им неслись окна галереи. Когда они были всего в двадцати футах от
Фелтрупа, он увидел, что колеблющийся огонек был свечой в поднятой руке
девушки. Она быстро распахнула окно и отскочила в сторону. Пеликан в последний
момент замедлил ход, взмахнув крыльями. Последний глухой удар, и они замерли.
221
-
222-
Две собаки начали лаять.
— Промок! — крикнула девушка. — Посмотри на этот ковер. Что, ради всего
святого, я скажу Сирарис?
Пеликан поднялся, пошатнулся и выплюнул Фелтрупа на медвежью шкуру
вместе с последним галлоном морской воды.
— Скажи ей, что ты оставила окно открытым, — прокаркал пеликан.
Фелтруп обнаружил, что смотрит вверх сквозь завесу золотистых волос.
Договор-невеста, та самая Таша Исик, стояла на коленях рядом с ним, поглаживая
его мокрую шерсть. Затем она повернулась к его спасителю и улыбнулась.
— Ты мне больше нравишься в виде норки, Рамачни.
Вскоре пеликан действительно превратился в норку, но прошло много минут, прежде чем Фелтрупа удалось убедить перестать пищать от благодарности. Пока
Таша вешала ковер над раковиной, он, прихрамывая, ходил по каюте, восхваляя все
— ее доброту, магию Рамачни, ожерелье ее матери, блестящую ложку. Джорл и
Сьюзит следовали за ним повсюду, как слоны-близнецы: крыса им сразу
понравилась.
Когда Таша вытерла все, что могла, они все втиснулись в ее комнату. Таша
закрыла дверь.
— А теперь, — сказал Рамачни, — расскажи мне то, что я боюсь узнать, Фелтруп Старгрейвен. Ибо я слышал, как однажды в полночь, несколько недель
назад, ты обратился к другим крысам: «Я мог бы рассказать вам еще одну историю, братья, о человеке-монстре, который скоро будет ходить по этому кораблю. Сокол
Ниривиэль говорил о нем, гордый, как принц. Но вы мне никогда не поверите».
Если бы только они позволили тебе заговорить! Потому что я никогда больше не
слышал твоего голоса до сегодняшнего вечера.
— Это потому, что икшели заперли меня в трубе — они хотели, чтобы я умер!
— сказал Фелтруп, и в его голосе снова прозвучала боль. — И они не хотели
слушать; они решили, что я просто обычная крыса — любопытная, отвратительная
и скучная. И, когда прекрасная Диадрелу упрекнула своего брата и встала на мою
сторону, что я сделал? Я привел к ним Мугстура, и, насколько я знаю, он их убил.
Он снова разрыдался, и мастифы заскулили в знак солидарности.
— Тише! — сказала Таша. — Диадрелу жива — по крайней мере, так думал
Пазел. Но он также сказал, что ее народ убьет любого, кто заговорит о них.
— Это кодекс икшель, леди, — фыркнул Фелтруп. — Люди убивают их всякий
раз, когда находят, поэтому они пытаются убить людей прежде, чем те смогут
обнаружить их присутствие. Крысы сделали бы то же самое, если бы могли. Мастер
Мугстур планирует попробовать.
— О Мугстуре мы поговорим позже, — сказал Рамачни. — Но ты должен
поблагодарить его, когда ваши пути пересекутся в следующий раз: именно шум его
нападения привел меня к тебе — как раз вовремя, как оказалось. Но говори, наконец! Кто этот злой человек, о котором ты не рассказал своим братьям?
И тогда Фелтруп рассказал им о хвастовстве сокола: о Шаггат Нессе, о
222
-
223-
спрятанном золоте и о плане императора втянуть Мзитрин в войну.
— Шаггат Несс! — прошептала Таша, бледнея. — Я читала о нем в Полилексе!
Это было странно — книга открылась на этой странице, когда я впервые стала ее
листать, как будто кто-то долго оставлял ее открытой. Что за чудовище! Он стал
одним из пяти королей, заколов своего собственного дядю и задушив кузена.
Другие короли пришли в ужас только подумав о том, что он сделает дальше. Он
совершенно безумен, Рамачни. Он объявил себя богом!
— И, как бог, он, похоже, победит смерть, — сказал Рамачни, качая головой.
— Гениально.
— Все зависит от вашей свадьбы, м'леди, — сказал Фелтруп. — Пророчество о
возвращении Шаггата требует союза между одним из их принцев и дочерью
вражеского солдата.
Таша отвернулась от них. Она почувствовала внезапную физическую боль из-за отсутствия Пазела. Этот все еще разворачивающийся ужас было бесконечно
труднее выносить теперь, когда он ушел. Она боролась за его помилование всеми
способами, какие только могла придумать. Но что-то нашло на ее отца, что-то
злобное и непреклонное: та же безжалостность, которая заставила его отправить ее
в Лорг. Только на этот раз жертвой был Пазел, а не она. Ей хотелось плакать, и она
с огромным усилием превратила это чувство в ярость.
Почему он просто не мог держать рот на замке?
— Значит, Пазел был прав, — сказала она, когда снова смогла заговорить. —
Они действительно хотят войны. Но на этот раз Арквал будет сидеть сложа руки и
смотреть, как мзитрини убивают друг друга.
— Это именно тот план, которым хвастается Ниривиэль, —
