— А сейчас, — вмешался брюнет, — магарыч. Пятерка найдется?
— Найдется, — угодливо улыбнулся лейтенант, подумав, что за эту истраченную на барыг пятерку придется отчитываться перед полковником Каштановым. Но в данном случае овчинка стоила выделки. Он вынул из кармана замусоленную купюру. — Вот.
— Так сбегай за поллитром, — ощерился брюнет. — Тут гастроном рядом.
— Погоди... — Усатый обошел стол, забрал у Зозули деньги, достал из шкафчика бутылку «Экстры». — Пока он сбегает, аппетит исчезнет. А тут у меня товарищ оставил, — явно солгал Микита, — так мы ему вернем.
— Вернем, — обрадовался брюнет. — Я потом сам сбегаю, а сейчас ты правильно сказал: аппетит пропадет.
Лейтенант подумал, что у этих барыг аппетит, особенно на водку, вряд ли когда-нибудь исчезнет — ишь ловкачи, думают, что на крючок попался неопытный карась и его можно обмишурить. Зозуля недавно купил смеситель, стоит он шестнадцать рублей, а эти деляги — четвертак и еще пятерку, почти вдвое дороже. Дав себе слово позвонить участковому инспектору, чтобы взял их за жабры, лейтенант сел на подставленную брюнетом грязную табуретку.
— Мне только... — показал он два пальца, — потому что еще на работу.
— Будто не понимаем! — довольно усмехнулся брюнет и налил себе и электрику по три четверти стакана, словно у них рабочий день уже закончился.
Они выпили и закусили, брюнет достал полупустую пачку «Примы», закурил с усачом.
— Квартиру получил? — спросил у Зозули электрик.
— Получил.
— Где?
— На Оболони.
— На Оболони — это хорошо, — одобрил он. — Там скоро метро будет. Быстро и дешево. Мебель какую хочешь?
— Не помешало бы чешскую или югославскую.
— А у тебя губа не дура!
— Мебель же не на один год покупаем, — рассудительно вставил брюнет. — Тут скупиться не годится.
— И то правда, — кивнул усач. — Юхим тебе достанет какую хочешь... Как пить дать! Но... — и он сделал красноречивый жест указательным и большим пальцами.
— Мы не поскупимся, — заверил лейтенант.
— Я сразу понял, что ты хороший парень, — захохотал брюнет. — Мы таких любим.
— И ты люби нас, не пожалеешь, — воскликнул электрик. Он явно опьянел, глаза блестели и щеки покраснели. — А я Юхиму скажу, он меня слушает... Юхим-то знаешь какой человек... Он все может, и мебель и иное протчее... Крант или бачок, это, к примеру, мое дело! А Юхим! — Усатый неопределенно повертел рукой над головой. — Юхим, парень, это голова, и ему б не завхозом быть, а в министерстве. Все знает — как лежит и где лежит.
— И главное, где плохо лежит! — захохотал брюнет.
Чем дальше, тем разговор становился интереснее. Зозуля встал и произнес почти торжественно, по крайней мере растроганно:
— Мне очень приятно, что попал к умным людям, и я верю, что вы мне поможете. Ваше здоровье!
Брюнет выпил и почему-то шепотом спросил:
— А кафель нужен? Белый кафель для ванной и кухни. Чешские плитки. Только я могу такие достать.
— И кафель нужен! — воскликнул лейтенант. — Импортная мебель и белый кафель, об этом только мечтать!.. А что может Юхим Сидорович, кроме мебели, разумеется?..
Микита вдруг бросил на него пронизывающий и совсем трезвый взгляд, но Зозуля раскраснелся, смотрел простодушно, и электрик успокоился и опорожнил свой стакан.
— Юхим, я же говорил, все может, — заверил он.
— И машину?
Электрик покачал головой.
— Машину — не знаю. Машину — это у него спросить надо. Про машину я, к примеру, не слышал.
— Если сам не сможет, то найдет нужного человека, — успокоил брюнет.
— Точно, найдет, — подтвердил Микита. — А сейчас, — он посмотрел на часы, — ты нас извини, но работа... Должны с Васей идти, а ты завтра загляни, с утра лучше, мы точно будем и смеситель достанем. Лады?
— Лады, — подставил руку Зозуля. Микита крепко ударил по ней, и лейтенант вышел из подвала, очень довольный разговорчивостью электрика-сантехника и его помощника Васи.
