Джек никогда не был силен в математике. Он не знал ни сколько стоит аренда их с Эммой квартиры, ни в какой день они эту аренду платят.
– Да, конфетка моя, в математике ты полный ноль, нет, полная ниженуля, ну и что с того? Ты же станешь актером!
В школе Святой Хильды Джеку требовалось почувствовать дыхание мисс Вурц – оно в чем-то заменяло ему математику. Миссис Макквот помогала Джеку тоже, но и она не смогла научить его считать.
В Реддинге по алгебре Джека подтягивала миссис Адкинс – одновременно одевая его в свою одежду и занимаясь с ним любовью с видом этакой болезненной отрешенности (наверное, тренировалась в раздевании, чтобы хорошенько подготовиться к прыжку в реку Незинскот).
Ной Розен так однажды сказал ему:
– Джек, до десяти ты считать умеешь. Но остерегайся всего, что после десяти.
Мистер Уоррен, эксетерский психолог и консультант, высказывался мягче, но не менее пессимистично:
– Джек, если тебе в будущем понадобится оценить ту или иную ситуацию, советую не прибегать к количественным методам. Цифры – не твое.
Джек Бернс прожил в Лос-Анджелесе шестнадцать лет. Он обожал водить машину. Сначала они с Эммой снимали проеденную крысами квартирку в районе под названием Венис, «Венеция». Дом стоял на Уиндвард-авеню, рядышком с баром «Хама-суши», точнее, с его помойкой. Суши-бар был отличный, и рыба всегда свежая – в баре, конечно, не в помойке.
Первой девушкой Джека в Лос-Анджелесе стала официантка из «Хама». Она жила в битком набитом другими девчонками доме на какой-то из этих бесконечных улиц, уходящих прочь от океана, – 17-й, 19-й или 20-й авеню, Джек так и не запомнил. Однажды ночью он зашел не в тот дом, да, скорее всего, еще и не на той улице. Он позвонил в звонок, ему открыли, в квартире оказалось полно девиц, и только его подружки там не было. К тому моменту, когда Джек понял, что попал не по адресу, он уже познакомился с другой девицей, которая понравилась ему больше, чем суши-официантка. Как видим, цифры снова подвели Джека.
– Заведи себе калькулятор и носи его с собой, – говорила ему Эмма, – или хотя бы записывай все на бумажку.
Джеку нравился район – и пляж, и спортзалы, и даже этот мусор вокруг. Сначала Эмма ходила в «Золотой зал», но там познакомилась с бодибилдером, который ее побил, и тогда они с Джеком купили членские карточки в «Мировой зал»; Эмма сказала, что ей нравится тамошний фирменный знак – горилла. Горилла эта стояла на земном шаре (размером с теннисный мячик) и держала в волосатых лапах наборную штангу – видимо, очень тяжелую, потому что гриф был изогнут.
Фирменные футболки были так скроены, чтобы рукам было просторно. Женщинам их носить не стоило – по крайней мере, те, что покупала Эмма, серого цвета с оранжевыми буквами, для тренировок. Вырез получался необыкновенно глубокий, периодически у Эммы даже груди вываливались, – впрочем, не страшно, потому что носила она футболки с гориллой только дома, когда работала или спала.
У Эммы и Джека было по своей спальне, но если у них не ночевали «друзья», то обычно они спали в одной постели. Ничем особенным они не занимались – просто Эмма брала Джека за пенис и держала так, пока кто-нибудь из них не засыпал (конечно, если они ложились спать одновременно, что случалось не часто). Джек иногда ласкал ей груди, и все. Он даже ни разу не мастурбировал с ней в постели.
«Единственный раз» у них уже был, и давно, оба это хорошо понимали. Эмма научила Джека мастурбировать и даже предложила себя в качестве модели – но лишь для того, чтобы облегчить ему жизнь в Реддинге. Да, она посылала ему свои фотографии, где была снята обнаженной (она не знала, что Джек до сих пор их хранит), да, оба знали, что они друг другу куда больше, чем просто друзья, и даже больше, чем брат и сестра, – но при этом они не любовники, несмотря на пенис в руках у Эммы, несмотря на то, что они частенько расхаживали по квартире голые (совершенно этого не замечая).
Эмма познакомилась еще с одним бодибилдером, не таким драчливым. Он работал официантом в ресторане «Станс», на углу Роуз-стрит и Мэйн.
Ресторан «Стэнс» недолго продержался в Венисе на плаву. Официанты там были не такие нахальные, как в нью-йоркских стейк-хаусах вроде «Смит и Волленски», плюс на столах лежали белые скатерти – совершенно неподходящий антураж для меню из стейков, ребрышек и омаров (а больше в «Стэнсе» ничего не подавали). К тому же еще официанты носили белые рубашки без галстуков с закатанными рукавами и белые накрахмаленные фартуки, благодаря чему выглядели как мясники, которые еще не приступили к работе. В стейк-хаусе официанту странно смотреть на посетителей свысока, но именно так вышколили обслугу в «Стэнсе» (исключительно мужского пола). Казалось, они прямо родились в этих накрахмаленных передниках – и, что удивительно, не запачкали их ни каплей крови.
Эмминого официанта из «Стэнса» звали то ли Джорджо, то ли Гвидо, он мог лежа выжать сто двадцать килограммов. Эмма сумела как-то убедить его, что Джек – опытный официант, и этот Джорджо-Гвидо свел Джека с Дональдом, метрдотелем, отличавшимся невероятной сопливостью.
Разумеется, у Джека не было никакого опыта такой работы, но у Эммы в офисе имелась целая куча разного копировального и иного полиграфического оборудования (на нем размножали сценарии, которые она читала, по три-четыре сценария в день), и с его помощью она сумела изобразить из рекомендательного письма мистера Рэмзи блестящий панегирик Джеку-официанту.
Слово «актер» уступило место «официанту», а названия пьес и постановок (и даже мюзиклов), где Джек играл, превратились в названия ресторанов. Невежественный американец не заметил бы никакого подвоха. Мистер Рэмзи пел Джеку дифирамбы и славил его «искусство» и мастерство «исполнения» (видимо, обязанностей); эти слова Эмма оставила без изменений.
Получалось, Джек «блестяще исполнял» (обязанности) в неведомом бистро под названием «Невеста по почте» (при ресторане «Северо-Западные территории»), в каком-то французском заведении «Д’Эрбервилли» и в целом ряде фешенебельных ресторанов в Новой Англии, среди которых «Нотр-Дам» и
