неудачно, когда Винавер обещал Шагалу поддержку, давшую ему возможность уехать в Париж. В Париже Шагал попал в круг передовых французских писателей и художников. Импрессионизм, постимпрессионизм, гогеновская экзотика были преодолены, на очереди были конструктивизм, начинавшийся уже при Сезанне, и узорчатая красочность Матисса.
Шагал был слишком проникнут образами еврейской провинции, чтобы отказаться в своем творчестве от содержания в пользу кубизма, разбивающего предметы на абстрактные геометрические фигуры. Он, однако, усвоил от кубизма метод упрощения форм и способ помещать в пределах одной композиции разные элементы, сочетание которых в реалистической живописи было бы трудно мотивировать. Благодаря кубистской разбивке поверхности и изощренной трактовке красок, материал Шагала, по существу бытовой, приобрел новое лицо.
Развитие Шагала и его формирование в России все еще недостаточно исследованы. Указывали на влияние лубка и икон, но мало обращали внимания на то, что Шагал сам отметил в своих своеобразных воспоминаниях. По его словам, он, будучи в 5-м классе училища в Витебске, натолкнулся на «Ниву» и взялся копировать из нее иллюстрации. В «Ниве» Шагал мог найти Васнецовскую «Птицу радости» и «Птицу печали». Упоминает он также, между прочим, город Могилев. Как известно, Шагал любит называть Исаака Сегала, который расписал в 18 веке деревянную синагогу в Могилеве на Днепре, своим «дальним» родственником. Есть ли в этом утверждении какое-либо основание, помимо сходства имен, мы не знаем. Но могилевская роспись интересовала собирателей старины и художников — фотографии частей могилевской росписи были опубликованы в «Истории Еврейского Народа» в Москве в 1914 г. Копии росписи в красках, сделанные Б. Л. Лисицким, появились в Берлине, в журнале «Римон» и в параллельном издании «Мильгром» в 1923 году.
Шагал мог ознакомиться с этим материалом гораздо раньше. Здесь в шатровой крыше старой синагоги можно было видеть мифического змия, львов с человеческими глазами, домик на колесах и другие чудеса.
В петербургский период Шагал, конечно, имел возможность ознакомиться на выставках с новым французским искусством, не говоря уже о современном русском искусстве. Из его воспоминаний интересно отметить сон о Врубеле. Ему снилось, что М. А. Врубель, таинственный художник Врубель, которым восхищались в те дни в России, — его брат. Врубель тонет и отец Шагала говорит ему: «Наш сын, Врубель, утонул. У нас остается только один сын-художник, ты, сын мой» ...
Шагал, по-видимому, идентифицировал себя с Врубелем, и с изумительными Врублевскими церковными фресками и иллюстрациями к Лермонтову шагаловская живопись действительно имеет что-то общее.
В Париже Шагала ждали иные впечатления. Его интриговал Пикассо, и он, судя по его воспоминаниям, просил писателя Аполлинера познакомить его с ним. Если у Шагала еще был какой-нибудь пиетет по отношению к логике реального мира, то Пикассо освободил его от последних сомнений в правильности субъективного подхода к действительности. Субъективизм Шагала, однако, нельзя понимать в смысле полной оторванности от жизни. То, что так озабочивало Антокольского, — потеря связи с родной средой, — никогда не беспокоило Шагала. У него есть какое-то врожденное жуткое чувство, — du geste juste, вроде как у некоторых писателей имеется врожденное чувство du mot juste. Он помнит жесты, мимику, выражения лиц, и не только витебских евреев, но и витебских мужиков, русских торговок, русского солдата. Вся эта фантасмагория жестов навсегда зафиксирована в его зрительной памяти.
Мы не можем останавливаться на биографии Шагала, который в начале Первой Мировой Войны вернулся в Россию, в 1919/20 году расписывал зал Еврейского Камерного театра в Москве и, после неудачной художественно-административной деятельности в Витебске, вернулся в 1922-м году в Париж, остановившись на короткое время в Германии. Спасшись во время Второй Мировой Войны в Америку, он после окончания ее вернулся во Францию.
V
В 1920-х годах, во время гражданской войны, многие художники покинули Россию; одни задержались в Германии, другие прямо направились в Париж, кое-кто эмигрировал в Америку, а кое-кто вернулся в Россию.
У нас нет возможности проследить судьбы еврейских художников в России. Накануне Первой Мировой Войны стали выделяться Певзнер, Габо, И. И. Бродский (1884—1939), из старшего поколения памятны Осип Эммануилович Браз (Одесса, 1872 — ), А. Лаховский, Я. Ф. Ционглинский. Среди тех, кто жили в Берлине в начале 1920-х годов, выделялся Иссахар Рыбак (Елисаветград, 1897—1935). Его преследовали в те годы эпизоды украинских погромов, жертвой которых пал его отец. Он увековечил их, — если эти работы вообще сохранились, — в серии небольших картонов, писанных в темных тонах иконописи. В 1926-м году он посетил еврейские колонии в Крыму, откуда привез очень непосредственные, полные жизнерадостности эскизы, рисующие быт еврейских земледельцев. В последние годы своей короткой жизни он работал в Париже над еврейскими народными типами в керамике. Его статуэтки были исполнены в Севрской мануфактуре.
Мане Кац (Кременчуг, Полтавская губ., 1894) писал в ярких задорных красках хасидских юношей. Под подернутым сероватым небом Парижа его краски сделались более нюансированными, и его живость приобрела большую тональность.
Макс Бано (Науместис, Литва, 1900) пробыл в Берлине 1920—1922 гг., а затем переселился в Париж. Его ранние портреты, строго линеарные и плоскостные, обнаруживали влияние Бориса Григорьева. С годами его стиль приобрел более эмоциональный характер. Один из главных его мотивов «Мать с сыном». Он живет в Лос-Анджелесе.
Короткое время подвизался в Берлине Лисицкий, копировавший могилевскую стенопись. Он был последовательный конструктивист, представляя русское супрематистское движение.
Некоронованным вождем парижской группы был Хаим Сутин (Смиловичи, 1894—1943), пошедший дальше Ван Гога в исступленном экспрессионизме красок.
Среди более ста евреев художников, депортированных из Парижа во время немецкой оккупации в 1942—1944 гг., назовем Альфреда Федера (1887—1943), родом из Одессы, скульптора Моисея Когана (1879—1943), р. в Оргееве, Бессарабия, и престарелого скульптора Бернштейна-Синайского (1867—1944), родом из Вильны. Из выживших и ныне живущих в Париже надо упомянуть скульпторшу Хану Орлову (Старо-Константиновск, Украина, 1888), художницу большого формата. Она приобрела интернациональное имя своими строго стилизованными, полными динамики портретными статуями и бюстами. Выдвинулся также художник Бен, уроженец Белостока. Парижская группа почти сошла на нет из-за депортаций и эмиграции в Америку.
Переходя к американской группе, приходится отметить образовавшиеся в ней наслоения. Здесь еще недавно можно было встретить представителей русского передвижнического направления, Марка Иоффе (Двинск, 1864—1941), Иоеля Левита (Киев, 1875—1937), учившегося в Петербурге, и кое-кого еще.
Саул Раскин (Ногайск, Таврической губ., 1878), летописец природы и быта еврейской Палестины и иллюстратор, работает в стиле реалистического жанра. Аббо Островский (Елисаветград, 1889) известен главным образом как основатель художественной школы Educational Alliance в Нью-Йорке, из которой вышло много видных художников. Он и Раскин иммигрировали в начале 20-го