Вот тебе и «скромный» завхоз товарищ Крот, который все может и все знает! Знал, несомненно, и о скифской чаше, и конечно, она не могла миновать его липких рук.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Телефон зазвонил, когда не было и семи утра. Хаблак схватил трубку и услышал голос Каштанова.
— Извини, Сергей, но пришлось тебя побеспокоить, — сказал полковник. — Убит Ситник.
— Какой Ситник? — не понял спросонок майор.
— Редактор издательства Олег Павлович Ситник.
— Не может быть! — воскликнул Хаблак. — И где?
— В Русановских садах. Оперативная группа выезжает, ребята заедут за тобой через четверть часа.
— Понятно. А откуда стало известно?
— У тетки Ситника там садовый участок, а позвонила соседка по даче. Вот и все, что я знаю. Оперативная машина выехала.
Полковник повесил трубку.
В постели сонно заворочалась Марина. Хаблак быстро умылся и оделся. Выглянул в окно — машина еще не подъехала, — выпил стакан кефира с черным хлебом и тихо, чтобы не разбудить жену, вышел на лестницу.
Приехала не одна машина, а две. Вторая — газик с оперативниками, майор поздоровался со знакомым старшиной, сел в «Волгу», на переднем сиденье которой удобно устроился судебно-медицинский эксперт Чушков.
— Подняли тебя, бедного... — Чушков был сострадательным человеком и всегда в таких случаях сочувствовал своим коллегам.
Хаблак стукнул дверцей.
— Я этого парня только вчера видел, жаль.
— Всегда жаль, — согласился эксперт.
Половину заднего сиденья занял следователь прокуратуры Дробаха. Майор тепло посмотрел на него и крепко пожал руку. Наверное, и Дробахе было приятно снова встретиться с Хаблаком — ответил открытой и доброй улыбкой и приветливо сказал:
— Хорошо, что мы опять вместе работаем.
— Меня это тоже радует, — искренне сказал Хаблак.
Машина миновала новые дома за станцией метро «Левобережная». Майор давно не был в этом районе и не представлял, сколько тут понастроили. Начались сады. От длинной широкой основной дороги все время отходили узенькие боковые переулки, в которые машины буквально должны были протискиваться — о разъездах не было и речи, садоводы экономили каждый квадратный метр земли.
Домик, к которому повернули милицейские машины, стоял в молодом саду, не очень ухоженном, — у ворот все заросло бурьяном. Возле калитки на скамейке сидела женщина в толстой вязаной кофте — утра уже холодные, а здесь, над Днепром, и подавно.
Женщина встала со скамьи, должно быть, уже опомнилась, пока приехали милицейские машины, но все же щеки у нее дрожали и смотрела испуганно.
— Вон там, — показала она на домик, — я утром смотрю, отперто, позвала, но никто не ответил. Я и заглянула, а он лежит мертвый.
Капитан спросил:
— Посторонних не видели?
— Я рано встаю, в шесть. В это время люди еще спят. Да и вообще теперь тут редко кто ночует...
Садовый домик стоял на высоких сваях, собственно, комната с небольшой верандой создавали второй этаж, а внизу было нечто наподобие кладовой или прихожей — лестница отсюда вела на веранду. Незапертая дверь жалобно поскрипывала и качалась на сквозняке, а за ней в неудобной позе, поджав под себя руки, лежал Олег Ситник.
Защелкал затвор фотокамеры, эксперт сфотографировал тело и пропустил вперед Чушкова, а майор принялся осматривать замок, из которого торчал ключ. Увидев еле заметные царапины возле отверстия замочной скважины, аккуратно вытащил ключ, подозвал Дробаху.
— Видите, — сказал он, — его, вероятно, раньше отперли отмычкой, может, просто изогнутым гвоздем. Замок никудышный, два раза колупнуть, и все.
— Точно, — подтвердил следователь и приказал: — Снимите замок — и на экспертизу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Чушков наконец закончил предварительный осмотр тела.
— Пролом черепа, — сообщил он, — очень сильный удар, надо полагать, каким-то металлическим предметом. Смерть наступила десять — двенадцать часов назад. После вскрытия доложим подробнее.
Приехала «скорая помощь», тело Ситника повезли в морг. Дробаха с Хаблаком начали осмотр кладовой. Здесь хранился различный садовый инвентарь — лопаты, грабли, тяпка, две старые бочки, моток проволоки, пустые бутылки... Слева от двери было свободное место, справа стоял стол на трех ножках — майор внимательно осмотрел его и пришел к выводу, что к нему не прикасались. Весь он был покрыт толстым слоем пыли, и преступник, коснувшись поверхности, обязательно оставил бы след.