– Сокращение мышц – это далеко не оживление, – возражал Сомов, – и даже не движение.
– Но ведь это было только начало, – парировал Гал, – Кто знает, что случилось бы продвинься мы дальше в своих опытах.
– Боюсь вас разочаровать, господин Грат, однако в области оживления мертвецов вы достигли предела, а вот другие перспективы электричества, к сожалению, рассмотреть не успели. Но скажите, неужели вам никогда не хотелось вернуться к прежней работе?
– Нет. Мне достаточно назидательной судьбы Лисстана. Ведь даже после смерти в его склеп ударила молния и частично разрушила. Когда еще Авр яснее выражал свою волю?
– А вот тут вы меня сделали, Гал, – удручено вздохнув, разводил руками Виктор, – Тут я даже и не знаю, что возразить.
Грат импонировал Вику и, хотя астроном идеально подходил для главы лаборатории по изучению электричества, отдавать его Инквизитору Сомов не хотел.
Зачет по астрономии Виктор получил автоматически после того, как Грат посетовал на необъяснимое явление – будучи в оппозиции к Земле, Юпитер на семнадцать минут опаздывал относительно расчетов.
– Может быть вы не учитываете, что свет не является мгновенным явлением, а имеет задержку, – осторожно подсказал Виктор.
– Действительно, это могло бы все объяснить. Погодите! Но если это так, ты сможем уточнить скорость распространения света в эфире!
И астроном, сломя голову, бросился делать расчеты.
На экзамене Сомов не сказал ни слова, а наоборот слушал рассказ Грата о полученных им результатах. А когда астроном закончил, то он просто расписался в зачетке и пригласил следующего студента.
Похожая ситуация случилась и с зачетом по математики. Всего один раз Сомова вызвали к доске, где он продемонстрировал решение поставленной задачи неординарным способом. Виктора оставили после занятий, где они с преподавателем заигрались формулами и заехали в такие дебри парадоксов теории множеств, что ошарашенный математик сделал неожиданное предложение:
– Хотите написать работу в соавторстве со мной? В случае успеха нас ждет научная степень.
– Меня это не интересует, – категорично отказался Сомов и сразу же сделал встречное предложение: – Но вы можете развить эту тему самостоятельно. На авторство я не претендую.
Виктор достал зачетную книжечку и нагло протянул ее преподавателю.
– Но есть же моральный аспект, – слегка заколебался математик.
– Моральный аспект меня тоже не интересует. Достаточно того, что вы просто поставите зачет. За весь курс.
– Хорошо, – не стал долго ломаться преподаватель, – Однако, на лекции вам все равно придется ходить. Таково неукоснительное правило академии.
Сомов тяжело вздохнул, взял новый лист бумаги и написал на нем еще несколько формул. Математик пытался понять их минут пять, после чего еще столько же времени изумленно глядел на студента.
– Невероятно, – наконец произнес он, – Вы заставили меня задуматься над тем, что означает «существование» и «истинность» в математике. Вы… Вы просто уникум, господин Сангин! Вы это знаете?
– Знаю. Магистр Сиан называет меня гением математики.
– Воистину экс герцог Сиан великий человек раз сумел воспитать такого ученика, как вы. Ну, хорошо. С этого дня мои лекции вы можете не посещать. Не знаю, как я утрясу это в деканате, но как‑нибудь утрясу. В конце концов это будет даже правильно. Вряд ли после магистра я смогу вас чему‑нибудь научить.
Но если с астрономом и математиком никаких проблем у Виктора не возникло, то с другими преподавателями академии так легко договориться не получилось. Особенно вредным характером отличился профессор химии.
– Тот, кто пропустит более двух моих лекций к экзамену допущен не будет, – так начал химик знакомство со студентами, – Я лично проверю конспекты лекций у каждого и горе тем, у кого окажутся две одинаковые копии. Память я восстанавливал в этом году, поэтому даже не пытайтесь меня провести.
