— Госпожа Гета, я пришел вернуть долг.
Алексей стоял перед воротами, и жестом я разрешила ему войти, надеясь, что он тоже спрячется от дождя, но мужчина остановился у самого крыльца, нервно сжимая руки.
— Я сделаю что угодно, только скажите.
— Зайди под крышу.
— Что?
— Ты так заболеешь.
— Не бойтесь, я просто… если нужны деньги, я тут же отправлюсь за нужной суммой.
Поморщившись, словно от лимона, я вздохнула и скрестила руки на груди. Кузнец явно нервничал, чуть переминаясь с ноги на ногу и вперившись в меня взглядом.
— Сдались мне твои деньги. Мне нужно иное.
— И что же? Моя жизнь? Только скажите и…
— Дочь мне нужна, Алексей, поэтому прошу зайди под крышу, мне не нужно, чтобы ты простыл.
Вздрогнув, мужчина как заворожённый послушно выполнил мою просьбу, встав рядом. На половицы тихо закапала вода с его одежды.
— Гета, вы не шутите?
— Стала бы я по такому поводу шутить, вот только пока ты мокрый, не вздумай ко мне прикоснуться, иначе Васька с тебя шкуру сдерет. Он пол ночи хлопотал над моим здоровьем.
— Простите, я могу сходить домой и переодеться.
— Не нужно, тут обсохнешь, все равно обед скоро.
— А как же…
— Брату нужно мавок проучить, после обеда он как раз уйдет.
— Ясно.
Посчитав, что разговор окончен, я развернулась было к двери, но Алексей поймал мои руки и, опустившись на одно колено, прижался губами к ним. Я ощутила, как он дрожит, то ли от холода, то ли от накативших чувств.
— Спасибо вам, вы не представляете, как я благодарен.
— Не стоит.
— Стоит, я… не знаю, как это выразить, но даже если бы вы собственноручно меня убили, я не стал бы восхищаться вами меньше.
— Кажется, вы все-таки простыли.
— Может, но я считал так и раньше.
— Но ты мне нужен лишь на один день, пожалуйста, не питай ложных надежд.
— Конечно, я понимаю, но все равно счастлив.
Вздохнув, я высвободила ладонь и провела ей по волосам мужчины, ласково касаясь его лба и щеки. Слова кончились, как и моя уверенность, сменившись легкой робостью. Страшно подумать о том, сколько мне лет, и я только сейчас решилась остаться наедине с кем-то.
Сделав шаг к двери, я потянула Алексея в дом.
***
Спустя девять месяцев на свет появилась Лилит. Маленькая рыжая негодяйка, что не давала мне спать, и первое время казалась мне сущей демоницей, которой я могла простить что угодно, лишь бы она была счастлива. Я даже не представляла, что могу так сильно полюбить это крохотное дитя, но, едва родившись, она стала нашим главным сокровищем, даже для брата, что поначалу неохотно поддерживал мою затею.
Мы достали для нее мою старую колыбель с васильками и лавром, Васька тут же взялся ее дорабатывать, обновив рисунок и добавив в него новых элементов. Вырезать так искусно как папа он не умел, но охотно нарисовал красно-зеленые листья винограда украсив края кроватки. Отец, узнав о пополнении, появился у нас в совершенно рекордные сроки, бросив все свои дела и ограбив половину лавок Кадата. Создалось впечатление, что он разом решил привезти подарки на десять лет вперед или восполнить недостаток даров еще за мое рождение.
— Мои помощники в Храме настолько воодушевились, что в столице почти случился общий праздник. Приглашают Лилит в гости, как только она подрастет, и предлагали отправить кого-нибудь тебе в помощь.
— Не надо нам никого, у меня Васька есть, он за всем присматривает, особенно если его время от времени прогонять от колыбели.
— Настолько рад племяннице?
— Конечно, даже мавок простил, когда они своих подарков нанесли. Теперь у меня дома куча помощников, даже не представляю куда себя деть.
Мы расположились на моей постели, сидя у спинки, Ньярл держал на руках малышку, заворожённо наблюдая за тем, как она тихо сопит, и осторожно касался ее пухлых щечек. Руки мага, тем более такого как отец, совсем не были предназначены для ласки, и я с интересом наблюдала за его смятением и почти безумным восторгом.
— У нее локоны как у Марьи.
