Это насмешило его.
— Я знаю ваш возраст. Вам двадцать лет.
— Да вы экстрасенс. — Она поковыляла к двери. — Я иду домой переодеваться. С работой все решено? Мы договорились, так ведь?
Его веселье сошло на нет.
— Вакансия открыта.
— Тогда я выдвигаю свою кандидатуру. Вы меня берете?
— Да, беру, — с чувством произнес он, — на двести пятьдесят долларов в месяц, пятидневка, все, как мы обсуждали, когда вы были тут в прошлый раз.
Боже правый, прошло четыре месяца. Как же долго он ее ждал.
— Когда приступите?
— Вернусь сегодня же, как только переоденусь. — Она на мгновение заколебалась. — А что мне лучше надеть? Надо выглядеть по–деловому, наверное? Каблуки и все такое.
— Нет, это не обязательно, — хотя идея ему по–своему понравилась, — сгодятся и туфли без каблука. Но чулки — непременно.
— Чулки.
— Не стоит перегибать палку… но и в джинсах приходить не надо. Одевайтесь так, будто сами собрались в центр, чтобы пройтись по магазинам.
— Я так и предполагала, — сказала она, сверяясь с собой. — Как часто получка? Каждые две недели?
— Каждые две недели.
Без тени смущения она произнесла:
— А можно мне десять долларов прямо сейчас?
Это его и очаровало, и возмутило.
— Зачем? На что?
— Потому что я без гроша, вот на что.
Покачав головой, он достал бумажник и выдал ей десятидолларовую купюру.
— Я, может, и не увижу вас больше.
— Не глупите, — сказала Мэри Энн и исчезла в дверях, оставив его одного, как и прежде.
В час тридцать пополудни она вернулась — в хлопковой юбке и блузке с коротким рукавом. Ее волосы были зачесаны назад, а глаза светились готовностью к работе. Однако с нею пришел молодой человек вида весьма праздного.
— Где можно оставить вещи? — спросила она, имея в виду дамскую судочку. — В подсобке?
Шиллинг показал ей лестницу, ведущую в подвал.
— Здесь самое безопасное.
Просунув руку в лестничный колодец, он щелкнул рубильником и включил свет.
— Там дальше туалет и стенной шкаф. Небольшой, но плащ повесить можно.
Пока Мэри Энн не было, молодой человек профланировал к нему.
— Мистер Шиллинг, мне сказали, что вы разбираетесь в музыке.
Он вынул из кармана пиджака помятый конверт и принялся разглаживать его на прилавке. Шиллинг разглядел, что это список композиторов; все современные, все индивидуалисты–экспериментаторы.
— Вы музыкант? — спросил Шиллинг.
— Да, я играю боп на фоно в «Корольке». — Он пристально посмотрел на Шиллинга. — Давайте теперь посмотрим, на что вы способны.
— О, я способен на многое, — сказал Шиллинг, — спросите о чем–нибудь.
— Вы слыхали о парне по имени Арни Шейнбург?
— Шёнберг, — поправил Шиллинг. Он не мог понять — может, его разыгрывают? — Арнольд Шёнберг. Он написал «Песни Гурре»[124].
— И как давно вы в этом деле?
Шиллинг подсчитал.
— Ну, в той или иной степени в бизнесе я с конца двадцатых годов. Однако розничный магазин у меня впервые.
— Вы любите музыку?
— Да, — ответил Шиллинг, как–то смутно забеспокоившись, — очень.
— Вы хоть чем–нибудь еще занимаетесь? Выезжаете куда–нибудь? — молодой человек разгуливал, изучая магазин. — Элегантный магазинчик. Чувствуется вкус. Но скажите, Шиллинг, вы никогда не чувствуете себя оторванным от широких масс?
Из подсобки появилась Мэри Энн.
— Ну–с, приступим.
Нагрузив молодого человека пластинками, Шиллинг задвинул его в будку. Мэри Энн за прилавком деловито открывала кассовый аппарат.
— Это ваш друг? — спросил Шиллинг (его позабавило, что в ее мире просто не существовало такой формальности, как представить джентльменов друг другу).
— Пол играет в «Корольке», — ответила она, пересчитывая однодолларовые банкноты.
Уйдя отсюда, она поспешила домой, чтобы переодеться, а потом побежала в «Королек» отдавать Полу его десятку… на которую жила с тех пор, как проела последние деньги, полученные в телефонной компании.
— То самое место? — спросил Нитц. — Музыкальный магазин? Там, где этот парень, с которым мне все советуют поговорить.
— Пойдем со мной, — упрашивала его Мэри Энн, леденея от мысли, что ей придется вернуться туда одной. — Пожалуйста, Пол, сделай одолжение.
Он поднял бровь.
— А в чем дело?