Пришлось просиживать штаны в аудитории. В таких случаях Виктор обычно устраивался на заднем ряду и потихоньку переводил земные песни на остандский. Как оказалась, его память не могла быть вечно идеальной и со временем возвращалась к своему обычному состоянию, поэтому Сомов старался успеть записать, как можно больше. Кроме песен, он записывал сюжеты фильмов, театральных постановок, опер, мюзиклов, видеоряды музыкальных клипов и вообще все, что имело хоть какое‑то отношение к шоу‑бизнесу. Блокнотом Виктор больше не пользовался, а всю информацию заносил в магический медальон, который теперь всегда носил на шее. Имелся у него и еще один отдельный медальон с записями специально для герцога Гросса, за которым регулярно приезжали люди из тайной стражи. В общем, даже на самых скучных лекциях Сомов не терял даром времени. Правда, иногда, раздраженный глупостью очередного профессора, Вик отрывался от своего занятия, чтобы задать какой‑нибудь каверзный вопрос, а иногда возмущенный непробиваемым самомнением преподавателя вступал с ним в яростную перебранку. Чаще всего это происходило с профессором химии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Может вы возьметесь читать лекции вместо меня?! – выходил из себя химик.
– Если вы не возражаете, – горячился в ответ Сомов.
После чего следовало неизменное:
– Вон из аудитории!
На что Виктор тоже реагировал всегда одинаково:
– С удовольствием.
С лекций по химии Сомова выгоняли с завидным постоянством.
Когда пришла пора сдавать конспекты, Виктора выручил Лакис. Правда глаза у Авика при этом были совсем несчастные. Списывать в академии было не принято, а вот доносить на студентов, которые это делают очень даже приветствовалось. Вик переписал конспект своим стремительным неразборчивым почерком и сократил алфавит втрое, используя для написания нескольких букв одну и ту же закорючку.
Увидев подобную криптограмму, упорный преподаватель химии даже попытался читать, ибо это было возможно, вот только каждое слово приходилось буквально расшифровывать. Чтобы осилить первую страницу профессору понадобилось столько же времени, сколько уходило на просмотр нескольких обычных конспектов. После этого химик сдался, бегло пролистал остальное и крайне недовольный поставил зачет. Выходя из аудитории Виктор демонстративно выкинул записи с лекциями в урну и только после этого сказал:
– До свидания, профессор.
Подобные выходки чересчур дерзкого студента не раз обсуждались в деканате.
– Я уже пугаюсь, когда он поднимается, чтобы о чем‑нибудь спросить, – признавалась одна из молодых преподавательниц, – У него вопросы все какие‑то провокационные. Начинаю отвечать и чувствую себя ужасно глупой.
– И не говорите, коллега. Хуже всего, что студенты при этом смеются.
– Я растерялась, спрашиваю, чего вы добиваетесь? А он говорит, я собираюсь огорчить огромное количество ученых.
– Лично я вообще не позволяю ему вопросы задавать, – похвастал другой преподаватель, – На моих лекциях не забалуешь.
– А эскападу с драконом видели? Опять кто‑то склеил гогглы из бумаги и нацепил на нос дракону. Явно Сангин с приятелями куражатся.
– Но ведь действительно смешно получилось. Кстати, кафедры биологии и археологии давно предлагают убрать это недоразумение из холла, ну или хотя бы табличку сменить. Не существует драконов и никогда не существовало. Ну сколько можно преклоняться перед древними авторитетами и игнорировать новейшие данные в естествознании?
– А вы почему отмалчиваетесь, светило математики? Говорят, что ваши лекции Сангин вообще не посещает. Не стыдно?
– Раз не ходит, значит все уже сдал экстерном. И не вам мне указывать. У меня только в этом году две научные работы опубликованы, которые даже альтийский вестник перепечатал. А у вас сколько?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Господа, успокойтесь. И вообще, я бы никому не рекомендовал конфликтовать с этим студентом. Барон Сангин богатейший человек, зять самого магистра Сиана. Кроме того, имеет связи с тайной стражей.
– Это верно, каждую неделю к нему приезжают рыцари тени. И каждый раз какие‑то записи забирают. Уж не доносы ли он на нас строчит?
