— Из Украины, — ответил я по-русски.
— Каким паспортом пользовался? — перешёл он на русский.
Стив довольный, наблюдал за нами.
— Голландским, — ответил я. — А ты?
— У меня было несколько паспортов, — удивил он меня. — А задержали в аэропорту с английским паспортом. Слушай, если бы ты сейчас представился как голландец, я бы поверил, — продолжал рассматривать меня Дима. — Кстати, как тебя звать?
— Сергей.
— Как тебя вычислили? — продолжал он изучать меня.
— Началось с моего попутчика, затем — мой акцент, далее — досмотр вещей, нашли атлас мира, изданный в СССР…
— А знаешь, что сразу слышится в твоём английском и отличает тебя от местных? — озадачил меня Дима.
— Что же?
— Ты произносишь их звук «THE», как это делают французы и славяне. Нам следует контролировать эти моменты в нашем произношении, — делился наблюдениями Дима. — Ты едва ли внешне похож на русского. Когда я тебя увидел вместе со Стивом, я не сомневался, что ты местный. Только когда ты заговорил, да Стив просил меня отгадать твоё происхождение, я подумал, что ты француз.
— Тем не менее, — меня расшифровали, и теперь я здесь, — констатировал я.
— Уже судили? — спросил Дима.
— Пока нет. Адвокат советует мне выдать действительный паспорт и тогда меня быстро депортируют.
— Ты не намерен побороться, чтобы остаться в Англии?! — удивился Дима.
— Не вижу реальных путей.
— Для начала заяви о предоставлении тебе политического убежища. А затем срочно готовь легенду о преследованиях дома.
— Я уже был искателем убежища, — безразлично ответил я.
— Ну, не знаю. Я делаю всё возможное, чтобы меня не депортировали в Молдавию!
— Что же ты намерен предпринять?
— Моя землячка Ольга в Лондоне помогает мне подготовить убедительную легенду об угрозе моей жизни в Молдавии. Заказала людям в Молдавии тему, и те присылают копии газет со статьями о том, как меня, с болезнью сердца, хотели призвать на службу в армию. Якобы за отказ служить, приговорили к лишению свободы, и мне пришлось бежать из страны. Могу показать тебе копии молдавских газет со статьями и моими фото. Сделано вполне качественно. Землячка говорит, что мой адвокат, которому она передаёт всё это творчество, доволен таким набором доказательств. Говорит, у меня неплохие шансы, — убеждал себя Дима.
— А что по твоему уголовному делу? — поинтересовался я.
— Здесь пока много вопросов. Надеюсь, что срок дадут небольшой. Сейчас для меня важней получить статус беженца, избежать депортации. А заключение я переживу, мне здесь нравятся бильярдные состязания.
— Насколько я знаю, за поддельный паспорт дают максимум девять месяцев, половину срока в реальном заключении, а вторую половину — на свободе, условно.
— Всё это мне известно. Только меня могут обвинить не только в применении поддельного паспорта. При мне нашли немало кредитных карточек.
— Тоже поддельные?
— Да. Работа у меня была такая. Для этого и требовалось несколько паспортов.
— Отоваривался по поддельным кредиткам?
— Да. Я работал в интернациональной компании. Нашим бригадиром был африканец, который когда-то окончил институт в Советском Союзе, хорошо говорит по-русски. Он всё и организовал. Его русские приятели, где-то в Питере, мастерили сканеры, — этакое приспособление для считывания данных с магнитных карточек. Сканеры применяли наши коллеги, работавшие официантами в ресторанах. Их задачей было зафиксировать данные кредитной карточки с помощью этого считывающего приспособления. Сканер мог сохранять в своей памяти данные лишь какого-то количества карточек. Когда память сканера заполнялась, человек звонил на базу, и курьер посещал его, чтобы поменять накопитель. Сканер с данными доставлялся из ресторана на базу, там его подключали к компьютеру и скачивали информацию о карточках. Затем изготавливались новые кредитные карточки, содержащие копии добытых данных. С такими карточками я и работал, — рассказывал Дима о своей интересной работе.
— Далее надо было как-то извлечь из них наличные? — интересовался я.
— Наличные — это конечный результат. Сначала — покупка товаров или услуг, с последующей реализацией их. Принимал от людей заказы на конкретные товары, которые те покупали у меня по выгодной для них цене. Процентов на 25–40 дешевле магазинной цены.
— А каков интерес вашего африканского бригадира?
— Последнее время я просто покупал у него такие карточки по 200 фунтов за штуку.