— Ни в чем.
— Ты боишься?
— Конечно, боюсь. Новая работа, первый день.
— А что ты знаешь об этом типе?
— Я с ним уже встречалась, — уклончиво сказала она, — он пожилой.
Отложив вестерн в бумажной обложке, он встал.
— Ладно, пойду. Буду тебя сопровождать. — Он дружески похлопал ее по спине. — Я даже готов вызвать его на дуэль — ты только подмигни.
— Что вы делаете? — спросил Шиллинг, глядя, как проворно ее пальцы перебирают купюры.
— Смотрю, сколько нам нужно взять из банка.
Когда она составила список, Шиллинг показал ей миниатюрный сейф возле дежурной лампочки.
— Я хожу в банк раз в неделю. В прочие дни пользуюсь вот этим.
— Так бы и сказали.
Покончив с пересчетом денег, она схватилась за швабру.
— Я приберусь здесь, — сообщила она, — давно пора… Вы вообще когда последний раз подметали?
Смутившись, Шиллинг продолжал сортировать грампластинки. Потом он вышел в офис и включил кофе–машину. Приятель Мэри забаррикадировался винилом в первой будке и глазел оттуда.
Дана девушка, размышлял Шиллинг, которая в первый же день заняла денег у работодателя, сама решила, когда ей приходить, а когда наконец явилась, то привела с собой друга, готового весь день слушать в магазине музыку. Теперь же, вместо того чтобы послушно внимать наставлениям, она просто объявляет, чем намерена заняться.
— А почему бы вам не сдвинуть прилавок вглубь? — спросила Мэри Энн, когда он появился с кофе.
— Зачем? — Он налил две чашки.
— Чтобы покупатели сразу подходили к витрине, — она недовольно шлепнула по прилавку, — он только дорогу перегораживает.
— Мисс Рейнольдс, — сказал Шиллинг, сознавая, что сейчас он становится похож на всех, у кого она работала прежде, — отложите швабру и подойдите сюда. Мне нужно с вами поговорить.
Ее узкие губы на мгновение растянулись в улыбке.
— Подождите, пока я закончу. — С этими словами она исчезла за входной дверью с совком. Вернувшись, нашла тряпку для пыли и принялась протирать прилавок.
Уязвленный, Шиллинг потягивал свой дневной кофе.
— Полагаю, вам следует научиться пользоваться нашим инвентарем и понять, чего я жду от вас в общении с клиентами. Я работаю по собственной системе; мне нужен индивидуальный подход. Нужно знать каждого клиента в лицо и обращаться к нему по имени, как только он переступает порог.
Мэри Энн кивнула, продолжая вытирать пыль.
— Когда клиент о чем–то спрашивает, вы должны быть готовы дать ему содержательный ответ, а не пялиться, разинув рот. Предположим, я захожу и говорю: «Я слышал концерт Баха для фортепьяно, сыгранный на скрипке. Что это?» Сможете вы ответить?
— Конечно, нет, — ответила Мэри Энн.
— Ну, — Шиллинг пошел на попятный, — этого я от вас и не ожидал. Это моя работа. Но вы должны выучить достаточно, чтобы уверенно обслуживать обычных покупателей классики. Вам нужно уверенно принимать заказы на стандартные симфонические записи. Предположим, приходит клиент и просит у вас хорошую симфонию Дворжака. И лучше бы вам знать, сколько всего он написал симфоний, какие из записанных лучшие и что у нас есть в наличии. Также вам нужно знать Сметану, Брамса, Джозефа Сака, Малера и всех прочих композиторов, которые могут понравиться любителю Дворжака.
— Этим–то Нитц и занимается, — сказала Мэри Энн.
— Нитц? Что это?
— Пол Нитц, в будке. Он раньше никогда не слышал такой серьезной музыки.
— Идея моя в том, — резко продолжил Шиллинг, — что когда продавец открывает перед клиентом новые горизонты, клиент становится зависим от продавца. Это означает, что на вас лежит ответственность; вы должны отнестись к клиенту со всей серьезностью и не впаривать ему всякое барахло только потому, что оно залежалось на прилавке. Это уже не бизнес, а искусство со своими законами. Мы ведь продаем не жвачку и не газировку; мы продаем то, что — по крайней мере для некоторых — становится частью образа жизни.
— А как это называется? — спросила Мэри Энн. — Ну, то, что он сейчас слушает?
— О чем вы говорите?
Она не уделила ему ни капли внимания.
— Мисс Рейнольдс, — сказал он, — вы слышали, что я вам говорил?
— Конечно, слышала, — отозвалась она, тщательно вытирая пыль. — Вы сказали, что я должна знать, что мы продаем. Но я не смогу сразу так все выучить… вам придется мне помочь.
