— Жаль, что с нами нет Пола, — сказала она, когда они протискивались поближе.
Гостиная уже была наэлектризована; мужчины и женщины, забыв про свои разговоры, устремились к одной точке. Те, что были сзади, встав на цыпочки, с трудом могли разглядеть огромную гору плоти, сгорбившуюся над клавиатурой.
— Вот что, — сказал Шиллинг, — я вас приподниму.
Он обхватил девушку за талию. Она была тонкой; очень тонкой и твердой. Его пальцы почти сошлись, когда он поднял ее — так, чтобы она могла видеть поверх голов.
— О, — сказала она. — О, Джозеф… ты только посмотри.
Когда выступление закончилось — Хезель довольно скоро выдохся, — толпа рассеялась и разбрелась. С пылающим лицом Мэри Энн шла вслед за Шиллингом.
— Вот бы Пол это увидел, — с тоской сказала она, — как жаль, что мы не взяли его с собой. Ну разве он не чудо? А казалось, что он спит… закрыл глаза, да? А какие огромные у него пальцы — как ему удается? Как он по клавишам–то попадает?
Сид Хезель сидел в углу, пытаясь отдышаться; лицо его покрылось пятнами и помрачнело. Когда Шиллинг и Мэри Энн подошли, он едва на них глянул.
— Спасибо, — сказал ему Шиллинг.
— За что? — просипел Хезель. Но, похоже, он понял. — Ну, хоть встал на пути у этого их стереозвукового будущего.
— Ради этого стоило приходить сюда, — быстро произнесла Мэри Энн. — Я никогда не слышала, чтобы так играли.
— А что у тебя за магазин? — поинтересовался Хезель и закашлялся в платок. — Ты же раньше звукозаписью занимался, Джош; вы с Ширмером работали.
— От них я уже давно ушел, — ответил Шиллинг, — какое–то время оптом пластинками торговал. Но это мне нравится куда больше… в собственном магазине я могу разговаривать с людьми, сколько пожелаю.
— Да, ты всегда обожал тратить время попусту. Ты, должно быть, по–прежнему собираешь свою чертову коллекцию… все эти диски «Дойче Граммофон» и «Полидор». А та девчонка, которую мы любили слушать в старые времена… Как ее звали?
— Элизабет Шуман[129], — припомнил Шиллинг.
— Да, та, что пела детским голосом. Я на всю жизнь ее запомнил.
— Как бы я хотел, — признался Шиллинг, — чтоб ты взглянул на мой магазин.
— Магазин? Магазинов мне и здесь хватает.
— Я там стараюсь как–то расшевелить интерес к музыке. Каждое воскресенье у меня день открытых дверей — пластинки и кофе.
— Смерти моей хочешь? — спросил Хезель. — Я доберусь дотуда и кончусь. Помнишь, что случилось в Вашингтоне — когда я упал, сходя с поезда? Помнишь, сколько времени я тогда провел в койке?
— У меня машина; я отвезу тебя туда и обратно. Можешь спать всю дорогу.
Хезель задумался.
— Ты заедешь в яму. Найдешь ухабы и будешь по ним гонять. Я тебя знаю.
— Слово чести — не буду.
— Да ну? Тогда давай поклянемся древней клятвой бойскаутов. В эти дни моральной неустойчивости должно быть хоть что–то, на что можно положиться. — Глаза Хезеля ностальгически заблестели. — Помнишь, как мы с тобой заблудились в китайском борделе на Грант–авеню? И ты напился и пытался…
— Нет, я серьезно, — перебил его Шиллинг, которому не хотелось обсуждать это в присутствии Мэри Энн.
— Если серьезно, надо будет как следует это обмозговать. Я хочу убраться подальше от Залива[130]. Здешний провинциальный дух меня убивает. Приехать, что ли, людей попугать. Может, там мы с тобой этих звуковиков и прищучили бы. — Он похлопал Шиллинга по руке. — Я позвоню тебе, Джош. Если буду прилично себя чувствовать.
— До свидания, — произнесла Мэри Энн, когда они с Шиллингом двинулись прочь.
Хезель открыл усталые глаза.
— До свидания, маленькая мисс Эльф. Неуловимый эльф Джоша Шиллинга… я вас запомнил.
Вечеринка сходила на нет. Оставшиеся собрались вокруг Hi–Fi аппаратуры Партриджа и рассматривали стереосистему «Диотроник», но большинство уже отчалило.
— Пойдемте? — спросил Шиллинг.
— Наверное, да.
— Вам лучше, правда?
— Да, — сказала она и поежилась.
— Холодно?
— Просто устала. Может, найдете мою сумочку… кажется, она отнесла ее в спальню.
Он отправился за сумочкой и за своим пальто. Через минуту они пожелали Партриджам хорошего вечера и спустились по лестнице на тротуар.
