Хилда. Я не знаю.
Мать. Одевайся, Хилда, поезжайте с Томасом к вам домой, представь его своей матери. Уходите поскорее. Как только он придет. Немедленно. Быстро. Не теряй времени. Хватай свое счастье обеими руками, прижми его к себе покрепче, чтобы оно не ускользнуло, как вода сквозь пальцы, чтобы не утекло, как вода… Ах, как мне пережить все это… О боже…
Хилда. Куда же она уехала?
Мать. Думаю… в Англию.
Хилда. А как она туда доберется?
Мать. О, она сообразительная девочка, она всегда была такой сообразительной, такой ловкой, моя доченька. К тому же она такая красавица, такая умница, правда немного своевольная, но хорошая, очень хорошая девочка. Принарядилась, подкрасилась, надела свое платье с голубым пояском и черные лодочки… и ничего не сказала нам. Как всегда, промолчала, не разжала губ…
Хилда. Что я должна сказать маме?
Мать (резко). Что хочешь!
Хилда. A-а. (Молчание.) А она поймет?
Мать. Конечно, на то она и мать. Любит же она своего ребенка. (Плачет, сама того не замечая.)
Хилда. Сделать вам кофе, тетя? (Взяв кофемолку, уходит.)
Оставшись одна, мать поднимается и подходит к лестнице, но в это время раздается звонок в дверь: три коротких, один длинный. Томас входит вместе с X и л д о й.
Мать. О, Томас.
Томас. Он был дома, он еще лежал в постели, я знаю, но не принял меня. Меня оскорбил его слуга, мама. «Тебе что здесь, голубятня, Паттини?» — спрашивает, а я так нехорошо на него посмотрел и говорю: «А вы, менеер камердинер, вообще находитесь здесь только для того, чтобы служить нам, менееру Албану и мне, вот и помолчите». Он прямо обалдел, мама! И отвечает: «Мы немедленно сообщим вам, когда менеер председатель сможет принять вас». О, я так счастлив, мама, так счастлив. (Обнимает ее.) А ты не рада? Тебе не кажется, что это замечательно? (Идет к лестнице.) Андреа!
Мать. Ее… нет.
Томас. Не может быть, она там, наверху. (Хочет выйти, но мать встает и преграждает ему путь.)
Мать. Там ее нет.
Томас. Нет?
Мать. Она… неожиданно уехала.
Томас. Как, уже? Пока меня не было? Да я же уходил всего на три минуты. И на улице я ее не встретил. Не может быть!
Мать. Она пошла другой дорогой — к вокзалу.
Томас. К вокзалу…
Хилда. Она уехала в Англию.
Мать. Взяла с собой все вещи, два чемодана.
Томас. Уехала, как только я вышел за дверь? Сбежала, как воровка? Только бы не видеть меня? Нет. Это неправда, мама! Скажи скорее, что это неправда. Вы шутите, вы решили посмеяться надо мной. Ну скажи.
Мать. Нет, правда. Она уехала.
Томас (кричит). Андреа! (Стоя в дверях, выглядывает на лестницу.) Андреа, ты там? Не отвечает. Ее здесь нет. Но я должен увидеть ее. Это вы прогнали ее, вы, две злобные старухи. Она собиралась поехать следом за мной, ты же помнишь, мама? Почему же она поехала одна? Когда уходит поезд в Англию? Ну, говори, когда?
Мать. Сейчас уходит. Останься дома, не ходи туда, ты уже не догонишь ее.
Томас. Я успею.
Мать. Ты не найдешь ее…
Хилда. Она уже в поезде, Томас.
Томас. Андреа! (Убегает. Громко хлопает входная дверь.)
Мать. Убежал.
Хилда. Может, он еще застанет ее?
Мать. Нет.
Хилда. А вдруг она опоздала на поезд?
Мать. Нет.
Хилда. Я принесу кофе. (Убегает и возвращается с кофейником. Разливает кофе по чашкам. Пьет. Мать не притрагивается к своей чашке.) Когда мы поженимся с Томасом, он сможет по утрам нежиться в постели, а я буду подавать ему кофе с бисквитами. Если, конечно, он захочет… Мне все еще не верится. Сейчас он, наверное, едва проснувшись, тут же вскакивает с постели, верно, тетя? Томас такой беспокойный, все время куда-то исчезает, мечется, как обезьянка в клетке. Но я думаю, что с годами это пройдет и он отвыкнет от своих фокусов. Как вы полагаете, тетя, он догонит ее?
Мать молчит, неподвижно уставившись перед собой.
Тетя, а может… он тоже вскочит в поезд?
Мать не отвечает.
Тетя, тетя, вы больны? Я говорю: может, он уедет с ней?
