— Ках цирсшмей! — сказала мадам и расхохоталась. — Вы бы уж что-нибудь другое сочинили! Личное дело!..
— А вот представьте себе, — сказал гость, улыбаясь тоже. — К слову, дорогая, напомните-ка мне… Есть такое специальное письмо — с вызовом на дуэль…
— Картель, — подсказала мадам. — Вы и впрямь рехнулись, мой милый коллега.
— Отчего же. В этой истории отыскать повод для дуэли труда не составит.
— Повод! Какой же?
— А вот это, мадам, тоже моё личное дело, — сказал гость. — Но предупреждаю: сдадите меня Фариду — не видать вам больше шайской ванили.
— Ах! — сказала мадам, округливши глаза. — Это что же, шантаж?
— А то, — согласился гость. — И давайте, в самом деле, найдём другую тему для разговора. Нам что, кроме гимназийских проблем, и обсудить больше нечего?
— К примеру, вашу страсть к дешёвым папиросам, — предложила мадам. — Редкостная гадость!
— Я раб своих привычек. Почтительный и покорный.
— Что касается привычек, так я который день собираюсь вам показать…
— Покажите, — расслабленно сказал гость. — После такого завтрака я согласен рассматривать даже семейные альбомы… Кто вас учил готовить, Кора?
— Помните трактирчик на Семи Шкурах? — с удовольствием спросила мадам.
— Да уж не забыл… Постойте! Неужели старикан открыл вам свои секреты? Да бросьте, душа моя! У вас совершенно другая кухня!
Но не станем утомлять благосклонного читателя предрассветною беседой двоих коллег — да и ничьей другой не станем тоже. Лучше попросим его обратить взор в одну из комнат девичьего интерната, где рыдает в рыжую шёрстку наша измученная героиня.
Горько всхлипывая и шмыгая носом, маленькая ведьма излагала пушистому и ненаглядному события уходящей ночи. Пушистый и ненаглядный сочувственно подвывал, обнимал ведьму лапками и не обращал внимания на промокавшую от слёз шкурку.
На душе у Флюка было погано: он абсолютно искренне полагал себя мерзавцем. Подобное убеждение посетило его впервые в жизни, так что подвывал он на полном серьёзе и почти на нём же подумывал о предательстве. Пушистому и ненаглядному просто брюхо сводило от желания упасть девочке в ноги с чистосердечным признанием. Прекрасно понимая, что добра от признания не будет никакого, полосатый мерзавец стойко держал язык за зубами — себе дороже.
Sur la guerre comme sur la guerre[30], господа хорошие! Куда ж деваться…
Глава 6 (Андрей)
Бегство единорога(спровоцированное связкой ключей, ноябрьской грамматикой и растаявшим шоколадом)
Поселилась ты на плече моём,
Словно ласточка свой слепила дом.
И как ласточка принесла весну -
О, как горд я тем, что тебя несу!
Пусть не замок я, не дворец иль храм -
Закуток в дыре, в конуре, где хлам.
Но внутри меня мелкий пёс сидит.
Хмур, не спит, не ест — всё тебя хранит.
Невеликий пёс — всего с варежку,
Но кормить с руки не отважишься.
В. СитниковБлокнот: 11 ноября, четверг, ночь
"…четверть века — срок-то изрядный… Сижу вот с чекушкой водки, чокаюсь с портретом Маркеса (надо бы заменить, а то сопьётся дон Габриэль) и мыслю логически. В смысле размышляю. Одна беда: мы, джедаи, — алкоголики, и с логикой у нас скверно. То ли дело — мой мудрый наставник! Он-то нашего обидчика махом вычислил. Ткнул меня, героического, носом в очевидное. Утрись, джедай хренов: сам бы в жизни не допёр!
Ладно. В задницу уязвлённое самолюбие — и думаем дальше.
Ну что — колдунов знакомых у меня и до гимназии хватало, спасибо Алексею Николаевичу. Он их в своё время целый полк напридумывал. Стройсь! Ра-авняйсь! Который тут настоящий — два шага вперёд! Да-да, сударь, вы самый — это ж вы мне руну-косточку отдали? Не лично, но близко к тому. И это, мать вашу, аргумент! Факт, вашу мать!
А дальше так: был, значит, у нас знакомый дяденька-колдун, и мы его лихо киданули. Четверть века назад, в другой реальности и не по правде. Но дядя всё же осерчал и объявил вендетту. И ведь тоже факт! Это — факт!
Бред это, мля. Мля, это — БРЕД!
Сел я, хренов рыцарь, на белую лошадь и ноги в стременах запутал. Наступил мне, одинокому герою, скирдык-кумар по полненькой программе.
Но ведь сходится, шайтан меня задери! Как ни тасуй — всё в масть, хвостом мне по колоде! Нормальный расклад: если есть на свете гимназия, отчего не быть Чёрному Шевалье?
Ох-ха, был бы ещё толк от такого расклада! Шевалье, там, или Великий Мерлин — да хоть Кощей Бессмертный! — что делать-то прикажете, господа хорошие?!
Однозначно — принять предложение Демурова. Собрать всех преподов и нажаловаться — вот бы славно! Да нельзя. Совета спросить — и то нельзя. А ведь наверняка бы ещё нашлось, куда меня, придурка, носом потыкать…
Я — герой! Базара нет! Доспехи — целы, лошадь — не загнана, перо на шлеме — полным торчком…
Я — придурок. По уши в дерьме — и ни одной верёвочки. Так что зря драгоценный мой змеюк на меня рассчитывает, как ни погано это признавать.
А погано. Ох, как мне погано, братец ты мой кролик, величество твоё незабвенное! Ведь не к сахарной миске я сюда рванул! Я ж ведь на всё для тебя готов — ты-то знаешь! Морды бить, поле пахать, сортиры чистить… кстати о дерьме… Ну и где те сортиры?! Да и морд набитых покамест не видать — ежели только посчитать тех вампиров — ежели опять же они имелись в натуре! — а вообще-то, до их морд я, джедай недоделанный, так и не добрался. (Экий пассаж, а?!)
А САМОЕ ПОГАНОЕ, что рванул сюда НЕ Я ОДИН.
Я заплатил бы любую цену за информацию об отношениях господина Гаранина и мадемуазель Заворской.
За какие такие радости звезда моя икру здесь мечет?!
Из каких таких соображений Лёха её-то сюда вызвал?!
Душа не на месте, судари мои! И страшно, и грустно, и некому морду набить… И ревность кроет — чего уж там греха таить. Вроде бы и нет у меня повода в барышне сомневаться — но поди ты найди ей другую причину коней на скаку тормозить! А если так — для чего ж Лёха мне ключи от квартиры презентовал?! Что мне в ней делать-то — кроме как баб водить?! Разве что там и запереть… Ибо тридцать четвёртый квартал — век пива не видать! — есть для меня, любимого, самое безопасное в этом мире место.
Вот баб мы с Алексеем Николаичем ни разу не делили. Сопливы были — баб делить. А может — прецедента не случилось. Но что касается Ольги — тут ни дружба приснопамятная, ни сопливость в расчёт не идут. Делиться я не намерен — ни с другом милым, ни с чёртом лысым. Костями лягу, в клочки порву.
Ага. Если сумею.
Твою ж дивизию, если б ничего этого не было! Нет, гимназия пусть останется! Учился бы я спокойненько, нирванил, кумарил и в ус не дул… Или уж послали бы золотое руно добывать. Плыл бы сейчас за тридевять земель в тёплой компании с греческими амфорами — лепота!.. А предварительно лишил бы барышню невинности — во избежание сцеживания крови.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
