светлого тона и взглянула на Изабеллу, настороженно за мной наблюдающую.
Ну, была не была!
– Это то, что помогает увлажнить губы и придать им свежесть и аромат. Вы разрешите прикоснуться ею к Вашим губам, Ваше Высочество?
Инфанта нерешительно обернулась на сестру, и, встретив ее восторженно-изумленный взгляд, дала высочайшее согласие на эксперимент. Она присела на краешек кресла и чуть приподняла голову, зажмурив глаза, тем самым благосклонно разрешив мне над ней покудесничать.
Помадная кисточка коснулась приоткрытых в ожидании губ, тут же заметно пополневших от обволакивающего их влажного блеска. И никакого силикона не надо.
– А теперь ресницы. Прошу прощения, Ваше Высочество, но для этого придется открыть глаза. Не бойтесь. Раз…, два…
Изабелла, прислушиваясь к новым для нее ощущениям, медленно, с опаской отделила верхние веки от нижних.
– Не моргайте, пожалуйста. Вот так. Теперь левый. Отлично. Просто сказка! Ну, и последнее.
Пудра. Моя любимая. С перламутровым оттенком. По всем пунктам намного опередившая тяжелые белила здешнего производства.
– Спокойно, еще чуть-чуть… Все. Мисс Вселенная!
Я склонилась перед принцессой в поклоне, тем самым выражая восхищение ее красотой и сообщая об окончании сеанса.
Разгибаться мне было страшновато. Реакция Ее Высочества могла оказаться прямо противоположной той, на что я рассчитывала.
Каталина, все это время судьей примостившаяся рядом и, судя по взволнованному дыханию, с замиранием сердца контролирующую происходящее, наконец, выдохнула:
– Чудо! Так вы еще и парфюмер, сестра Лаура?
Взгляд Изабеллы, с недоверием вглядывающейся в зеркало, подтвердившему еще более блистательную красоту инфанты, буквально на глазах менялся от настороженного до удивленно-детского. Завершила она осмотр вердиктом, поразившим меня:
– Все это останется здесь.
Я облегченно выпрямилась.
– Но…
Я опять затаилась.
– Кто еще знает о твоих… красках?
– Никто. Вы первая, Ваше Высочество, кому я это показала. Вы же знаете…, – я замялась, – это довольно опасно…
– Я решу, что делать с тобой и со всем этим.
Более мудрого решения я и не ожидала. Если кто-то обвинит меня в колдовстве, Изабелла легко подтвердит это, представив суду якобы „конфискованные“ ею доказательства, таким образом, сняв с себя все подозрения. Если же нет – она оставляла за собой право держать меня на коротком поводке. На всякий случай. При этом, наверняка, не раз воспользовавшись моими „игрушками“. Она не устоит от соблазна быть самой привлекательной.
