людей, не осталось. Остальные жители не выдержали подобного соседства.
Люди какие-то сумасшедшие! Шумели, разрушали домики лесных и речных обитателей, с каким-то сверхъестественным пугающим упоением убивали, убивали без конца и края. Кто не покинул рощу, пока была возможность, попал в солдатский котелок или на вертел, — снабжение в армиях, несмотря на усилия таких специалистов, как Мурцатто, оставляло желать лучшего, что со стороны Лиги Шестерни, что со Священной Унии. О снабжении разнообразных наёмников и бандитов даже речи не шло.
Мурцатто заехала под сень Тисовской рощи.
"Под сень", конечно, громко сказано. По сути кавалеристы двигались рысью меж деревянных столбов, с которых взрывной волной снесло всю листву и ветки.
Слева ухнуло так, что Мурцатто пригнулась. Она осмотрелась и увидела батарею орудий. Вокруг пустые деревянные ящики и гильзы от артиллерийских выстрелов, а это значило, что вот-вот, и работа батареи завершится. Долго оставаться на одном месте нельзя, — с противоположной стороны не дураки воевали.
Мурцатто перескочила через неглубокий окоп, заполненный грязной и заросшей по брови пехотой. Вряд ли солдаты сами вырыли себе укрепление за те несколько часов, пока Страдиоты перегруппировывались. Скорее всего, реликт тех времён, когда каждая влиятельная семья на Стирии вела борьбу за трон губернатора.
Деревьев на пути попадалось всё меньше, всё больше обгоревших пней, и через несколько минут Мурцатто оказалась на опушке.
Генералу Вьюге в чутье не откажешь.
Солдаты Лиги Шестерни поверили в успех и не ждали контратаки. Небольшими отрядами они форсировали реку. Там, где мель, неуклюже переваливалась кавалерия, в других местах сплавлялась пехота. Технику вражеские полководцы берегли. Пока не подавлена или хотя бы не отброшена артиллерия, рисковать ею глупо.
Смолланские Страдиоты оказались в нужное время в нужном месте.
Раздался рёв горна. В атаку!
Передовые отряды Лиги Шестерни — солдаты в красных мантиях — после переправы готовились к наступлению, маршу, к окопной войне, к чему угодно, но только не к обороне.
Они спешно разворачивали тяжёлые стабберы, но кавалерийская лава галопом устремилась на их позиции. Какие-то солдаты Шестерни — в телах которых, наверное, осталось ещё много родных частей — бросились обратно в воду, только бы не слышать грохот лошадиных копыт, не видеть давящую безжалостную стихию. Другие — те, кого уже можно было назвать скитариями — стреляли трусам в спины.
Мурцатто почувствовала возбуждение, вожделение, страсть, называйте, как хотите, приводите даже те сравнения, которые приводить неуместно.
Её волосы встали дыбом, внутри горел огонь, по жилам бежал расплавленный металл. Мурцатто поднялась в стременах и подхватила дикий безудержный боевой клич, превращающий Смолланских Страдиотов в варваров-налётчиков, орду, саранчу, которая оставляет после себя лишь пустыню.
— Убивай! Убивай! Убивай!
Некоторым скитариям удалось развернуть стабберы и даже хлестнуть очередями наступающие порядки, но уже через несколько мгновений циклон и вьюга кавалерии опрокинула солдат Шестерни. Страдиоты наступали вдоль берега, методично вырезая речной десант, не замедляясь ни на мгновение.
— За Вьюгу и Императора!
Блеск сабли в лучах звезды, и Мурцатто забрала первую жизнь. В книгах она часто встречала, что подобное ошеломляет, заставляет задуматься о своей роли в глобальном плане Бога-Императора, но ничего подобного не почувствовала.
Пули, лазерные лучи и разряды рукотворных молний летели навстречу, и в первую очередь Мурцатто думала о выживании. Убей или будешь убитым.
Она секла врагов направо и налево. По голове, по шее, по плечам. В один миг лезвие попало в механизмы скитария, и Мурцатто не удержала саблю. Она выхватила лазерный пистолет, стреляла очередями, но даже так не могла уследить, попадает ли хоть в кого-то — слишком безумный темп и высокая скорость.
Чисто. На верном Богу-Императору побережье не осталось тех, кто служил Богу-Машине.
Страдиоты спешивались, укрывались или вставали на колено, чтобы меткими выстрелами из ружей выбивать из седла всадников Шестерни, которые встретили контратаку по лошадиную грудь в воде.
Теперь уже не только трусы, но всё больше и больше скитариев разворачивались и возвращались на противоположный берег Кляйне, продолжая терять одного бойца за другим.
Из воды начали бить рукотворные гейзеры — артиллерия противника опомнилась и укладывала снаряды так, чтобы прикрыть отступление.
Раздался ещё один сигнал горна, — это пехота может зарываться в землю и терпеть, а кавалерия себе такое позволить не могла. Генерал Вьюга тоже объявил отступление, пока снаряды не начали рваться внутри боевых порядков.
Но даже отступая, Страдиоты заставляли любого врага дорого платить за его сомнительный сиюминутный успех. Пусть в телах солдат Лиги Шестерни крови меньше, чем у тех, кто поддерживал Унию, но в тот день река побагровела хотя бы из-за обрывков красных мантий.
И если бы Генерал Вьюга каждое поражение обращал в победу или хотя бы в большие потери противника, то, возможно, история сложилась бы несколько иначе.
Но вы уже, наверное, догадываетесь, что произошло, и где оказалась Мурцатто через несколько лет.
2
— Найм в бордель дальше, — проговорил вербовщик, окинув взглядом рекрута.
Мурцатто даже пошатнулась. Такое ей никто не смел говорить. И кто же всё-таки решился?! Какой-то доходяга с красным носом и воспалёнными глазами!
— Ну? Чего стоишь? — вербовщик приподнял бровь. — Члены сосут в дальнем конце лагеря, а здесь принимают на службу в Свободный Отряд Георга Хокберга. Работа для настоящих мужчин.
Мурцатто сделал глубокий вдох, выдох, а потом сказала, сжав ладони в кулаки:
— Я для этого и пришла. Стать наёмницей.
— Что? Зачем?! — вербовщик нахмурился, а потом махнул рукой: — А, ладно, забей.
Он помолчал немного, а потом спросил:
— Имя?
— Манрикетта Мурцатто.
Вербовщик прищурился и сказал:
— Что-то знакомое.
— Это распространённая фамилия на Стирии.
— Хорошо. — Вербовщик сделал запись в анкету. — Возраст?
— Двадцать семь.
— Двадцать семь, — повторил вербовщик, старательно выводя буквы.
Мурцатто оценила почерк и предположила, что этот тип совсем недавно освоил грамоту.
— Что умеешь? — спросил вербовщик.
— Я служила в полку Смолланских Страдиотов. Завершила службу в звании генерала-квартирмейстера.
Вербовщик даже присвистнул. Он откинулся на спинку стула, помолчал немного, ухмыльнулся и сказал:
— Смолланские Страдиоты, говоришь? Неплохо мы вас раскатали при Люцене.
Мурцатто ничего не ответила, только стиснула челюсти.
Вербовщик хмыкнул, махнул рукой и произнёс:
— Шучу. Это вы нас раскатали. И при Люцене, и под Эйдхэвеном, и под Нюренбергом. Жизнь всё-таки удивительная штука. — Вербовщик вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет,