партийных товарищей, дискредитировал, подрывал их репутацию и в конце концов изгонял из партии. Не удивительно, что Жордания окружали льстецы, низкопоклонники, временщики. В меньшевистской партии безраздельно царили его приспешники. Народогвардеец, споривший с Корнелием и его товарищами, принадлежал как раз к этим людям. Услышав критику жорданиевской политики, он возмутился и решил арестовать крамольников. Но на сторону Мито и рабочего стали окружившие их солдаты. Началась перепалка, брань, завязалась драка…
Сидя на лошади, полковник Джибо Макашвили издали заметил среди публики своих солдат и направился прямо к ним. Осадив коня, он приказал одному из офицеров разогнать толпу и наказать солдат, самовольно вышедших из строя. Но солдаты не подчинились офицеру. Тогда полковник, наехав на одного из них, заорал:
— Марш отсюда!
Возмущенный солдат ухватился за поводья.
— Что вам надо от нас? — грубо крикнул он. — Придержите коня!
— Отпусти поводья! — взревел полковник и поднял нагайку.
Солдат взялся за винтовку, висевшую у него на плече. Однако, здоровенный народогвардеец опередил его и выхватил маузер.
— Пристрелю, как собаку! Сукин сын, бунтовать вздумал в день национального праздника?!
Подоспевшие народогвардейцы набросились на солдата и скрылись вместе с ним в толпе.
Джибо опешил. Один из народогвардейцев взял его коня под уздцы и отвел в сторону.
— Вам, полковник, — сказал он тихо, — лучше удалиться отсюда во избежание каких-нибудь недоразумений.
Полковник направил коня к склону горы.
Инцидент этот продолжался всего несколько минут и поэтому не обратил на себя внимания ни членов правительства, ни иностранных гостей.
Больше других участников происшествия теперь горячился Сандро Хотивари.
— Послушай, неужели и ты большевик?.. — обратился он взволнованно к Мито.
— Не будь я большевиком, все равно не потерпел бы такого безобразия, — ответил твердо Мито, кивнув в сторону спустившихся с трибуны Жордания, министров и английских генералов.
— За что ты так невзлюбил англичан? — спросил его Кукури. — Смотри, какие они красивые, гордые, как они уверены в своей силе.
— Молодые люди, — обратился к друзьям старик учитель в парусиновом пиджаке, — запомните: Грузия достигла высокой степени культуры уже в те времена, когда англичане были еще варварами. Нашей культуры не сломит никакая оккупация.
— От того, что было в прошлом, нам теперь не легче, — ответил Корнелий. — Помните, как сказал когда-то таким, как вы, Илья Чавчавадзе:
Что проку над былой грустить бедою?
Пора идти нам за иной звездою.
4
Джибо вел коня шагом. Сконфуженный и оскорбленный, он тяжело дышал от душившего его гнева. «Почему я не снес этому наглецу саблей голову? — досадовал он. — Пожалуй, и снес бы, но в такой торжественный для нас день это было бы форменным скандалом. Вот что сдержало меня. Интересно, как фамилия этого мерзавца? Наверное, большевик. Солдат посмел угрожать оружием мне, командиру полка!» — никак не мог успокоиться полковник. Он остановил коня на склоне горы и приказал адъютанту вызвать своего помощника. В ожидании его Джибо рассеянно разглядывал уши своего коня. Ему не нравилось, что лошадь поминутно вздрагивала, настораживалась, поводила ушами, то и дело перебирала ногами. Полковник натянул поводья. «Что он крутится, окаянный? — волновался Джибо. — И кто подсунул мне этого одра?»
Вспомнив, что свидетелем его позора был Корнелий, Джибо окончательно расстроился: «Вот еще беда! И что он повсюду сует свой нос?» Не решаясь приблизиться к толпе, полковник отводил душу, ругая коня и обвиняя его во всех своих сегодняшних злоключениях. Наконец явился помощник командира полка, Джибо слез с коня и бросил поводья ординарцу.
— Подождите меня здесь, — сказал он помощнику, — я доложу о случившемся командующему. Думаю, он разрешит отвести полк в казармы…
— Так будет лучше, — согласился помощник. — Предлагал же я привести сюда только старослужащих. А мы погнали весь полк, почти все молодежь…
— Оставь, ради бога, — махнул рукой полковник. — И молодые и старые — все один черт! Разве не старый солдат грозил мне сейчас ружьем?!
Джибо направился к правительственной палатке, в тени которой беседовали военный министр, министр юстиции, Эстатэ Макашвили, сенаторы, генералы и офицеры.
Получив разрешение, полковник подошел к генералу Квинитадзе.
— Господин генерал, — тихо доложил он, — моих солдат утром не накормили, они голодны и утомлены. Разрешите отвести их в казармы.
Затянутый в белую черкеску генерал Квинитадзе, мужчина среднего роста, с маленькой темной бородкой, удивленно взглянул на полковника:
— Женщины и дети не утомились, а вы о солдатах печетесь!
На то, что солдаты еще ничего не ели, генерал не обратил никакого внимания.
Тогда полковник решил сказать всю правду:
— Господин генерал, в моем полку оказались большевики, они ведут здесь агитацию, призывают к неповиновению…
Генерал отвел Джибо в сторону.
— Ну, дорогой, — недовольно заметил он, — если в вашем полку завелись большевики и вообще ненадежные люди, то вы должны были заблаговременно это учесть и оставить их в казармах.
Генерал говорил таким тоном, словно он даже не подозревал, что в армии «завелись» большевики. Полковник был обижен: «Что, у солдат на лбу, что ли, написано, кто из них большевик, а кто — нет?»
— До сих пор в полку все было спокойно, — возразил он, — во всяком случае, я ничего не замечал. Но после того, как солдаты увидели на трибуне англичан, они словно с ума посходили. Начали ругать правительство, затеяли драку с народогвардейцами… И я не ручаюсь, что дело ограничится только этим, могут произойти крупные неприятности…
Генерал побледнел и сделал такой жест, точно хотел прикрыть полковнику ладонью рот. Взглянув в сторону палатки, он многозначительно поднял левую бровь и тихо приказал:
— Немедленно уведите свой полк в казармы. Немедленно в казармы!..
— Слушаюсь, — ответил Джибо и, взяв под козырек, повернулся кругом.
— О чем говорил с вами мой брат? — поинтересовался Эстатэ, подойдя к генералу.
— О своих солдатах… Возмутительно! Я тысячу раз говорил и буду говорить: большевики никогда не угомонятся, никогда… Войсковые части полны их агентами. Сегодня они пытались устроить здесь беспорядки.
— Что вы говорите?..
— Только, ради бога, никому ни слова!
5
В правительственной палатке был накрыт длинный стол. Вокруг него суетились официанты в белых пиджаках и галстуках бабочкой. Они расставляли тарелочки с икрой, миниатюрные масленки со сливочным маслом, тарелки с ветчиной, колбасой, небольшие блюда с форелью, отварной осетриной…
Хрустальные вазы и высокие бокалы, фарфор и серебро были доставлены сюда из бывшего дворца наместника.
Министр иностранных дел Гегечкори пригласил Уордропа и других иностранных гостей к столу. Вслед за англичанами, французами и итальянцами в палатку с букетами цветов вошли знатные грузинские дамы, среди которых была и Вардо Макашвили, за ними — генералы Одишелидзе, Квинитадзе, Габашвили, Сумбаташвили.
Жордания и министры, весело улыбаясь, встретили иностранных гостей у стола.
Зная
