Я слушала, теряясь в догадках: зачем он врет?
— Кошмар какой-то, — прошептала я и достала платок из сумки, давая тем самым понять, что сейчас зареву.
— Уверяю тебя, бояться нечего. Ни тебе, ни Софе.
— Мне нужно выйти, — сказала я, поднимаясь.
Когда я вернулась из туалета, Рахматулин разговаривал по телефону. Он был в таком бешенстве, что даже не заметил меня. Я сочла за лучшее притормозить.
— Я сказал, свои деньги ты получишь.
Дай мне время, — пауза, а потом:
— Кому ты грозишь?
К моменту моего появления за столом Рахматулин уже пришел в себя, но дышал еще тяжело, а взгляд его блуждал. Кто-то явно не давал ему жить спокойно. Его интерес ко мне заметно угас, все, что он хотел сказать, уже было сказано, а продолжать светскую беседу ему что-то мешало, мыслями он был далеко. Сославшись на усталость, я попросила отвезти меня домой, что он и сделал весьма охотно. Но домой я не торопилась, кое-что не давало мне покоя, и я решила потратиться. Взяла такси и поехала на дачу, дача интересовала меня мало, а вот кладбище — чрезвычайно. Таксист слегка обалдел, и было с чего — кому придет в голову заявляться на кладбище в такое время.
Я рассказала совершенно идиотскую историю о дурных снах и срочной необходимости навестить могилу бабушки. Я и в самом деле постояла минут пять возле одной могилы , но занимало меня место по соседству.
Крапива продолжала расти, никем не потревоженная. Удовлетворив свое любопытство, я вернулась домой.
В кухне сидела Сонька.
— Ждать замучилась. С Витькой развлекалась?
— А ты откуда знаешь?
— На работу звонила. Тетя Клава сказала, что тебя встречал обалденно красивый мужик на шикарной тачке.
— Что, прямо так и сказала?
— Нет. Но те слова я уже забыла. В общем, дурак поймет, кто тебя посетил. Что, плохи дела?
— Может, бывают и хуже.
— Чай пей, мозги на место встанут.
За чаем я передала разговор с Рахматулиным и о своем путешествии на кладбище сообщила.
— Вот гад, — выругалась Сонька, — а ведь влюблен был. Чтоб ему в тюрьме сгнить! — Немного отдышавшись, она спросила:
— Но если могилу не раскапывали, откуда он знает, что там пусто? Может, есть какой прибор, чтоб определить, есть ли что в земле?
— Чепуха это, Софочка, может, и есть такой прибор, только откуда он у Рахматулина? Витька поступил бы проще: сунул в лапы мартышкам по лопате и велел: «Копайте».
— Но не копали. А он знает, что в могиле пусто. Нет, моих извилин на это не хватает.
А твоих?
— Моих тоже.
— А кто должен появиться в нашем окружении?
— Думаю, те, кто Славку увел.
— И он их не знает? Да что ж это за бандит такой, коли не ведает, что у него под носом творится?
— Он, может, и ведает, а вот мы — нет.
Ладно, ложимся спать. Устала я, еле на ногах стою.
Однако спать не получалось, мы продолжали изводить друг друга бессмысленными вопросами. После часа ночи в дверь позвонили. Мы вздрогнули и уставились друг на дружку.
— Не открывай, — зашептала Сонька.
Я подошла к двери и робко спросила:
— Кто там?
— Маргарита, открой, это я, Игорь.
Я облегченно вздохнула и открыла дверь.
Гоша выглядел так, словно встретил привидение.
— Ты чего? — опять испугалась я.
— Разговор есть.
Тут вышла перепуганная Сонька, тараща глаза.
— Чего по ночам людей пугаешь?
— Просто так не пришел бы. В общем, дело такое. Я сегодня с Брауном ездил, сопровождал то есть. Встретился он с каким-то мужиком. Такой солидный, и разговор у него… короче, не из наших. Они с Брауном о Рахматулине говорили. Тут такое дело: убийство заказное…
— Ну и что? — взъелась Сонька. — Мыто здесь при чем? Стоило людей будить, чтоб страшные сказки рассказывать.
— Потому и бужу, что все это вас напрямую касается. Рахматулин киллера нанял, чтоб с одним мужиком разделаться, из какой-то фирмы мужик, и дела там, нам не разобраться. Так вот, киллер заказ выполнил. Человек он серьезный, о нем прямо легенды ходят, вроде никто и никогда его не видел, а кто видел, тот уж не расскажет.
Кличка у него Оборотень. И связаться с ним можно было только через одного человека:
Илью Большакова. Смекаете, куда ветер дует? Этот самый Большаков должен был киллеру деньги передать, плату за убийство и то есть. Большие деньги. Только сгинул он вместе с большими деньгами, и ни одна живая душа не знает, что с ним. Рахматулин должен с киллером расплатиться, а чем?
— Что ж, у него денег нет? — удивилась Сонька.