Мать. Нет. Он мчится сейчас, как безумный, по улице, ему даже не придет в голову сесть в трамвай. Ему кажется, что он добежит быстрее любого трамвая, да так оно и есть. Он ворвется на вокзал, еле дыша, обшарит все платформы, пронесется по всем тоннелям, а спросить у дежурного, откуда отправляется поезд, побоится. Он панически боится людей в униформе. Этот поезд он не найдет, потому что поезда в Англию нет, туда можно добраться только пароходом из Остенде. Томас мечется из конца в конец вокзала, сердце готово выпрыгнуть у него из груди. Он начнет кричать, а люди будут смотреть на него и говорить: «Вон придурковатый Паттини». А он крикнет на весь вокзал: «Андреа! Андреа!» Но ее там нет. Ее нигде больше нет, нет больше на свете моей красавицы, моей своенравной дочурки. Наконец Томас выбьется из сил, присядет на скамейку рядом с пассажирами, уткнувшимися в свои газеты, и начнет расспрашивать их: «Вы не видели Андреа?» Но никто не ответит ему, одни посмотрят на него раздраженно, другие безразлично. Медленно, едва передвигая ноги, уйдет Томас с вокзала, пройдет через парк и, как всегда, покличет уток в пруду. На минуту он забудется и станет подзывать их, ведь он каждой дал свое ласковое прозвище, и он всех их до одной различает. Потом он посмотрит на бронзового тигра, что высовывается из мха, этого тигра зовут принц Мустафа. У нашего Томаса все принцы. Но в конце концов он проголодается и ему захочется поделиться с кем-нибудь своими небылицами, своими выдумками, и тогда он вспомнит о нас, своих родителях, и о тебе, своей будущей жене. И тут он медленно, очень медленно возвратится к нам.
Хилда. Вы устали, тетя. Вам лучше бы прилечь.
Мать. Нет. Я подожду его здесь, вместе с тобой. Я дождусь той минуты, когда вы с ним покинете наш дом и я смогу убедиться, что он благополучно устроен.
Хилда (все еще ничего не понимая). Хорошо, тетя.
Мать. Пусть твоя мама пригласит его погостить у вас недели две, попроси ее об этом. Скажи, что мы совершенно раздавлены и на коленях умоляем ее, у нас нет иного выхода.
Хилда. Нет, я ей этого не скажу, тетя.
Мать. Скажешь. Так и передай Мириам: мы уничтожены, мы опустились на самое дно.
Пауза.
Хилда. Он останется с ней?
Мать. Да нет же!
Хилда. А может, он уедет куда-нибудь еще?
Мать. Да куда он может уехать? Разве ему где-нибудь будет лучше? Он ведь знает это, наш мальчик, и хочет остаться со своими родителями и с тобой, своей невестой. (Делает над собой усилие, чтобы улыбнуться, входя в свою обычную роль.)
Хилда. Невестой.
Мать. Какое волнующее, какое удивительное чувство испытываешь, когда знаешь, что утром, светлым утром, с первыми лучами солнца, войдешь в дом, где тебя ждет невеста. Так когда-то говорил мне Генри.
Хилда. Невеста на заре…
Мать. Уходи и уведи с собой Томаса. Скорее! Скорее! Оставь нас вдвоем с Генри. Сделай все, чтобы мальчик был счастлив. Нам это не удалось (голос у нее срывается), мы слишком ничтожны. Слишком жалки. Слишком малодушны. Да, ничтожны. (Пауза.) Позаботься о нем, Хилда, будь всегда рядом с ним, не оставляй его ни на минуту.
Этажом выше пианист начинает новый день. Вначале он берет несколько легких аккордов, проигрывает гаммы, затем не очень уверенной рукой подбирает свою сентиментальную мелодию и проигрывает ее.
Хилда. Опять играет. Очень грустная музыка, но она мне нравится.
Пауза.
Мать. Мы слушаем ее каждый день.
Занавес.
Мама, посмотри, я еду без рук!
Комедия в четырех действиях
Действующие лица:
Баарс.
Стефан.
Госпожа Тристан. Рафаэль.
Д ж е к к и.
Мол.
Тетушка.
Действие первое
Поднятие занавеса сопровождается неземными звуками, которые постепенно стихают. В темноте на сцене различаются два светящихся контура космических скафандров. Эти пластмассовые скафандры на головах Б а а р с а — семидесятилетнего банкира, и Стефана, молодого человека лет двадцати пяти. Оба словно парят в воздухе.
Баарс. Ветер.
Стефан. Западный.
Баарс. Ледяная изморось, лейтенант. Ни зги не видно. Ты что-нибудь видишь?
Стефан. Ничего.
Баарс. Вглядись получше, лейтенант.
Стефан. Равнина. Трещины на ней, как на ладони. Гигантская ладонь из лавы. Я стою совсем один. Как бы мне на этой ладони не заблудиться.
Баарс. Не бойся, лейтенант, я с тобой. Следуй за мной.
Стефан. Следую.
Баарс. Как-как?
Стефан. Следую, полковник.
Баарс. Никогда, ни при каких обстоятельствах не забывай о чинах и званиях, лейтенант. Во всем должен быть порядок. И никаких рывков! Ты что, устал, лейтенант?
