тоже подступал к нам, требуя денег "на храм".
— Разойдитесь! — крикнул я, подавая Верного назад, чтобы не нюхать
их зловоние. — Ничего я вам не дам!
— Добрый господин…
— Ради Спасителя нашего…
— Пожалейте убогого…
— Помилосердуйте…
— Заставьте бога молить…
— Ибо сказал Господь: "Кто помог малым сим, помог и Мне!"
Надо сказать, не все они лезли к нам, протягивая руки. Некоторые -
те, очевидно, что облачились в рубище в знак смирения, а не в силу
социального статуса — конфузились попрошайничать и остались в сторонке.
Но и тех, кто напирал спереди и сбоку, уже практически прижав нас к
берегу реки, более чем хватало.
— Прочь! — рявкнул я, теперь уже решительно подавая коня вперед. -
Дорогу! — для пущей убедительности я положил руку на рукоять меча.
— Сердца у вас нет!
— Бога вы не чтите!
— Вот тебе черти в аду-то попомнят!
— Да еще с девкой!
— Девка-то в мужеское одета, страм-то какой!
— С малолеткой, поди, блудодейничает!
— Да он не еретик ли, братия?
Только что они раболепно пресмыкались, выклянчивая жалкие гроши — и
вот уже в их лицах не осталось ничего, кроме злобы. Гнилозубые рты
выхаркивали проклятия, грязные руки тянулись к нам, словно хищные когти.
Правда, паломники все же пятились перед могучей грудью Верного, но
слишком медленно.
Я рванул меч из ножен. Кто-то истошно, по-бабски, завопил,
шарахаясь в ужасе, но в тот же миг три или четыре руки вцепились в мое
предплечье, не давая извлечь оружие. И, несмотря на все их болячки, силы
в этих руках было достаточно. В тот же миг с другого бока кто-то
попытался схватить меня за ногу; я, выдернув ногу из стремени, лягнул
его в грудь, опрокинув на махавшего сзади клюкой калеку, но другой
убогий уже хватал меня за сапог.
— Пристрелю! — крикнула сзади Эвьет. — Пошли прочь, скоты!
Я ничем не мог ей помочь, поскольку все еще боролся с теми, кто
держал меня за правую руку. Я бил их кулаком левой и пытался поранить
тою частью меча, какую мне все же удалось вытащить из ножен (лезвие
обнажилось дюйма на четыре). Одновременно приходилось отбиваться правой
ногой, но я чувствовал, что еще немного — и сапог с меня стащат.
— Верный! — крикнул я. — Вперед! Нно!
Конь ломанулся к мосту, свалив кого-то под копыта, но толпа впереди
была еще слишком плотной. В то же самое мгновение щелкнула тетива, и
один из державших меня хрипло заорал, размахивая простреленной насквозь
выше локтя рукой. Он легко отделался — Эвелина явно метила ему в грудь,
но рывок коня сбил прицел. Времени на перезарядку не было, но Эвьет не
растерялась: почти тут же арбалет мелькнул слева от меня и ударил плашмя
другого моего противника по голове. Тот с испугу ослабил хватку, и мне
удалось вырвать руку и выдернуть меч. Я кое-как сунул в стремя ногу в
полуснятом сапоге и левой рукой, в последний раз заехав кому-то в глаз,
потянул поводья, вздергивая Верного на дыбы — дабы в следующий миг он
мог обрушиться на врагов передними копытами. Эвьет вцепилась в мой пояс.
Раздались визги и вопли. Оборванцы шарахнулись в разные стороны, валя и
топча тех, кто недостаточно твердо стоял на ногах. Меч, со свистом
рассекший воздух, встретил уже лишь пустоту.
— Эвьет, в порядке? — коротко бросил я, все еще удерживая Верного
на месте.
— Да!
— Тогда вперед!
Мы стремительно проскакали по мосту, вынудив еще двух убогих
отшатнуться, прижимаясь к перилам; один сделал это так активно, что
сломал хлипкое ограждение и шумно свалился в воду. "Что-что, а помыться
тебе не помешает!", — подумал я. На другом берегу я, наконец, поправил
сапог и позволил коню перейти на спокойную рысь; даже вздумай
благочестивые паломники кидаться нам вслед камнями, с такого расстояния
они бы уже не добросили.
— Надо было сразу же их мечом разогнать, а не беседы с ними вести,
— пробурчала у меня за спиной баронесса. — Стрелу вот истратила…
— Арби-то не пострадал? — осведомился я.
— Он у меня парень крепкий, — по тону было понятно, что она
улыбается.
— Признаться, не ожидал от них такой прыти, — ответил на ее упрек
я. — Нет, попрошайки, конечно, всегда наглые… но эти все-таки — "божьи
люди", сплошь паршой заросли, лишь бы смирение свое продемонстрировать,
да к тому же недужные, а туда же…
— А по-моему, не стоит ждать ничего хорошего от тех, кто сам себя
плеткой стегает, — возразила Эвьет. — Уж если они с собой так, на что же
с другими-то способны…
— Угу, "возлюби ближнего, как самого себя…" Такие возлюбят — мало
не покажется.
Вскоре нас ожидала очередная развилка. Одна дорога уходила на север
(слегка даже забирая к востоку), другая сворачивала на запад, вдоль Ро -
но, в отличие от реки, не петляла, а, если верить моему рисунку со слов
трактирного слуги, тянулась прямо до самого Ра-де-Ро. Именно по ней мы
приехали бы, если бы лабиринты городских улиц не вывели нас на южный
мост вместо восточных ворот. И именно по ней, судя уже по знакомым нам
приметам, ушла графская армия. Прямого пути на северо-запад не было:
пока что нашему взгляду открывалась лишь равнина, но дальше в том
направлении, насколько мне было известно, начиналась сильно изрезанная
местность — гряды холмов или даже небольших гор, трудно преодолимые для
всадников и повозок (да и для пеших путников тоже едва ли слишком
приятные). Соответственно, армия, направлявшаяся в северо-западном
направлении, должна была обогнуть их либо с юга, либо с востока,
свернув, соответственно, либо на запад, либо на север. Рануар выбрал
первое — и я не мог его за это осуждать: если я верно представлял себе
желательное для него направление и очертания гористого района, такой
путь получался несколько короче. Но вот меня, по понятным причинам,
маршрут, пролегающий через Ра-де-Ро, совсем не радовал. Впрочем, в самом
городе нам нечего было делать ни с какой точки зрения: армия графа, по
всей видимости, находилась там или поблизости как раз в этот момент, а к
тому времени, как мы добрались бы до Ра-де-Ро, должна была давно его
покинуть. Не будучи столь зависимы от хорошей дороги, как отягощенное
обозом войско, мы вполне могли позволить себе срезать угол, проехав
северо-восточнее от опасного для нас места.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
