присутствовал на «дебатах в палате общин по вопросу работорговли 2 и 3 апреля» (336). Чтобы обеспечить себе место на галерее, ему, как и многим другим слушателям, пришлось, вероятно, прийти до полудня второго апреля, хотя выступление Уилберфорса было назначено только на шесть вечера, и пробыть там до закрытия палаты в семь утра следующего дня. После провала в 1791 году билля о запрещении работорговли SEAST и его парламентские союзники были завалены работой. Филлипсу поручили печатать и распространять по всей Британии тысячи копий «Выдержек из свидетельств, полученных Специальным комитетом палаты общин в 1790 и 1791 годах». Ему также надлежало переиздать и распространить «Краткий очерк свидетельств, полученных в комитете палаты общин по запрещению работорговли» Уильяма Белла Крафтона.[598] Кларксону удалось уговорить общественность бойкотировать вест-индский сахар. Палату общин заваливали петициями о запрещении работорговли, общее число которых достигло 519. Аболиционисты делали все возможное, чтобы подготовить почву для назначенных на начало апреля дебатов. И Питт, и его политический противник Фокс – оба выступали в пользу законопроекта Уилберфорса, предусматривавшего в будущем полное запрещение работорговли. Одобрив поправку Генри Дандаса о постепенном запрещении, палата приняла билль 230 голосами против 85 и передала на рассмотрение в палату лордов. Эквиано вряд ли мог желать большего.
Он с нетерпением предвкушал исход голосования. Даже приближающаяся свадьба едва ли могла отвлечь его от служения делу и продвижения книги. Перед венчанием он заверил Уокера, что, «уделив супруге дней 8 или 10, намерен отправиться в Шотландию для продажи 5-го издания». И оптимизм его был вполне оправдан. Он не мог знать, что голосование не окажется поворотным пунктом, как рассчитывали и он, и большинство наблюдателей, а до конца века останется наивысшей отметкой, до которой удастся захлестнуть волне аболиционистского успеха.
В прибыльности тура по Шотландии, с ее полуторамиллионным населением, сомневаться не приходилось. Двумя годами ранее SEAST посылал туда Кларксона собирать свидетельства. В начале 1792 года в поисках поддержки аболиционизму SEAST направил в Шотландию Уильяма Диксона, нашедшего там даже более сильную и широкую оппозицию работорговле, чем можно было надеяться. Эквиано отказался от мысли оставить Сусанну в Англии, и они отправились в Шотландию вдвоем, прибыв туда 10 апреля. Сперва они посетили Пейсли, город на западе Шотландии с двадцатипятитысячным населением, затем Глазго, второй по величине город Шотландии с семьюдесятью пятью тысячами жителей, а к началу мая добрались до Эдинбурга, где проживало восемьдесят три тысячи человек. Как видно из рекламного объявления в Glasgow Advertiser and Evening Intelligencer от 27 апреля и в Caledonian Mercury от 21 мая, Эквиано все еще распродавал четвертое (дублинское) издание.
Как обычно во время книжных туров, Эквиано принимал участие и в политической жизни. 28 мая он написал в Лондон своему домовладельцу Харди, что за четыре дня до этого «побывал на Генеральной ассамблее Церкви Шотландии, как раз сейчас собравшейся, и там было единодушно постановлено направить в палату лордов петицию или обращение о запрещении работорговли» (362). Он поблагодарил членов ассамблеи публично в Edinburgh Evening Courant за 26 мая: «Позвольте мне, одному из угнетенных уроженцев Африки, излить на вас самую теплую признательность сердца, пылающего благодарностью за единодушное решение по дебатам этого дня. Оно наполнило меня любовью к вам. Нет сомнений, что непреложной обязанностью каждого человека, если только он друг религии и человечности, свидетельствовать против этой безнравственной разновидности коммерции – работорговли. Не часто выпадает на долю отдельного человека возможность сделать вклад в осуществление столь важной нравственной и духовной миссии, как прекращение практики, которую без преувеличения можно назвать величайшим злом из существующих ныне на земле». (361)
Некоторые формы политический активности Эквиано в этих поездках носили более приватный характер и становились все более опасными. Он писал Харди[599]: «Выражаю почтение своим коллегам – членам вашего общества. Надеюсь, число их продолжает умножаться. В здешних местах о таких обществах не слыхать, хотя мистер Алекср. Мэттьюс из Глазго, кажется, говорил, что какие-то общества здесь все-таки были (или есть)» (361). Во время книжных туров по провинции Эквиано вербовал или, по крайней мере, подбирал потенциальных членов для LCS, радикальной организации рабочих[600]. Харди стоял у ее основания 25 января 1792 года и был ее первым секретарем, целью же общества ставилось формирование национальной сети корреспондентов, продвигающих идею расширения электората. Эквиано обратил его внимание на преподобного мистера Томаса Брайанта, у которого останавливался в Шеффилде в 1790 году.[601] Позже Харди называл свой ответ Брайанту «первой корреспонденцией Общества».[602] Письмо Харди показывает, как тесно он и, очевидно, Эквиано увязывали оппозицию работорговле с призывами к более радикальному политическому переустройству. Он использовал язык, знакомый по Французской революции и трудам Пейна: «Надеюсь, вы извините ту вольность, с которой я позволил себе потревожить вас нижеследующими соображениями; лишь важность дела могла вынудить меня адресоваться к совершенно незнакомому человеку, известному мне исключительно по отзыву моего друга Густава Васы, Африканца, который в настоящее время проживает в моем доме, работая над воспоминаниями о своей жизни. От него узнал я, что вы ревностный сторонник запрещения этой проклятой коммерции, торговли рабами, из какового обстоятельства следует, что вы и ревностный друг свободы на широком основании ПРАВ ЧЕЛОВЕКА. Я совершенно убежден в том, что любой, кто по принципиальным соображениям выступает за свободу черных, будет так же истово защищать права белых, и наоборот».[603] 2 апреля 1792 года в своем первом публичном обращении Общество сделало радикальное заявление о том, что все люди обладают «неотъемлемым правом на сопротивление угнетению».[604]
Имелись у Эквиано и более личные причины писать Харди. Он просил приобрести для него номер Gentleman’s Magazine за апрель 1792 года с извещением о своем бракосочетании. Он также выражал надежду, что Харди поможет ему получить назад какое-то ювелирное украшение: «Пожалуйста, спросите мистера и миссис Питерс, проживавших в соседней с моей комнате, не находили ли они Небольшую Круглую Золотую Нагрудную Пряжку, или брошь, с вделанными мелкими камнями, и если да, я им заплачу. И если находили, прошу вас написать мне немедля» (362). Но вот в возвращении 232 фунтов, одолженных кому-то за несколько месяцев до этого, Харди, увы, ничем ему помочь не мог: «Уповаю на Господа, дабы позволил мне слышать его и извлекать пользу из услышанного и дал силы выдержать всё до конца, и да упасет он меня ото всех здешних лондонских мошенников. Я получил письмо от мистера Льюиса, писанное через 12 дней после моего отъезда от вас, он сообщает, что негодяй, с которым свел меня и который