— И при этом не мог знать, что сможешь получить по такой поддельной карте?
— Точно. Никогда не знаешь, каков баланс на карте, и сколько тебе удастся сдоить с неё. Ведь PIN код нам неизвестен. Поэтому применить карточку в банковском автомате и, узнав баланс, просто снять наличные — невозможно. Оставалось только осуществлять всякие платежи и покупки. Для начала — пополнение баланса абонентам мобильных телефонов, оплата покупок через интернет, но для этого надо иметь безопасные адреса для доставки товара. Если видишь, что карта с достаточным балансом и безотказно срабатывает, делаешь более массивные покупки в магазинах, пока держателю действительной карты банк не предъявил счёт, и тот, удивившись списку платежей и сумме, не блокирует карту.
— В итоге выходило, что карта, приобретённая за 200 фунтов, не всегда окупалась и давала что-то сверху?
— Всяко бывало. Случалось, что, я, не вернув свои 200 фунтов, оставался с картой с недостаточным балансом для крупной покупки, или она вообще вскоре блокировалась. Но попадаются и весьма щедрые, просто бездонные! В общем, баланс — вполне положительный. После этого не захочешь работать на стройках за пятьдесят фунтов в день, — просветил меня Дима о своей творческой работе в Англии.
— Но в этом деле есть и немалая доля риска, — заметил я.
— Большинство нелегалов, впахивающих здесь за 5–6 фунтов в час на стройках и сельхоз полях, также рискуют быть арестованными миграционными службами, — парировал Дима, услышав укор в моём замечании.
— Согласен, к нелегальным работникам иностранцам относятся, как к преступникам.
— А к пользователю поддельной банковской карточки претензии могут предъявить, только если его разоблачат. Если же всё получается, то тебе продают товар, услуги, и при этом постоянно благодарят за покупку, как активного потребителя, поддерживающего конкретный бизнес и экономику страны в целом! Невольно начинаешь чувствовать себя общественно полезным человеком. Когда я зарабатывал здесь на жизнь нелегальными подработками, я чувствовал себя неким вонючим козлом, пасущемся в чужом огороде, — завёлся Дима.
— Козлом Отпущения, — поправил я его сравнение с козлом.
— Точно! Козёл отпущения! Для всех, кому не лень, поиметь тебя и обвинить! — согласился Дима и с уважением взглянул на меня как на понимающего собеседника. — Кстати, если тебе удастся выбраться отсюда, ты мог бы сотрудничать с нашим африканским бригадиром. Отношения в нашей интернациональной компании очень дружелюбные. Он же и паспортами обеспечивает, — предложил он мне работу.
— Мы обменяемся с тобой координатами, на всякий шпионский случай, а там будет видно, — уклончиво ответил я на его предложение.
Об окончании прогулки прокричали наблюдатели. Открыли вход в корпус. При входе нас снова пересчитывали. До ужина, какое-то время, дали погулять в помещении. Дима ушёл к бильярдному столу. Продолжая болтать со Стивом, мы стояли у дверей в наши камеры, неподалёку от бильярдного стола. Теперь я невольно отличал Диму от других участников бильярдных состязаний и прислушивался к его речи. Сразу отметил, что он пользуется ограниченным запасом слов, хотя и вполне достаточным для такого окружения собеседников. Слово «fucking» было наиболее часто применяемо в его лексике. Этим компенсировалась недостача прочих слов.
— Стив, ты бы отличил Диму как иностранца? — проверял я наблюдательность рядового англичанина.
— Что он не англичанин, это я бы услышал, — уверенно заявил Стив. — А уж кто он есть в действительности, едва ли я смог бы расслышать. В этом я не эксперт, — скромно комментировал Стив.
— А как насчёт меня? — пожелал я услышать его мнение.
— Ну, я уже знаю, что ты русский, — пожал он плечами. — Конечно же, я слышу твой иностранный акцент, но если бы ты сказал, что ты из Германии или Франции, я бы поверил.
— Странно, что некоторые заключённые отказываются от прогулок, — сменил я тему.
— Обычно это те, кто переживает тяжёлый период без привычной дозы наркотиков. Им ничего не хочется: ни гулять, ни кушать. К тому же, заключённые, в разговорах между собой, часто упоминают о наркотиках, а это невыносимо для наркомана в изоляции, — просвещал меня Стив.
Нашу беседу прервали объявлением об ужине. Заключённые радостно разбежались по камерам, прихватили посуду и потянулись к кормушке.