— Таких, может, и нет. Их ведь собрать надо, а деньги в деле. И Оборотень на него зуб поимел, потому как оплата задержалась и человек Витькин сгинул. Хотя, может, сам Оборотень его и пришил, поди разбери. Короче, Браун решил во всем этом поучаствовать, уж очень ему хочется, чтобы Оборотень его от Витьки вашего избавил.
— Дела, — сказала Сонька, — еще б понять чего-нибудь.
— Только это еще не самое паршивое.
Браун сказал, слух прошел, что две какие-то девки убийц Большакова видели собственными глазами, видели, как труп его на деревенском кладбище зарывали, и сами потом к Рахматулину пришли и в доказательство большаковский медальон показали.
— Вот гад! — ахнула Сонька. — Выходит, мы вроде приманки.
— Точно. Найти вас проще простого.
Брауну на это много времени не понадобится. И не только Брауну. Если Оборотень Большакова не убивал, ему тоже интересно будет на убийц взглянуть. А теперь вы мне скажите: что на кладбище видели?
— Ничего. Максимыч, может, и видел, но нам не сказал, — прервала я затяжное молчание.
— Маргарита, мотать вам надо. Убьют вас ни за что ни про что, и понять ничего не успеете.
— Куда нам бежать? — вздохнула я. — Прятаться? Не найдут, так от тоски свихнешься, много ли напрячешься. Нет, прятаться я не буду. Ты как? спросила я Соньку.
— Я — как ты. Скажешь прятаться — спрячусь, нет — значит, нет. Беженцев и без нас хватает, может, побираться начать на старости лет?
— Дуры вы, вот схлопочете пулю…
— Ты нас не пугай, сбежать всегда успеем, может, как-нибудь и выкрутимся.
— Ага, давайте.
— Они что же, при тебе говорили? — спросила я.
— Как же… по нужде пошел, а они по аллее прогуливаются, вот я, точно индеец, за ними…
— Ты, Гош, поаккуратней.
— Поучи… Уезжаете или нет?
— Не-а, — ответила Сонька, выдав лихую улыбку. — Гретка умная, что-нибудь придумает. Что мы, дуры какие, квартиры бросить и без штанов бежать, нет уж, мне наш город нравится, пусть другие бегут.
— Отважная очень, — съязвил Гоша. У меня не было Сонькиного оптимизма, но как-то так выходило, что бежать нам некуда.
Проводив Гошу, мы легли спать, только уснуть оказалось делом нелегким.
Сонька глаза в потолок таращила, потом ко мне полезла:
— Гретка…
— Помолчи.
— Может, нам правда сбежать. Страшно.
— Будет совсем страшно, сбежим. А сейчас заткнись.
— Ты подумать хочешь? Думай, думай… — Сонька затихла и лежала, не шевелясь. А я пыталась думать. Первый стопроцентный факт — Большаков зарыт у амбара. Но знаем об этом только мы, для остальных это совсем не факт. Второй: убийца — парень на «восьмерке», его я видела в ту ночь. Номер машины имеется, и установить владельца нетрудно. Здесь сразу два «но»: во-первых, это опасно, во-вторых, машина может быть ворованной. Кто-то схватил связного, то есть Илью Большакова, и зверски пытал. С какой целью? Хотел узнать, где деньги? Сомнительно: деньги должны были находится у него. Хотел узнать, кто такой Оборотень?
Зачем? Допустим, он просто любопытный.
Или имел на Оборотня зуб. Или смертельно боялся его. Большаков мог рассказать о киллере, а мог и не рассказать, хотя очень сомнительно, что человек смог вынести такие пытки и промолчать. У Рахматулина сейчас требуют деньги. Кто? Оборотень, пожалуй, это тоже факт, именно он Витьку звонками в тоску вгоняет. А Витька распускает слух, что мы видели убийц. Для чего?
Для того, чтобы их выманить. Их или Оборотня. Может, он решил деньги сэкономить и с ним разделаться? Рахматулин врет, что проверял могилу. Почему? Объяснений этому я не нахожу. Теперь во все это еще и Браун вмешивается, пылая желанием разделаться с конкурентом. И мы умудрились влезть во всю эту кашу. Пора бежать! Я вздохнула, Сонька сразу заворочалась.
— Злиться не будешь, если спрошу: чего надумала?
— Спи, несчастная.
— Мысли одолевают. Чего делать-то будем?
— Будем ждать гостей.
Будильник зазвенел в половине седьмого. Сонька делала вид, что его не слышит.
На работу мне сегодня к десяти, но по средам, а сегодня среда, я хожу за молоком.
Тяжко вздохнув, накинула халат. Мир с утра выглядел серым и скучным.
— Гретка, молочка бы, — пробубнила Сонька.
— Убить бы тебя! — в сердцах ответила я и пошла в ванную. Душ придал бодрости, в однообразной серости мира стали проглядывать розовые пятна. Я попробовала продолжить вечерние размышления, так сказать, на свежую голову, но то ли голова не была свежей, то ли рефлексы еще дремали, только вчерашние умозаключения казались чепухой, сюжетом для третьеразрядного фильма.
