настоящая любовь, такая же, как у Одиссея и Пенелопы, у Орфея и Эвридики, у Пигмалиона и Галатеи. Что ты вообще понимаешь в любви, мальчишка?! Не подглядывай, — велела художница, стягивая мокрую рубашку.
Джулиано отвернулся, украдкой косясь через плечо на то, как Сандра разматывает стеснявшие её бюст влажные бинты, продолжая ворчать:
— Спутался, как последний дурак, с сеньорой Лацио, когда весь Конт знает о её распущенном нраве.
Это заявление Сандры, вопреки её ожиданиям, не разозлило Джулиано. Он лишь досадливо поморщился и отпил ещё хереса.
Небольшая девичья грудь с торчащим от холода коричневым соском мелькнула и пропала под мягкими складками балахона, спешно накинутого Сандрой на трогательные бледные плечи.
— Ты-то, конечно, большой знаток в любовных делах! — заметил де Грассо, лихо вытирая указательным пальцем вино с усов. — Скажи-ка, кардинал Франциск точно тебе дядей приходится?
Звонкая пощёчина расцвела на щеке юноши алым маком.
Сандра испуганно отпрянула, видя, как Джулиано прожигает её сумрачными тёмными глазами, на дне которых плещется херес.
Юноша помолчал, дёрнул желваками и протянул художнице початую бутылку.
— Прости, мазила, опять я тебя обидел, — нехотя процедил он сквозь зубы, — выпей, не будем ссориться. Сойдёмся на том, что Кипида не слышит наших молитв.
Сандра угукнула, принимая подношение Ультимо. Поджав стройные ноги, она устроилась почти у самого огня, и рыжие блики затопили её кожу и каштановые волосы тёплыми манящими тонами.
— Наверное, в этом жутко неудобно? — спросил Джулиано, небрежно махнув рукой в сторону вороха бинтов.
— Ничего, я привык…ла, — тихо сказала Сандра, дёрнув плечиком, — всё ради искусства. Меня ни за что не допустили бы к росписи стен в Папской капелле, если бы узнали правду.
— Кто ещё посвящён в твою тайну? — тихо поинтересовался юноша.
— Только мой дядя, его викарий и ты, — в глазах художницы мелькнула тихая мольба.
— Я унесу это знание в могилу, — торжественно пообещал Джулиано.
Сощурившись, де Грассо долго смотрел на стройный силуэт девичьего тела, проступавший на просвет сквозь неплотную ткань одежды. Тепло и крепкое шпанское вино постепенно возвращали Сандре естественный румянец.
— Чего ты так пялишься? — спросила она, беспокойно убирая за ухо непослушную прядь волос.
— Пытаюсь привыкнуть к мысли, что ты — это ты, — ответил Джулиано, подвигаясь ближе к её боку.
— Получается? — карие глаза девушки озорно блеснули.
— Более-менее, — Джулиано осторожно положил лохматую голову ей на колени.
Сандра не отстранилась. Её рука скользнула по разгорячённому лбу юноши, убирая налипшую смоляную прядь. Тонкие пальцы со въевшимися следами краски прошлись вдоль шершавой щеки, коснулись острого подбородка. Джулиано поймал узкую ладонь Сандры и запечатлел на ней первый робкий поцелуй. В ответ девушка нежно и страстно прижалась губами к его губам. Джулиано приподнялся и заскользил руками по складкам её наряда, запутался, чертыхнулся и со смехом повалил Сандру на себя, жарко дыша и осыпая её плечи лёгкими поцелуями. Его руки нащупали упругие маленькие ягодицы, изящную волну талии, коснулись напрягшихся грудей, заскользили по атласу кожи вниз, к краям накидки.
Помогая друг другу, они нетерпеливо избавились от лишней одежды. Джулиано потянул девушку на ковёр, мягко накрыл её своим телом. Губы Сандры дрогнули, и бледное лицо озарилось трогательным румянцем.
— У меня ещё не было мужчины, — сказала она, отводя глаза.
