автомобиля — «Орел» и «Наган» и, взяв на проценты еще три автомобиля, открыл свой собственный гараж. Три дежурные телефонистки круглые сутки посменно сидели в гараже и принимали заказы. Работа пошла блестяще.
Несмотря на наступивший продовольственный кризис, я и моя семья не имели никаких лишений. На черном рынке все было к нашим услугам.
Таким образом, у меня образовалась крупная сумма денег, давшая возможность беззаботно и легко пережить первые удары Октябрьской революции.
В начале сентября я получил назначение на должность генерал-квартирмейстера штаба Московского военного округа и должен был выехать в Москву.
Уезжая, я поручил гараж моему другу, полковнику Екимову[1325]. Но уже через две недели после моего отъезда я получил очень грустные сведения. Телефонистки вошли в контакт с шоферами и стали нагло и беспощадно грабить кассу. Автомобили утром выезжали на работу и назад не возвращались, работая весь день у вокзалов, и шоферы клали деньги в свой карман.
Взяв отпуск, я вернулся в Петроград, где застал печальную картину: в гараже был полный развал; всюду была грязь, валялись консервные банки и разбитые бутылки из-под вина и водки. Пришлось гараж закрыть и служащих распустить.
Сборы за границу. Красный пропуск
Пользуясь автомобилями как прокатными до самого большевистского переворота, я совершенно не чувствовал никаких лишений и не знал никаких забот и нужд.
Собираясь бежать из Петрограда, все мои надежды и упования я возлагал на три мои[х] автомобиля. Только они могли мне дать необходимые средства для побега. Продать их, благодаря целому ряду большевистских декретов, было невозможно, но использовать как прокатные было легко.
В это время езда на автомобилях частным лицам была строжайшим образом запрещена и, кроме того, шла поголовная реквизиция частных автомобилей.
Спасти автомобили от реквизиции, да еще и достать красный пропуск, который выдавался лишь высокопоставленным большевикам, военным частям и учреждениям, было делом нелегким, даже невозможным. Но здесь мне посчастливилось.
Ввиду тревожного положения на фронте и большой угрозы Петрограду, с одной стороны — немцев, а с другой — белых организаций, из служащих городской управы был сформирован так называемый «муниципальный отряд Красной армии». Для нужд этого отряда понадобились автомобили, а их-то и не было.
Опасаясь, что мои автомобили будут реквизированы, и в то же время желая оградить себя от возможного ареста, я явился в городскую управу к народному комиссару Калинину[1326] и сам предложил ему все три свои автомобиля для пользования. Однако я поставил и условие: один из автомобилей, в случае нужды, будет предоставлен в полное мое распоряжение. Так как в это время, как я указал выше, в Петрограде была большая нужда в автомобильном транспорте, то мое предложение было принято безоговорочно и даже с большой благодарностью.
В итоге через три дня у меня не только был красный пропуск в кармане, — этот драгоценный и магический пропуск, — но я получил еще и номинальную должность начальника штаба муниципального отряда Красной армии. Так я обезопасил себя от возможного ареста и от большевистских упреков в том, что являюсь дармоедом и преступно ем народный хлеб. Таким образом, оказалось, что «и овцы целы, и волки сыты». С этого момента начались усилия по добыванию необходимых средств к побегу.
Местом работы была «Вилла Роде» — самое большое кабаре в Петрограде. До революции здесь бывали инкогнито государь и великие князья; здесь кутил Распутин[1327], устраивая фантастические, безобразные оргии, швыряя направо и налево сторублевые екатерининки танцовщицам и цыганкам. А теперь в «Вилла Роде» собиралась самая высокая и отборная большевистская, красная знать, так сказать — красные сливки.
Автомобилем правил я сам и лишь иногда ночью брал помощника. Мой автомобиль стоял далеко, в глубине огорода, замаскированный зеленью и соломой. В случае надобности меня вызывали по телефону, делая это с большой осторожностью и выбирая для развоза гостей надежных, не коммунистов. Ввиду возможного ареста этого автомобиля, неподалеку стоял другой мой автомобиль «Опель», на котором, в случае грозящей опасности, я мог бы бежать и скрыться.
Тот, кто хотел провести время в более уединенной, спокойной, так сказать семейной обстановке, без ненужных дебошей и битья хрустальной посуды, — ехал к цыганам в Новую Деревню. Здесь можно было слушать незабвенные мелодии русских народных песен, исполнявшихся под аккомпанемент гитар и балалаек[1328]. Здесь же можно было слушать и популярные цыганские романсы в исполнении красавиц-цыганок, заставлявших слушателей трепетать, а иногда и плакать под звуки их необыкновенных контральто. Цыгане и цыганки восторженно встречали дорогих гостей, опьяняя их пением и пляской. Они были разодеты в праздничную одежду: мужчины — в яркие, цветные шелковые рубашки, поверх которых были надеты поддевки разноцветного бархата; на ногах — лакированные сапоги гармоникой; на руках дорогие кольца и перстни; все — с гитарами или балалайками. Цыганки в сказочных шелковых и парчовых разноцветных сарафанах, унизанных дорогим жемчугом, золотым и серебряным бисером и стеклярусом; на шее — традиционные ожерелья из разноцветных камней и русских золотых монет; в ушах — типичные громадные золотые кольца; на руках — драгоценные камни. Все они имели знаменитые оренбургские шали и разных ярких цветов платки из тончайшего китайского и японского шелка; на ногах — серебряные и золотые, усыпанные разноцветными камнями, туфли.
Воздух был насыщен ароматом духов — «Лориган Коти» и «Хубижан».
Вот очаровательная цыганка кокетливо подходит к купцу с окладистой бородой и под аккомпанемент русской семиструнной гитары поет своим обворожительным контральто:
Поговори-ка ты со мной,
Гитара семиструнная.
Вся душа полна тобой,
А ночь такая лунная.
Купец бросает пачку ассигнаций.
Начинается непринужденное веселье.
Вот подходит красивый молодой цыган и под мелодичные звуки гитары поет:
Дорогой дальнею и ночью лунною
И с песней той, что вдаль летит звеня,
И с той старинною, с той семиструнною,
Что по ночам так мучила меня.
Так живи без радости, без муки,
В даль мои умчалися года.
И твои серебряные руки
С тройкой улетели навсегда.
Гость, слушая мелодию, глубоко задумался, вино подогрело его чувства, он готов уже прослезиться, вспоминая свое далекое прошлое…
Но в это время очаровательная молодая цыганка схватывает бубен и, пожимая плечами и потряхивая бюстом, исполняет полный неподдельного огня, жизни и удали бравурный цыганский танец. Хор цыган вторит: «Ту-са, ту-са, ту-са мека ме-ча-чо целоваться горячо!..»
Обожая музыку и пение, я любил такие вечера, когда можно было хотя бы на короткое время забыться, отойти