— Брррр, — дрожала Мэри Энн, прыгая в машину, — как я замерзла.
Он завел мотор и включил обогреватель.
— Хотите домой? Завтра воскресенье, не надо рано вставать.
— Домой не хочется. Может, сходим куда–нибудь, — предложила неугомонная Мэри Энн. Однако выглядела она уставшей и вымотанной. Щеки впали, а лицо из сухопарого сделалось почти костлявым.
— Я отвезу вас домой, — решил Шиллинг, — вам уже пора в кровать.
Она не стала спорить, снова уселась поглубже и притянула колени к груди. Уронив подбородок на сложенные руки, она неотрывно смотрела на рулевую колонку.
Только один раз, когда они проезжали вдоль полуострова по соединяющему города шоссе, Мэри Энн подняла голову и пробормотала:
— Если он и правда приедет, Пол сможет его послушать.
— Конечно, — согласился он.
— А тогда, в будке, Пол слышал что–нибудь его?
— Да, я дал ему одну вещицу Хезеля. Его Деревенскую сонату для маленького камерного оркестра.
— А вы говорили, что сонаты пишут для фортепьяно.
— Чаще всего да… только не Сид Хезель.
— Господи, — вздохнула Мэри Энн, — как все запутано… мне никогда в этом не разобраться.
— Не беспокойтесь об этом.
Девушка замолчала.
— Вам по–прежнему холодно? — чуть погодя спросил он.
— Нет, но надо было надеть плащ. Просто я хотела, чтоб вы увидели мой наряд. Вам понравилось?
— Превосходно, — сказал он уже во второй раз, — самое то.
Она снова нахмурилась.
— В среду будет дознание. Или как там это называется.
— Что за дознание?
— По делу Дэнни Кумбса. Мне придется пойти и объяснить, что случилось, чтоб они поняли, нужно ли кого–нибудь арестовывать.
— Ну и как — нужно?
— Нет, это ведь был несчастный случай. Кумбс выбежал и упал. Курьер из прачечной его видел. Кажется, что это было так давно… а прошла всего пара недель. Кажется, будто я все это придумала. Только если мы скажем что–нибудь не то, Туини отправится в каталажку. — Голос ее сорвался.
— Вы не хотите, чтоб он попал под суд.
— Конечно, нет. Да и не за что его судить. А он ходит гоголем — от Кумбса избавился. Теперь никто не стоит между ним и Бет. Ну и хорошо.
Она вздохнула, свернулась калачиком и откинулась на сиденье. Через несколько секунд она беспокойно задремала.
Когда он затормозил возле ее дома, она все еще спала. Он выключил мотор и распахнул дверь, но она так и не шелохнулась. Он уже брал ее на руки, когда, моргнув, она открыла глаза.
— Что это вы делаете, — встрепенулась она, — хотите отнести меня на руках?
— А вы не против?
— Да вроде нет, — она зевнула, — смотрите только, аккуратней… не убейтесь.
Он обнаружил, что весит она примерно как четыре коробки пластинок — наверное, немногим больше сорока килограммов. Он без труда открыл парадную дверь и поднял девушку по лестнице. То там, то здесь под дверью виднелась полоска света, но в ее квартире было темно, а дверь, когда он дернул за ручку, оказалась закрыта.
— У меня есть ключ, — пробормотала она, — в сумочке. Опустите меня, я достану.
Он опустил ее; слегка пошатываясь, с полузакрытыми глазами она прислонилась к стене. Потом улыбнулась, открыла сумочку и залезла внутрь.
— Спасибо за чудесный вечер, — сказала она.
— Всегда пожалуйста.
— Мы ведь провели этот вечер вместе, верно?
— Пожалуй, что да. Вам было весело?
— Хотелось бы только… — она снова зевнула, показав маленькие белые зубки и розовый кошачий язык, — хотелось бы понимать побольше. А мы когда–нибудь увидимся еще с этим толстяком… Сидом Хезелем? Он сюда приедет?
— Возможно. Надеюсь.
Положив руки ей на плечи и слегка касаясь пальцами шеи, он нагнулся и поцеловал ее почти в губы. Она издала беззвучный возглас удивления; ее рука поднялась в защитном движении, как будто она хотела его царапнуть. Но если и хотела, то передумала. На мгновение она сонно прильнула к нему и тут вдруг совсем проснулась. Она приняла какое–то решение; тело ее сжалось, и она отпрянула.
— Нет, — объявила она, выскальзывая из его объятий и становясь бесплотной тенью во мраке коридора.
— Что — нет? — отозвался он, не понимая.
— Туда нам нельзя; она там.
И, взяв его за руку, Мэри Энн повела его прочь от запертой двери своей квартиры.
Глава 15
Сжимая его руку, она поспешно спустилась по лестнице многоквартирного дома и выбежала на темную улицу. Шиллинг направился к машине, но она вела его дальше по тротуару.
