очень улыбалась.
Поездку эту я и совершил на самом деле в последних числах июня вместе с Хрипуновым и вынес из нее немало поучительного, что дало мне впоследствии возможность еще более решительно защищать деятельность Крестьянского банка.
Вернувшись из нее, я передал и Столыпину, и Кривошеину все вынесенные мною впечатления, и ни тот ни другой не обмолвились ни одним словом, что ими замышляется определенный поход на Крестьянский банк, в смысле передачи его из рук Министерства финансов — в ведение Министерства земледелия. Не сказал мне также решительно ничего и Хрипунов, хотя он, несомненно, знал обо всем, что замышлялось в этом последнем ведомстве.
Впоследствии Кривошеин удостоверил меня, что эта мысль созрела у Столыпина только после его сибирской поездки и что у него самого ее никогда не было и ему пришлось только уступить настойчивому желанию Петра Аркадьевича после многих и многих бесед с ним в пути и по возвращении.
Так ли это было на самом деле — я не могу сказать, но думаю, что вопрос о передаче Крестьянского банка давно зрел в ведомстве земледелия и что оно внушило его Столыпину и постоянно укрепляло его в нем, подготовляя даже и способы поставить меня перед совершившимся фактом, предвидя заранее, что я буду противиться этой мере и даже могу, в случае ее осуществления, поставить вопрос об оставлении мною Министерства финансов. По крайней мере, два обстоятельства говорят в пользу такого предположения.
Во-первых, внося еще в начале года в Думу свое предположение о преобразовании Министерства земледелия в ведомство земледелия и землеустройства, Кривошеин, ссылаясь на председателя Совета министров, высказал в своей объяснительной записке, которой я не читал, да и не мог читать, что Крестьянский банк подлежит преобразованию «в направлении его деятельности в сторону возможно тесного слияния его со всею политикою землеустройства».
Во-вторых — лично мне сказал Столыпин о своей мысли в первый раз только позднею осенью 1910 года и, встретив категорическое с моей стороны возражение, сослался на то, что в этом «решении» с ним солидарен и Кривошеин, и он почти уверен в том, что и государь будет того же мнения, — «по крайней мере, — сказал он, — я вынес это впечатление из двукратной с ним беседы на почве сделанного нами обоими (т. е. им и Кривошеиным) чернового наброска нашей мысли».
После моих возражений он прибавил: «Конечно, государь считает вас, как думаю и я, незаменимым, и нам с Александром Васильевичем придется только преклониться перед волею его величества, если он узнает о вашем таком решительном несогласии».
Очевидно из этих немногих слов, что еще до поездки Столыпина в Западную Сибирь мысль об изъятии Крестьянского банка вполне уже созрела у Столыпина и Кривошеина и даже прошла через предварительное одобрение государя, но первый разговор со мною был только в самом конце октября. Подробности этого разговора и то, что из него вышло, — впереди.
Во время одного из сметных моих собраний, которые составляли одно из обычных моих занятий во время ваканта законодательных палат, как-то в самых последних числах июля, ко мне обратился по телефону помощник военного министра генерал Поливанов и спросил меня, не могу ли я принять его по весьма спешному делу. Предполагая, что дело касается, как всегда, какого-либо спора с Военным министерством, по какой-либо статье нашего военного хозяйства, я сказал, что у меня как раз находятся все мои главные сотрудники и я прошу его приехать немедленно. Он ответил мне, что дело касается совершенно иного порядка вопроса, и я предложил ему приехать около шести часов. Когда Поливанов прибыл ко мне, то он просил меня дать ему дружеский совет, как ему поступить, и рассказал, что только сегодня утром он прочитал утвержденный государем всеподданнейший доклад военного министра по Главному управлению Генерального штаба, о котором он не имел ни малейшего понятия, так как все дело держалось в величайшем секрете от него и стало ему известным только благодаря нескромности одного из второстепенных деятелей.
В разработке этого дела Поливанов, по его словам, никогда не участвовал и не допускал даже и мысли, чтобы такой вопрос мог быть поднят в данную минуту и тем более проведен без широкого обсуждения его в недрах министерства и даже без ведома, по крайней мере, председателя Совета министров и министра иностранных дел, если уже не всего правительства, в лице Совета министров.
Ему стало известно сейчас, что решено и повелено приступить к выполнению, в самом спешном порядке с соблюдением величайшей тайны, — упразднения четырех крепостей в Привислянском крае. Он назвал мне из них три: Варшаву, Новогеоргиевск и Ивангород. Несомненно, упомянута была и четвертая, но, вероятно, я просто ее запамятовал; думаю, что это был Згерж.
Основанием такой меры, по словам Поливанова, был принятый новый мобилизационный план, известный под № 18, по которому в случае вооруженного столкновения с Германией предусматривается в первый момент отход нашей армии к Востоку, приближение ее к центрам и районам комплектования запасными чинами и уже затем движение вперед усиленными массами мобилизованных и снабженных всем необходимым войск.
Не касаясь того, что при существующем положении вещей такой план просто неосуществим и что сам Поливанов считает его, как и многие из лучших знатоков нашего военного дела, просто безумием, он обращает мое внимание только на то, что приказ о передвижении отдельных воинских частей отдан и началось даже их выступление, а между тем в тех местах, куда им назначено прибыть, не приготовлено ни казарм для людей, ни хранилищ для запасов и артиллерии. Об этом скоро все станет общеизвестным фактом, а между тем правительство ничего не знает, и никто даже не предварял Министерство внутренних дел, чтобы оно оказало помощь в таком исключительном деле. Поэтому Поливанов просит меня только сказать ему, как ему лучше поступить: ограничиться ли тем, что он передал об этом мне, и просить меня принять уже дальние те меры, которые я сочту нужным, или же я посоветую ему доложить непосредственно председателю Совета министров, рискуя даже тем, что ему придется, может быть, покинуть свой пост в Военном министерстве.
Я посоветовал ему избрать второй путь и тут же, с его разрешения, позвонил к Столыпину и просил его разрешить генералу Поливанову, находящемуся у меня в министерстве, немедленно прибыть к
