*
Генрих Борисович Слиозберг родился в местечке Мир, Минской губернии, в 1863 г. В том же году его отец переехал со всей семьей в Полтаву, где прошли детские и юношеские годы Слиозберга вплоть до окончания гимназии. В 1882 г. он поступил на юридический факультет С.-Петербургского университета. Получив золотую медаль за сочинение по уголовному праву, он считал себя вправе рассчитывать на то, что ему предложат остаться при университете для подготовки к профессуре, о которой он мечтал. Профессора Фойницкий и Сергиевский поддерживали его в этом стремлении, но попечитель округа Новиков не счел возможным даже ходатайствовать перед министром народного просвещения, графом Деляновым, об оставлении еврея при университете.
Также тщетно пытался Слиозберг поступить на государственную службу в Сенат. Несмотря на неудачи, он все же продолжал надеяться, что профессура не останется навсегда для него закрытой и если он напишет серьезный научный труд, за который получит ученую степень, для него сделают исключение и откроют перед ним двери университета. Для пополнения своего образования он отправился за границу, где слушал лекции светил юридических наук того времени в университетах Гейдельберга, Лейпцига и Лиона.
По возвращении в С.-Петербург в 1888 г. он сдал экзамен на степень магистра уголовного права.
Однако, это не открыло ему дороги к профессуре; надежды Слиозберга не оправдались — исключения для него не сделали!
Несмотря на горечь разочарования, у Слиозберга и мысли не возникло о возможности перемены вероисповедания. Любопытный случай рассказывает по этому поводу Грузенберг. Когда Грузенберг, по окончании киевского университета, нагруженный рекомендациями, приехал в Петербург, он явился с письмом к проф. Фойницкому. Фойницкий внимательно прочел письмо и произнес:
«н-да; старая история... упорное цепляние за религию, которое так присуще еврейской интеллигенции, хотя она такая же неверующая, как наша... Недалеко ходить за примером, может быть, слыхали про Слиозберга... тоже еврей... Талантливый, умница да, в придачу, работяга... И за границей за свой счет два года проработал... хоть сейчас на кафедру — не осрамит... да, вот, подите ж... хочу оставаться евреем... ну, и оставайся, только перемени метрику...».
Окончательно простившись с мыслью о профессуре, Слиозберг должен был искать источник существования для себя и своей семьи. Он записался в помощники присяжного поверенного и успел получить свидетельство на ведение гражданских дел, почти накануне введения ограничений, вступивших в силу вслед за утверждением манасеинского доклада.
Но научной работы Слиозберг не прекратил. Слишком уж она соответствовала складу его ума и желаниям сердца. Он много потрудился в С.-Петербургском юридическом обществе, в уголовном его отделении, в качестве секретаря редакционного комитета. В 90-х годах Слиозберг являлся докладчиком юридического общества по всем серьезным вопросам теории и практики уголовного права. Он также принимал активное участие в юридической прессе. Особое внимание петербургского юридического мира привлек его доклад о новых веяниях в уголовном праве, вызвавший оживленные прения среди криминалистов.
Поиски заработка привели Слиозберга к работе по юрисконсультской части министерства внутренних дел. Юрисконсульт министерства искал молодого юриста, который помогал бы ему в разработке министерских дел. К нему направили Слиозберга, и он сделал его своим неофициальным помощником. Это положило начало всей будущей юридической деятельности Слиозберга, как выдающегося знатока административного права. По ходу своей работы Слиозберг получил возможность во всех подробностях ознакомиться с законодательством и административными распоряжениями, опутывавшими густой сетью бесправия русское еврейство. Борьбе с этим бесправием и отдал Слиозберг все свои силы.
Традиционным представителем русского еврейства считался в то время барон Гораций Осипович Гинцбург, посвящавший много времени и внимания еврейским делам. Первенствующее положение, занимаемое бароном Гинцбургом в столице, и личное его обаяние способствовали успеху его никогда не прекращавшихся ходатайств перед высшими властями. Слиозберг был приглашен юрисконсультом конторы Гинцбурга и вместе с ним всецело ушел в дело защиты еврейских интересов.
Он приступил к своей работе во всеоружии исчерпывающих знаний законов, циркуляров и сенатских разъяснений, касающихся евреев. Ограничительные законы, часто неясные и противоречивые, оставляли место для толкования в смысле новых ограничений. Почти по каждому делу приходилось отстаивать благоприятное для евреев толкование закона, проявлять большую изобретательность, изощряться в сложнейших аргументациях, исписывать бесконечное количество бумаг, убеждать, доказывать... Особенно мучительна была борьба за право жительства или, вернее, как писал Слиозберг, «за право жить». Каждое дело о выселении, получившее в сенате неблагоприятное решение могло служить прецедентом для других выселений. Так что каждый отдельный случай превращался в дело чрезвычайной важности для целого ряда людей, и Слиозберг, защищая интересы жалобщика, тем самым являлся защитником всего еврейского населения.
В трех томах своих «Дела минувших дней; записки русского еврея», написанных им уже в изгнании, в Париже, Генрих Борисович рассказал, как после смерти Александра II все теснее и теснее сжимало кольцо ограничений русское еврейство, как с каждым новым административным распоряжением и разъяснением Сената в царствование Александра III, и в особенности Николая II, росло бесправие. Он также описал ту неустанную мучительную борьбу, которую вело еврейство против правительственного гнета. Нужно было упорно отстаивать те немногие права, которыми еще располагали евреи, т. к. произвол угрожал уничтожить самую возможность существования еврейской массы, если не отстаивать шаг за шагом эти права теми законными средствами, которые еще оставались в распоряжении евреев.
К Слиозбергу стекались дела ищущих покровительства и справедливости из разных концов России. Он пытался оградить их от притеснений местных властей, хлопотал за лиц, выселяемых усердными губернаторами, возглавлял групповые ходатайства, вел в Сенате принципиальные еврейские дела, выступал в погромном процессе в Гомеле, предстательствовал перед Плеве и Дурново, и не было для него «важных» и «мелких» еврейских дел — «были просто и только еврейские дела».
Слиозберг был настоящим защитником еврейского народа, его неизменным заступником перед лицом власть имущих. И в эту изнурительную, ежедневную, незаметную, но грандиозную по своим размерам и значению, работу, которую он сам назвал «титанической с одной стороны и сизифовой с другой», он вкладывал всю свою душу великого печальника еврейского народа. Таким он и войдет в историю русского еврейства...
А. С. ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕР
25-го мая 1915 г. хоронили в Киеве Александра Соломоновича Гольденвейзера. Многоголовая, разношерстная толпа провожала гроб на еврейское кладбище. Парные экипажи, элегантные пролетки, простые извозчичьи дрожки растянулись длинной шеренгой. Но большинство следовало за гробом пешком.
Я заметил в толпе пожилого еврея, бедно одетого, на вид типичного ремесленника. Мне захотелось узнать, почему он пришел на похороны, и я спросил его, знал ли он покойного. «Нет», ответил он мне на идиш, «но это же наш «Гольденбейзер».
* * *
Александр Соломонович Гольденвейзер родился в
