Взятие Иерусалима вызвало восторг во всем стане союзников. Церковные колокола звонили в Риме, звонили колокола Римского католического собора в Лондоне. Евреи по всему миру ощутили новые перспективы осуществления своей национальной мечты. Арабы тоже торжествовали: фамилия Алленби по написанию имела близкое сходство с арабским словом Аль-Неби, обозначающим пророка.
Некоторые газеты противопоставляли британские военные неудачи при Камбре и успешное взятие Иерусалима. Times назвала Камбре «одной из самых отвратительных страниц в английской истории». Но худшее, казалось, еще впереди. После прекращения огня на Восточном фронте германские войска постоянно передислоцировались из России на Западный фронт. Итальянская армия с помощью британцев и французов обороняла долину реки По, и любой новый успех австрийцев уже угрожал непосредственно Венеции. Обеспокоенные этими сложностями, британские власти стали позитивно относиться к переговорам о сепаратном мире с Австрией и даже с Турцией.
Получив одобрение Ллойд Джорджа, генерал Смэтс отправился в Швейцарию. 18 декабря в пригороде Женевы он провел три встречи с бывшим послом Австрии в Лондоне графом Менсдорфом. Смэтс предложил в обмен на заключение сепаратного мира с Антантой сохранить Австро-Венгерскую империю в качестве противовеса Германии в Центральной Европе. Менсдорф ответил, что Австрия не будет обсуждать сепаратный мир. Филипп Керр, член секретариата Ллойд Джорджа, присутствовавший на женевских переговорах, затем отправился в Берн на встречу с представителем Турции доктором Гумбертом Пароди. Но турки также не проявили желания заключить сепаратный мир. Притягательность Германии была велика и усиливалась еще больше ввиду возможного поражения стран-союзников.
Британский дипломат сэр Хорас Рамбольд, бывший со Смэтсом и Керром в Женеве и Бонне, отметил: «Результат наших переговоров с турками, разумеется, был предрешен конференцией в Брест-Литовске. За последнюю неделю мы получили от ряда турецких государственных чиновников подтверждения того, что вышеуказанная конференция вселила в турок нелепые идеи относительно будущего их империи. Они не только надеются с помощью Германии вернуть Месопотамию, Палестину и пр., но и ожидают получить часть Кавказа и заключить союз с таким государством, как Грузия. На самом деле они, кажется, верят в возможность туранизма». Энвер-паша в особенности лелеял надежды на распространение турецкого влияния на тюркоязычные регионы российской Центральной Азии [216].
Полагая, что итоги Брест-Литовска укрепят боеспособность Германии, турецкие переговорщики в Швейцарии пошли на попятную. Никакие сведения об этих дипломатических переговорах не стали достоянием общественности. Напротив, 14 декабря Ллойд Джордж, выступая в Лондоне, заявил, что «между поражением и победой не может быть компромисса». Через два месяца на конференции союзников во Франции было отвергнуто оружие дипломатии как средство достижения мира. 15 декабря пришла дипломатическая нота от Троцкого, гласившая, что, поскольку правительства союзников не готовы к мирным переговорам, большевики начнут переговоры с социалистическими партиями всех стран. От этого заявления презрительно отмахнулись.
Война будет продолжаться – такова была главная идея политиков и патриотов. «Не могу избавиться от депрессии по поводу неизмеримо печальных событий, заполняющих нашу жизнь, – написал Альберт Эйнштейн 18 декабря своему голландскому другу. – Уход с головой в работу и занятия физикой не помогают, как раньше». И даже Ллойд Джордж, несмотря на публичные заявления о необходимости борьбы до победного конца, в частном порядке выражал озабоченность методами ведения войны. 19 декабря за обедом с главным редактором Manchester Guardian Ч. П. Скоттом он сказал, что, хотя военная победа «необходима», если бы удалось «остановить растущую немецкую угрозу во Франции, Италии или еще где бы то ни было, это само по себе можно было бы считать военной победой». Премьер-министр также говорил о необходимости «прекращения бессмысленных жертв в ходе наступательных действий на Западе и нанесения мощных контрударов с оборонительных позиций».
Черчилль, понимая, что повторения наступательных действий 1916 и 1917 гг. не предвидится, написал 29 декабря другу на фронт: «Слава богу, наши наступления закончились. Пусть теперь другие бродят по изрытым воронками полям. Пусть другие радуются случайным захватам жилых мест, от которых остались одни названия, и безлюдных хребтов».
После подписания перемирия в Брест-Литовске немцы и австрийцы, равно как и болгары с турками, мечтали поскорее заключить мир с Россией, чтобы удовлетворить свои многочисленные требования. Большевики, в свою очередь, были крайне заинтересованы в том, чтобы обеспечить безопасность западных границ и закрепить революцию внутри России. Те, кому предстояло вести переговоры о мире, прибыли в Брест-Литовск 20 декабря. «Поскольку Россия вступила в сепаратные переговоры, – сказал в тот день в палате общин Ллойд Джордж, – ей, разумеется, придется самой нести ответственность за условия определения ее границ».
Этим вечером в Брест-Литовске главнокомандующий немецкими войсками на Восточном фронте фельдмаршал принц Леопольд Баварский давал банкет всем делегатам, среди которых был и министр иностранных дел Австрии граф Чернин. Один из первых историографов этих переговоров Джон Уилер-Беннет записал: «Картина была полна контрастов. Во главе стола сидел бородатый, рослый принц Баварии. По правую руку от него – Иоффе, еврей, недавно освобожденный из сибирской тюрьмы. Рядом с ним – граф Чернин, аристократ и дипломат старой закалки, кавалер ордена Золотого руна, воспитанный в традициях Кауница и Меттерниха, которому Иоффе с его нежным взглядом и ласковым голосом признался: «Надеюсь, нам удастся разжечь революцию и в вашей стране». В тот вечер Чернин сделал лаконичную запись в дневнике: «Мне кажется, нам вряд ли понадобится помощь доброго Иоффе в деле распространения революции в наших рядах. Народ сам справится, если Антанта и дальше будет отказываться прийти к соглашению».
Официальные переговоры начались 22 декабря. «Хотелось бы считать благоприятным обстоятельством, – сказал глава немецкой делегации барон Рихард фон Кюльман делегатам, – то, что наши переговоры начинаются накануне праздника, который на протяжении многих веков обещал «на земли мир, в человецех благоволение» [217]. Слабость большевистской России давала Германии шанс благодаря правовым тонкостям при обсуждении договора о мире добиться значительно больших территориальных приобретений, чем те, которые она сделала более чем за три года войны.
На Итальянском фронте австрийцы были полны решимости разгромить противника до зимнего снега, уже запаздывавшего на месяц, который сделал бы невозможными боевые действия в горах. В последнем перед наступлением обращении к войскам генерал Конрад сказал, что они встретят Рождество в Венеции. Наступление началось 23 декабря. Ему предшествовала мощная артподготовка с применением химических снарядов. В последующем трехкилометровом броске были заняты две вершины, в том числе Коль-дель-Россо высотой 1275 метров, и взято в плен 9000 итальянских солдат. Но на следующий день в контратаке итальянцы отбили вершины. Вечером начался первый сильный снегопад, лишивший австрийцев надежды на успешное достижение цели, и именно итальянцы праздновали Рождество, благодаря Бога за спасение. Днем ранее кайзер, посетивший Западный фронт, сказал войскам, что, как показали события 1917 г., Бог на стороне Германии.
В Иерусалиме и Вифлееме Рождество праздновали при британском военном присутствии. На Рождество турецкая артиллерия время от времени вела огонь с севера и востока, но без каких-либо последствий. Вечером 26 декабря немецкие и турецкие войска перешли в наступление. Свежие турецкие части, которым не пришлось пережить деморализующее отступление от Беэр-Шевы и Газы, смяли несколько британских передовых постов по дороге на Наблус. На протяжении восьми с половиной часов, всю ночь и утро, британцы отбивали атаки противника. Турецкие части, наступавшие по Иерихонской дороге, смогли приблизиться к городу. В какой-то момент 700 турок окружили роту британцев численностью 50 человек, но им удалось укрыться в развалинах древнего монастыря, и даже без артиллерийской поддержки продержались до утра 28 декабря, когда пришло подкрепление.
Отбив все попытки турок захватить Иерусалим, Алленби 28 декабря отдал приказ своим войскам перейти в наступление и обеспечить безопасность по всему периметру города. В наступлении принимали участие бронемашины и авиация. Продвинувшись на 15 километров к северу от города, войска остановились. На поле боя остались тысячи трупов турецких солдат. Среди 750 пленных оказалось несколько немецких офицеров, захваченных ирландцами. Немцы были крайне удивлены, поняв, что сражались с европейцами. Дело в том, что им пообещали не бой, а легкую прогулку, сказав, что им противостоят «индусы и египетская шваль».
