является ли причиной того, что Пассовер не оставил после себя печатных трудов, необыкновенная замкнутость его натуры? В произведения свои автор вкладывает самого себя, раскрывает перед читателем свою душу, делает именно то, на что Пассовер не был способен. Все, стоявшие близко к нему по работе, свидетельствуют, что никогда и ни перед кем не раскрывал он своих душевных переживаний, ни перед кем не подымал забрала, за которым ревниво скрывал от чужих взоров свой внутренний мир, свое настоящее «я». Даже внешним своим обликом производил он впечатление человека, замкнутого в себе, и серые замшевые перчатки, которые он всегда носил и снимал только перед началом своей речи, как бы свидетельствовали о том, что он избегает даже мимолетного соприкосновения с людьми при рукопожатии. В упомянутой выше приветственной речи Спасович весьма метко сравнил Пассовера с пушкинским «Скупым рыцарем»: оба ревниво охраняли свои накопленные богатства, скупой рыцарь — материальные, Пассовер — умственные. Предоставить другим возможность пользоваться этими богатствами Пассовер не пожелал.
Человек-одиночка, «отшельник в миру», как назвал его Винавер, он гордо шел по пути, не избранному, а на который толкнуло его еврейское бесправие. «Силен тот, кто остается один», провозгласил ибсеновский Штокман. Несомненно, в гордом одиночестве Пассовера была большая сила. Но дала ли она ему удовлетворение? Вряд ли.
Пассовер принес на службу праву свои исключительные способности и огромный запас накопленных и постоянно обновляемых знаний. Но что жизнь дала ему взамен? Еврейское бесправие лишило его возможности отдаться делу, к которому его влекло, несчастная любовь его юности лишила его семейного счастья. Осталось лишь гордое одиночество. Никто не был ему действительно близок, и никто его не любил, хотя все перед ним преклонялись. И он не захотел оставить этим чужим ему, нелюбимым людям ничего из своего умственного достояния. Он ушел из этого мира, унесши с собой, в противоположность скупому рыцарю, все свои несметные богатства — свой ум и знание. Но славы своей он забрать с собой не мог. Она осталась жива в сердцах его современников, и образ его, как одного из величайших русских адвокатов, запечатлен его коллегами по профессии.
Пассовер выделялся среди самых талантливых юристов своего времени. «Гулливер среди карликов», писал о нем Гольдштейн. И русское еврейство может по праву гордиться, что оно дало русской адвокатуре А. Я. Пассовера.
М. М. ВИНАВЕР
Однажды В. А. Маклаков, будучи еще молодым помощником, был приглашен известным адвокатом А. Ф. Дерюжинским для разработки одного гражданского дела, два раза выигранного Дерюжинским в судебной палате и во второй раз кассированного Сенатом. Несмотря на то, что дело в палате было дважды выиграно и вопреки советам своих сотрудников, Дерюжинский настаивал на том, что нужно мириться. «Все равно, — говорил он Маклакову, — в Сенате мы этого дела не выиграем. Там выступал оба раза какой-то Винавер, еще молодой адвокат, даже только помощник. Ну, батенька, — это штучка. Ничего подобного я не слыхивал. Сенаторы глядят ему в рот. Что хочет, то с ними делает. Никому, кроме него, теперь дел поручать не стану».
* * *
Максим Моисеевич Винавер родился в Варшаве в 1862 г. и там же окончил университет в 1886 г. Переехав в С.-Петербург, он записался в помощники присяжного поверенного. Как уже упоминалось, в помощниках он пробыл 15 лет, до 1904 года.
Из вышеприведенных слов Дерюжинского следует, что Винавер с первых же шагов в адвокатуре сумел завоевать себе первенствующее положение среди русских цивилистов. К нему стекались самые сложные дела, главным образом для консультации или выступления в Сенате. На сенатскую практику он оказал большое влияние не только своими выступлениями, но и статьями. В редактируемом им «Вестнике гражданского права» он вел отдел хроники, где блестяще комментировал решения Гражданского кассационного департамента Сената по самым разнообразным делам. Хронику эту он превратил в кафедру, с высоты которой обсуждал практику Сената. И Сенат не только прислушивался к мнению Винавера, но и часто следовал за ним.
Влияние Винавера на сенатские решения было особенно важно потому, что Сенат был призван не только комментировать, но отчасти и творить право. В России, правда, судебные решения никогда не приобрели значения полновесного источника права наряду с законом, как это имеет место в англосаксонских странах. Решение Сената было обязательно только по тому делу, по которому оно было вынесено. Сам Сенат на протяжении своей практики нередко отступал от предыдущих толкований, менял свою точку зрения по аналогичным вопросам. И все же роль Сената в создании права была значительна, особенно в конце XIX и начале XX века, когда расцвет промышленности создал сложные гражданско-правовые отношения, которые в узкие рамки X тома и Устава торгового никак не укладывались, и Сенату приходилось восполнять пробелы устаревшего законодательства. Это естественно придавало сенатским решениям и, следовательно, и влиянию на них, особенно большое значение.
Но была еще одна область адвокатской деятельности, где Винавер был незаменим: это были консультации. По самым сложным гражданским делам его консультировали другие адвокаты. При этом Винавер, по свидетельству Б. Л. Гершуна, не считался с тем, какая сторона его консультирует, и выступал в консультации строгим, беспощадным судьей дела.
Назначение адвоката, как было сказано выше, Винавер видел в защите прав личности и в этой защите он не ставил адвокату узких рамок. Он считал «ложным и жалким правилом, ведущим к произволу и отчаянию», принцип, согласно которому адвокат должен принимать лишь те дела, в справедливости которых он уверен; суд, а не адвокат призван раскрыть и утвердить правду; предоставленные самим себе, самые талантливые судьи не в состоянии выполнить это дело. Винавер полагал, что адвокат обязан честно и правдиво изложить суду все, что идет в пользу его клиента. Дело суда разобраться, на чьей стороне право. Адвокат, «идя своим собственным путем, строит, вместе с другими силами, будущее правовое государство», писал Винавер.
Особенно близка его сердцу была защита прав евреев. Он, как и другие его христианские и еврейские коллеги, принимал деятельное участие в организации представительства еврейских интересов в погромных процессах. Особенно значительно было его выступление в Сенате по делу о бездействии власти, возбужденному против кишиневского губернатора после погрома в Кишиневе.
В 1906 г. стало известно о погромной деятельности департамента полиции министерства внутренних дел. Статский советник Макаров представил 15 февраля 1906 г. доклад министру внутренних дел Дурново о том, что в департаменте полиции пишутся и печатаются, под руководством чиновника особых поручений Комиссарова, погромные прокламации, распространяемые департаментом полиции в тысячах экземпляров.
По этому поводу Госуд.
