— С Ямайки.
Я понял, что он и вовсе не живёт здесь.
— Много? Можно представить, как для личного потребления? — продолжил я, заметив его готовность поговорить.
— Нет. Это не пройдёт. Слишком много. Пока заявил, что это не моё и что не знал, что таковое есть в моём багаже. Но такие заявления плохо срабатывают. Так все курьеры говорят, но им не верят.
— Скажи им, что ты с добрыми намерениями к англичанам привёз с собой травку в качестве гостинцев. Выращивал сам, на своём огороде. Мне кажется, такое объяснение будет воспринято более положительно, чем избитое враньё.
— Спасибо за совет, брат. Я уже начинаю верить в свою невиновность, — грустно улыбнулся Марли.
— А ещё, брат, тебе следует напомнить им об их колониальной истории. Пусть они учтут твоё происхождение, прежде чем судить тебя. Скажи им, что когда-то англичане-работорговцы насильно вывезли твоих предков из Ганы и, как животных, в трюмах кораблей доставили на Карибские острова. Там, обменяв их на ром и сахар, оставили на острове Ямайка уже как чью-то частную собственность. Таким образом, несколько поколений твоих предков, будучи бесправными рабами, собственностью английских колониальных плантаторов, работали и служили на благо Британской империи. Теперь ты — продукт их бесчеловечной колониальной политики — приехал к ним с гостинцами. Ты — почётный гость из британского прошлого! Живой упрёк. Ты — досадная, но реальная отрыжка их преступлений против человечества! Англия в долгу перед тобой и твоими предками…
— Всё так и было! Боюсь только, если я такое заявлю, им это не понравится, — взбодрился Боб Марли, услышав правдивую историю о своих предках.
— Truth hits everybody. Truth hits everyone.[82] Знаешь, сколько тебе грозит?
— Пока ничего не знаю. Больше всего боюсь, что меня осудят здесь, а отбывать срок отправят на Ямайку. Между нашими странами есть такое соглашение.
— Не хочешь сидеть на родине?
— Не хочу! Потому, что там в тюрьмах ужасные условия. А здесь после отбытия половины срока выпускают условно.
— Понятно. Есть от чего сон потерять.
— Бессонница у меня по другой причине, — не договорил сосед и взглянул на меня повнимательней.
— Ты не в одиночной камере? Не повезло с соседями?
— В одиночной. Но может быть, мне было бы лучше с кем-то.
— А мне — лучше в одиночной, — почти жизнерадостно сообщил я и сам удивился этому.
— Потому, что ты всего здесь не видишь и не чувствуешь.
— Что ты имеешь в виду? — удивился я, так как считал себя достаточно наблюдательным.
— Это очень тяжёлое место! Здесь полно злых духов. Ночью здесь невозможно находиться! Я всю ночь оставляю свет включённым и постоянно молюсь.
— Как ты их видишь или чувствуешь?! — заинтересовался я.
— Ночью, когда становится темно, я их просто вижу! Их здесь очень много, и все злые… Они терзают меня и сводят с ума.
— А раньше, в других местах, ты такое видел?
— Конечно. Но то были редкие случаи, и не такие агрессивные. А здесь они кишат, и все злодейские. Это очень плохое место! Много людей закончили здесь свои жизни самоубийством. Вы просто этого не видите. А они лезут к вам в самую душу и плохо влияют на живых людей. Поверь мне! Если ты веришь в Бога, молись, брат, постоянно! Особенно, когда ты остаёшься один и у тебя тяжело на душе, а поговорить не с кем. Говори с Богом, молись. Это помогает.
— Ну, ты, брат, озадачил меня!
— Знаю. Ты думаешь, что я сумасшедший. Вы многого не можете видеть и не хотите об этом знать. Ты просто поверь мне и прими мой совет. Молись, добрый человек! Бог защитит тебя от злых духов и поможет тебе выбраться отсюда в здравом уме.
Я слушал его и не мог оторвать взгляда от его экзотического лица с уставшими воспалёнными глазами, которые, якобы, видят не только явное.
— Братан, я хотел бы называть тебя Боб Марли или The Ghost (Дух), — предложил я ему.
— Тогда называй меня просто Боб, — грустно улыбнулся он.
Мы оба вернулись к своим упражнениям. Я продолжал думать о том, что поведал мне мой одноклассник. Перед уходом на обед многие закончили с уроками и убивали оставшееся время хождениями и разговорами. В наш класс забрёл бритоголовый.
— Ну, как тебе тюремная школа, русский? — фамильярно вторгся он в процесс обучения, игнорируя сидящую за своим столом учительницу. Она оторвалась от чтения и лишь взглянула на него.
— Этот парень русский! — ответил бритый преподавателю на её вопросительный взгляд и указал на меня.