— Да, даже оттенок похож. Мне кажется, отчасти поэтому брат так сильно полюбил ее. Смотря на них вместе, создается ощущение, будто это не моя дочь, а его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ньярл тихо засмеялся, обнимая меня свободной рукой и дав положить голову на его плечо. На миг я вновь ощутила себя ребенком, будто и не было той огромной череды лет позади, а я снова лишь девчонка, засыпающая под размеренное биение сердца отца, надеясь, что он останется у нас подольше и расскажет мне еще кучу интересных вещей.
— Пап.
— Что?
— Как думаешь, стоит ли мне посмотреть ее будущее?
— Ты еще не видела?
— Нет.
— Тогда это решать тебе, но я бы не хотел его знать. Не хочу знать, как много всего я пропущу в ее жизни.
— Ну почему сразу пропустишь? Может наоборот, на что-то успеешь приехать заранее.
— Может быть, но все равно я многого не увижу, и мне уже обидно.
Улыбнувшись, я поцеловала Ньярла в щеку в качестве утешения. Любопытство съедало меня уже давно, но я не решалась воспользоваться даром, считая, что сейчас слишком рано что-то смотреть или решать. С другой стороны, я могла бы защитить дочь от болезни или несчастного случая, и знать, что она может лишний раз пострадать из-за моих глупых страхов и неуверенности, было слишком выносимо. Вася поддерживал меня, тоже заразившись идеей. Дождавшись отъезда отца, мы назначили день и, закрыв дом, вновь собрались в спальне.
От предвкушения дрожали руки, волнение словно болезнь пробралось глубоко под кожу. Я готовилась увидеть свою Лилит взрослой, узнать, какой она будет, что станет любить, а что ненавидеть, как сложится ее судьба и что станет ее страстью в жизни.
— Вась, если я пропаду надолго, вытяни меня обратно в мир, а то засмотрюсь и не замечу.
— Вытяну.
Сев на постель, я взглянула на свою дочь и, прикоснувшись к ее крохотному кулачку, воспользовалась даром, заглянув в ее реку.
В странном бесшовном пространстве передо мной вновь выстроились многочисленные ручьи, сплетенные в сложную, почти безумную сеть, в которой я стояла посреди русла ветвью, отходящей от моей собственной судьбы.
Двинувшись вперед, я рассматривала зеркальную гладь и наблюдала, как постепенно от русла отходят новые ветви возможностей, и чем дальше я шла, тем больше их становилось. Лилит должна была быть поистине бойкой, сильной магичкой с непростым характером, но умеющей завоевать чужую любовь. Она могла произвести впечатление, понять, что у другого человека на уме, и ловко выбиралась из самых странных ситуаций.
Заворожённо я наблюдала за самыми разными путями ее развития, но чем больше я их перебирала, тем тревожней мне становилось на душе.
Остановившись, я в какой-то момент совсем отрешилась от чужих судеб, сосредоточившись только на дочери. Я выстроила все доступные сейчас варианты ее будущего перед собой, заметив чудовищную закономерность.
Раз за разом, как бы не повернулась ее жизнь, в какие бы далекие края не зашла ее тропа, неизменно ждал один и тот же исход: смерть от чьей-то руки. Порой жестокая, несправедливая и непредсказуемая, лишенная всякой чести и понимая, будто кто-то намеренно преследовал Лилит, не давая ей дожить даже до тридцати.
Задыхаясь от накатившего отчаянья, я не верила своим глазам, проверяя судьбу дочери вновь и вновь, но видела лишь ее гибель.
— Нет… Так не должно быть…
Бросив все силы на свой дар, я перебирала варианты, искала совпадения и выход, но чувствовала, что причина ускользает из моего взора. Брат попытался вернуть мое сознание в мир, но я отмахнулась от него, не желая упустить и крохотной детали. Вся моя магия ушла на поиски, сердце мучительно сжималось, готовое разорваться от боли. Я тысячи и тысячи раз хоронила собственную новорожденную дочь, теряя остатки надежды это хоть как-то изменить и едва не взвыв от бессилия. Руки предательски дрожали, от слез ныли глаза, мой запас сил подходил к концу уже вычерпывая ресурсы моего собственного тела, но даже теперь я не могла позволить себе уйти, отвернуться, забыть то, что видела и знала теперь. Как я вообще могу жить дальше, зная, что она умрет раньше меня? Почему, видя миллионы чужих жизней и зная, как все случится, я не могу повлиять на судьбу своей дочери? Как я смогу растить свою малышку, наблюдая, как день ото дня приближается ее гибель?