Джулиано улыбнулся, касаясь влажным ртом ложбинки на тёплом животе, провёл пальцами по мягким колечкам волос на лобке. Он медленно раздвинул её напряжённые колени, навалился сверху, пытаясь войти в трепетное лоно, но Сандра вся сжалась, болезненно скребя короткими ногтями по его худой спине.
— Не бойся, — тихо пробормотал Джулиано, — больно не будет.
Он взял нежные кисти девушки и бережно завёл их ей за голову. Лишившись возможности сопротивляться, Сандра обмякла в его руках. Джулиано покрыл страстными торопливыми поцелуями немного испуганное лицо девушки и проник в её влажную тесную впадинку между ног. Сандра чуть вздрогнула. Юноша ритмично задвигался в ней, ощущая, как что-то горячее течёт по её бёдрам. Джулиано ускорил темп, накрываемый волнами нарастающего внутри блаженства. Семя, бурно излившееся из него, смешалось с её кровью и запятнало ковёр тёмными каплями жизни.
Глава 76. Тяжёлое утро
Сумрачное утро разлилось по просторной мансарде, окрашивая в дымчатый перламутр холсты и палитры, картины и наброски, разбросанные в беспорядке драпировки и бледные жемчужины тел спящего мужчины и женщины.
Часы на ближайшей башне отсчитали восемь протяжных ударов. Сандра приподняла голову, нахмурилась и стала торопливо одеваться. Джулиано сел, пригладил взлохмаченные волосы пятернёй, улыбнулся, глядя на Сандру снизу-вверх.
— Собирайся быстрее. Ко мне должен прийти дядя, — настойчиво попросила художница, быстро приводя в порядок свой туалет перед узким зеркалом напротив окна.
— А после встречи с дядей великий маэстро де Марьяно свободен? — спросил Джулиано, вальяжно натягивая мятую рубашку и беззастенчиво разглядывая Сандру.
— Нет, — несколько поспешно откликнулась художница, — затем я пишу семейный портрет четы Адэльфини.
— Ну а вечером?
— Вечером я расписываю потолок в новом Папском дворце.
— Я мог бы помочь. Кое-какой опыт у меня уже имеется.
— Туда не пускают кого попало.
— Может быть, завтра у тебя найдётся время?
— Хм, я буду занят до самого Рождества. Много работы, — пробормотала девушка, не глядя на де Грассо.
— Хорошо, встретимся позже, — согласился бесхитростный Джулиано.
— И, пожалуйста, не рассказывай никому о том, что вчера было, — едва слышно произнесла Сандра, — а ещё лучше: забудь о случившемся. Не хотелось бы, чтобы обо мне по Конту поползли слухи.
— Как скажешь, — буркнул юноша, застёгивая мелкие пуговицы дублета.
Кипя от едва сдерживаемой досады и непонимания, де Грассо покинул уютную мансарду художницы. Сотни невысказанных вопросов роились в его голове. Сотни слов крутились на языке. Злость и раздражение разъедали душу.
Раздосадованный на всю прекрасную половину человечества, Джулиано направился к стенам школы маэстро Майнера, но ноги внезапно против воли занесли его в «Последний ужин». Он быстро подошёл к румяной, улыбающейся ему сеньоре Марте и с ходу, пока здравомыслие не возобладало над молодецкой удалью, заказал у неё завтрак и кружку вина.
Устроившись в углу неподалёку от двери, Джулиано в один присест смёл чечевичную похлёбку, закусывая её вчерашней лепёшкой, политой растопленным сыром. Хмуро посматривая на гомонящих за соседними столиками хмельных студиозусов, Джулиано не заметил, как сам начал часто моргать враз осоловевшими глазами и встряхивать отяжелевшей головой.
Яркие огни траттории задрожали и потускнели. Лица завсегдатаев поплыли. Звуки ослабли, точно придавленные толстой периной. В лёгком хороводе закружились рождественские гирлянды на стенах, маски белоснежных ангелов и алых чертей.
Откуда-то сверху полилась негромкая восточная музыка, и в зал спустилась четвёрка асиманских рабынь в развевающихся нарядах из тонкой газовой ткани. Их