В ответ она лишь безразлично кивнула ему головой. Мол, я знаю, и что с того?
— Пользовался поддельным паспортом, — представил он меня ближе.
Она безразлично пожала плечами.
— Узнал здесь что-нибудь полезное? — обратился бритый ко мне.
— Да. Оказывается НМР означает Her Magesty Prison. А я, до школы, считал, что это Humble Рie, — ответил я (Скромный пирог. Поговорка: To eat humble pie — проглотить обиду).
— Способный студент! — хохотнул бритый, снова обращаясь к учителю. Она согласно улыбнулась и кивнула головой, тактично соблюдая дистанцию с бесцеремонным визитёром — бритоголовый тип с руками, украшенным татуировками. Её согражданин.
— Заканчивай. Уже пора на обед. Подходи в курилку, — авторитетно призвал он меня, хамски игнорируя учительницу, и покинул наш класс.
Я наспех набирал текст и думал о том, что меня вовсе не смущает то, что я обвинён в использовании поддельного паспорта. Я совсем не чувствовал себя виноватым в чём-то и, уж тем более, не признавал себя неким уголовным преступником.
Закончив урок, мы сдали дискеты учителю и пошли на выход. Всех собравшихся в коридоре снова обыскивали и выпускали. Затем нас повели обратно в наше крыло. Боб Марли ушёл со своей группой в другое крыло. Я шагал в компании нового приятеля — бритоголового. Для поддержания разговора я стал расспрашивать его о доме в деревне. И узнал, что купил он его в кредит почти за 400 000 фунтов. Он охотно отозвался на мои вопросы и с любовью описывал своё новое жилище, рассказывал, какие улучшения он намерен там сделать. Он уверенно считал это беспроигрышным приобретением.
Заметив мой интерес к недвижимости на юге Англии, он заявил, что сам родом из Шотландии, а в Лондон попал в связи с предложенной ему работой. Разговор пришлось прервать. Вернувшись в наше крыло, мы разошлись по камерам. А спустя полчаса нас выпустили, чтобы мы получили свои обеденные пайки. Затем нас снова заперли часа на полтора для приёма пищи и послеобеденного отдыха.
Вернувшись в класс после обеда, я не нашёл там своего соседа по парте Боба Марли. Видимо, он уснул после обеда и отказался от второй смены занятий. Я осторожно надеялся, что он ещё появится, и мы продолжим разговор о невидимом мне мире духов.
Я заметил, что стал болезненно переживать безвозвратную утрату связи с людьми, хоть чем-то близкими мне.
Встретившись снова с бритоголовым, перемещавшимся между классами и местом для курения, я вручил ему свой электронный адрес, на случай неожиданной разлуки. И выразил надежду на продолжение нашего разговора. В ответ он тут же выписал мне свой домашний адрес и телефоны. Теперь я знал его имя — Марк Престон.
Возможность продолжить разговор нам представилась во время прогулки. Марк присоединился к моему пешему хождению по кругу и принял мой темп.
— Привет, Серж! Как ты? — буркнул он и зашагал рядом.
— Живой! Как твои дела?
— Ожидаю суда. Но появилось желание принять более активное участие в подготовке, — неопределённо ответил Марк, явно желая поговорить об этом.
— Какие-то идеи по твоему делу?
— Да. Я подумал о своих шотландских товарищах, которые, могли бы заняться тем бобиком, обеспечившим мне эту головную боль.
— Хочешь оказать на него давление, чтобы он изменил свои показания?
— Эти товарищи не станут беседовать с ним и переубеждать. Они просто не имеют опыта разговаривать. У них иная специализация. Им проще организовать полное исчезновение субъекта. В таких делах у них богатый опыт.
— Ты серьёзно?
— Вполне. Мне не даёт покоя, что этот деревенский мудак так просто упаковал меня в тюрьму, нарушив все мои планы. А если им удастся ещё и осудить меня на пару лет… Это будет полное крушение моих профессиональных, кредитных и личных отношений.
— И что ты задумал?
— Думаю, что ребята из Шотландии смогут помочь мне быстрей, чем адвокат. Если я передам его координаты, они подъедут сюда. И, спустя пару дней, он окажется у них в багажнике.
— А дальше?
— Обычно они увозят объект на свою базу. По делу об исчезнувшем — ничего, кроме воспоминаний-показаний свидетелей, видевших его последними. На этом всё и заканчивается.
— Убийство?
— Нет, всего лишь исчезновение. Насколько я знаю, они применяют своё рыболовное судно. Концы в воду. Наиболее хлопотно для них — это подстеречь объект в подходящем месте и быстро, тихо упаковать его в транспортное средство. Без единого свидетеля и каких-либо зацепок для поиска. Далее, доставка на базу, обычный выход в море. И всё.
